О Курбском
ПЕРВЫЙ РУССКИЙ ЭМИГРАНТ
Зарубежная судьба русского изменника князя Андрея Курбского в оценке уроженца Херсонской губернии писателя-беженца Александра Яблоновского[*].
Князь Андрей Курбский был едва ли не первым русским эмигрантом. Но интересную историю этого древнего «беженца» мы знаем только по стихам гр. Алексея Толстого. Знаем очень немного: как князь бежал, как писал царю («перо его местью дышит») и как отправил на муки и смерть благороднейшего крепостного рыцаря Василия Шибанова.
Но далее этого бесчеловечного и гнусного предательства по отношению к стремянному «Ваське» широкая публика почти ничего о Курбском не знает. А между тем ведь история беглого князя на этом не кончилась. В эмиграции он прожил много лет, до самой своей смерти, и его жизнь под властью чужого короля могла бы послужить прекрасной темой для целого романа.
Случайно, в маленькой виленской газете «Утро» я наткнулся на очень интересную «историческую справку», почерпнутую из архивов города Ковеля. В этой справке как раз идёт речь о Курбском и его жизни на чужбине. Польский король Сигизмунд Август, который и склонил Курбского к измене, принял русского беглеца как вельможу, прославленного своими победами над немцами и татарами.
Очень благосклонно были приняты и те беглецы, которые прибыли вместе с Курбским. (В ковельском архиве перечислены фамилии двадцати таких беглецов). Но уже очень скоро начались трения между поляками и русскими, и обе стороны, и Курбский и король, остались очень недовольны друг другом. Сигизмунд Август наобещал русскому беглецу целые горы. Но в действительности дал только несколько волостей и городок Ковель с прилежащими сёлами и деревнями. Это было мало, очень мало. У себя, на родине, Курбский считался богатейшим человеком, и жалкий Ковель показался ему скаредным даром.
При том же и Ковель пожаловали ему не на праве собственности, а предоставили только пользоваться доходами с имения без права продавать, дарить и пр.
Своевольный эмигрант, однако, не желал считаться с этими ограничениями и вёл себя как полновластный хозяин. Он дарил деревни своим приближённым (например, Ивану Келемету), плевать хотел на указы и приказы, и частенько от него доставалось и шляхте, и худородным соседям, и особенно евреям.
Приближённый Иван Келемет известен, например тем, что «велел вырыть во дворе Ковельского замка водяную яму, наполнил её пиявками и сажал в эту яму голых евреев».
Конечно, вопли истязуемых были слышны и за стенами замка, и владимирские (так в тексте — А.Х.) евреи, ссылаясь на королевские привилегии, потребовали правосудия. Но Келемет на все еврейские жалобы отвечал одно:
— Не я наказываю, а князь наказывает. Князь же волен в животе и смерти своих подданных.
Дело кончилось тем, что евреи отправили депутацию в Люблин на сейм, где находился тогда и князь Курбский. Король в этой тяжбе принял сторону евреев и приказал московскому беглецу не нарушать королевских привилегий и оставить евреев в покое.
Однако, Курбский ни малейшего внимания на королевский приказ не обратил. Именно после приказа короля, он стал снаряжать целые отряды для нападения на соседние польские земли, а с королевскими послами стал разговаривать как с лакеями.
В результате этих вооружённых походов на соседей было то, что Курбский «завоевал» имение панов Красенских — Туличев.
Конечно, и Красенские жаловались королю, и король новым указом предписал, чтобы Туличев был немедленно возвращён законному владельцу. Но строптивый и буйный русский князь и на этот раз не обратил внимания на королевскую волю.
Случилось так, что пока королевский посланец вёз указ Курбскому, король умер, и это дало повод Курбскому сказать посланцу в присутствии князя Константина Островского:
— Ты, пан, ездишь ко мне с мёртвыми листами, потому что когда король умер, то и все листы его умерли. Когда приедешь ко мне с листами от живого короля, я такие листы с честью от тебя приму. А этих листов, мёртвых, я от тебя не беру.
Эти «предерзости», эти войны с соседями и это сажание в яму голых евреев создали князю Курбскому репутацию своевольного, буйного и опасного соседа. Шляхта жаловалась на русского князя королю, жаловалась сейму, но король ни разу не принял против московского вельможи решительных мер.
Так и текла эта жизнь первого русского эмигранта — охоты, пиры, походы на соседей, сажание в яму евреев…
Князь внушал страх всем, от шляхтича до мужика. Но жизнь его на чужбине была скучна и бессодержательна. Очень талантливый, очень энергичный он жил в своём Ковеле как в неволе. И только в семейной жизни счастье улыбнулось ему.
Князь Курбский за годы своего изгнания был женат два раза. С первой женой он скоро развёлся и женился вторично на девице Александре Петровне Семашко, от которой у него было двое детей: сын Дмитрий и дочь Мария. Но с этой женой Курбский прожил недолго. Он женился в 1579 году, а умер в 1583 году. (Всего в изгнании он прожил 19 лет).
И как только весть о смерти страшного русского князя дошла до ушей его многочисленных недругов, так тотчас же на молодую вдову его посыпался целый ряд преследований и обид.
Королевскими указами у неё отнимали одно имение за другим, а королевские посланцы вели себя в её доме как разбойники.
Вот, что говорят об этом документы Ковельского архива:
«Ночью, 15 июня 1590 года, гайдуки ворвались в Ковель под начальством пана Держка. Они убили сторожей и слуг Курбского, и Держек с бранью и угрозами выгнал кн. Курбскую из города».
Это была неслыханная дерзость, но королевские посланцы пошли ещё дальше. Они обвинили княгиню в «ограблении церквей и арсеналов», арестовали её, содержали под караулом. И лишь с большим трудом вдова вельможи могла получить свободу.
Всё, что пожаловал король её мужу, было отобрано, и кн. Курбская уехала с детьми в свои литовские владения.
Александр Яблоновский.
«Возрождение» (Париж). № 899, 18 ноября 1927.
Примечание:
[*] Яблоновский Александр Александрович (1870-1934) — русский писатель и редактор. Родился в Елисаветградском уезде Херсонской губернии. По окончании одесской гимназии поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, где и получил высшее образование. В 1893 г. дебютировал рассказом «Последыши» в журнале «Русское Богатство». Публиковался в «Сыне Отечества» и «Мире Божьем», где в 1901 г. была помещена имевшая большой успех повесть «Гимназисты». В 1903-1905 гг. вёл в журнале «Образование» раздел фельетона под общим заглавием «Родные картины»; с 1904 г. принимал участие в возродившемся «Сыне Отечества»; сотрудничал с журналом «Товарищ». В 1906 г. был приглашён редактировать московскую газету «Русское Слово».
В 1918 году жил в Киеве, публиковался как фельетонист в газетах «Утро», «Вечер» и «Киевская мысль». В январе 1919 года, во время петлюровской оккупации Киева, перебрался в Одессу, где в марте стал одним из учредителей и сотрудников газеты «Наше слово». Приехав в Ростов-на-Дону, стал сотрудничать с местными изданиями «Парус» и др. В марте 1920 года, во время эвакуации частей ВСЮР, был вывезен из Новороссийска в Египет.
Из Каира переехал в 1921 году в Берлин. Сотрудничал с берлинскими эмигрантскими изданиями («Руль» и др.) и с парижской газетой «Общее дело». В 1925 году из Берлина переехал в Париж. Публиковался в газетах «Возрождение» (Париж), «Сегодня» (Рига), «Эхо» (Ковно). На Первом съезде эмигрантских писателей (Белград, 1928) был избран председателем Совета Союза русских писателей и журналистов стран русского рассеяния.
Умер 3 июля 1934 года. Похоронен на кладбище в парижском пригороде Исси-ле-Мулино.