Глава XXIV.
КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ
Книга Мириэль Бьюкенен – дочери английского посла[1], «свидетельницы всех событий, подготовивших русскую революцию, а также и самой революции».
«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идёт о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников, в конце концов, состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и её составителя. Благодарю их и помню.
Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается её живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.
Публикации первого тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parigskaya-tetrad/.
Публикации второго тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-2: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-2/.
ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ-3: http://archive-khvalin.ru/o-tainstvennom/; http://archive-khvalin.ru/vojna-armiya-i-strana/; http://archive-khvalin.ru/pamyati-imperatora-nikolaya-ii/; http://archive-khvalin.ru/llojd-dzhordzh/.
КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ.
Т. 1. http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-3/krushenie-imperii/tom-i/
Т. 2.
Глава XII. http://archive-khvalin.ru/glava-xii/
Глава XIII. http://archive-khvalin.ru/glava-xiii/
Глава XIV. http://archive-khvalin.ru/glava-xiv/
Глава XV. http://archive-khvalin.ru/glava-xv/
Глава XVI. http://archive-khvalin.ru/glava-%cf%87v%ce%b9/
Глава XVII. http://archive-khvalin.ru/glava-xvii/
Глава XVIII. http://archive-khvalin.ru/glava-xviii/
Глава XIX. http://archive-khvalin.ru/glava-xix/
Глава XX. http://archive-khvalin.ru/glava-xx/
Глава XXI. http://archive-khvalin.ru/glava-xxi/
Глава XXII. http://archive-khvalin.ru/glava-xxii/
Глава XXIII. http://archive-khvalin.ru/glava-xxiii/
+
ГЛАВА XXIV.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вначале русская революция вызвала чувство удовлетворения в широких кругах английского народа. Лишь некоторые, более умеренные элементы нашего общества, принадлежавшие к правившим сферам, не разделяли этих чувств. Они хорошо сознавали, что революционная обстановка губительно отзовётся на настроениях русской армии и уничтожит военную дисциплину. Ллойд Джордж[2], однако, не разделял этого мнения и был, по-видимому, одним из немногих образованных англичан, который приветствовал новый порядок вещей в России, находя его выгодным для Великобритании. В телеграмме, которую он послал Временному Правительству в самом начале революции, он писал:
«Я верю, что революция, на которой русский народ заложил прочный фундамент свободы, является самым большим подспорьем для достижения целей, ради которых союзные государства ведут борьбу с 1914 года».
В речи, которую произнес Ллойд Джордж в Глазго, он выразил ещё больший восторг. «Россия свободна, — заявил он, — и представители России на мирной конференции по окончании войны будут представителями свободного народа, который построит своё будущее на основах демократии».
Отступление русской армии, неуверенность и колебания Керенского и его сподвижников, а также их неумение выполнять раз данные обещания возбудили, наконец, английское правительство и английское общественное мнение против России. Для них всех те кошмарные события, которые мы все пережили, были чужды и непонятны. У них не было ясного представления об истинном положении в России, и они были склонны валить в одну кучу ошибки императорского правительства, бесхарактерность временного правительства и предательство большевиков.
— Россия предала нас! Россия бросила нас! Россия вышла из войны, взвалив на нас всю тяжесть германского натиска!
Это были слова, которые мы слышали повсюду. Роль, сыгранная Россией в начале войны, её безумное наступление в восточную Пруссию, на котором так настаивали французы, потери лучших кадровых частей, которые она понесла, не считаясь с дальностью русских расстояний, и которые были в пятнадцать раз больше немецких потерь — всё это было позабыто.
Для нас, прибывших в такой момент в Лондон, такой подход к русскому вопросу был непостижим. Про Государя и Государыню распространялись самые нелепые обвинения, читались запоем самые абсурдные книги, в роде книги Ле-Ке. Подобные издания считали чуть ли не официальными документами, верили в то, что Императрица была немецкой шпионкой и сносилась с Вильгельмом. Рассказывали о немецких интригах при русском дворе, о продажности русских генералов или же жестокости русских офицеров. Всё, что касалось России, изображалось в самых тёмных и мрачных красках.
В то время слово «большевик» ещё было неизвестно в Англии. Люди спрашивали друг друга, что оно обозначает. Все думали, что большевики были просто напросто кучкой хулиганов, беглых арестантов и всякого сброда, с которыми было легко справиться при помощи нескольких залпов из орудий. Никто не имел реального представления о том новом факторе в мировой политике, который народился на востоке Европы.
Мой отец был сам склонен к оптимизму в начале революции и верил в силу воли, дальновидность и политический талант Родзянко, Милюкова и Гучкова, несмотря на то, что он никогда не сочувствовал идее свержения в России монархического строя. Он был вообще против всякого переворота во время войны. Однако, натиск революции разбросал, как щепки, во все стороны членов Государственной Думы, и они должны были отступить пред этим стихийным движением, а тот факт, что Император отрёкся не только за себя, но и за своего сына, уничтожил все надежды на сохранение в России монархического строя.
По приезде в Англию отец мой был засыпан поздравительными письмами, телеграммами, приглашениями и просьбами об интервью. Однако, он находил, что Даунинг-стрит[3] и правительство держали себя враждебно по отношении к нему. В первые же две недели своего пребывания в Лондоне отец мой засел за очень обстоятельный письменный доклад о положении в России. Но, когда он явился в министерство иностранных дел, чтобы его представить, и велел доложить о своём приходе статс-секретарю, ему ответили, что статс-секретарь занят, и его принял второй секретарь, Гермсворт. Мой отец сказал ему, что он представляет доклад, который может быть очень интересным для правительства. На это Гермсворт ответил, что отец мой потерял напрасно время, так как министерство находится в постоянном контакте с Артуром Гендерсоном, который даёт все необходимые сведения о России[4].
— У вас есть корзина для бумаги? — спросил мой отец спокойно. И, получив утвердительный ответ, разорвал свой доклад на мелкие куски и оставил министерство.
Мысль получать информацию о России от Гендерсона являлась совершенно непостижимой, и оставалось предположить, что или отец мой являлся жертвой нелюбви к нему Ллойд Джорджа, или же министерство недооценивало познания в области русских дел Артура Гендерсона, который сам черпал все сведения на эту тему у моего отца во время своего пребывания в Петрограде.
Когда мой отец получил приглашение на завтрак к премьер-министру, он встретил там то же отношение. И, хотя он рисковал своей жизнью и здоровьем, оставаясь на посту в России, с ним обращались как с человеком, совершенно ненужным, и пренебрегали его советами и указаниями. В то время в Петроград был командирован Брюс Локкарт[5] со специальной миссией, и моему отцу сказали, что так как он находится в Лондоне, то в его советах не нуждаются. Сведения, которые поступали от Локкарта, были более современны и давали более полное представление о положении в России.
Вполне понятно, что мой отец и Ллойд Джордж не питали друг к другу ни малейшей симпатии. Трудно было себе представить две столь диаметрально противоположные натуры, чем эти два человека. Неприязнь Ллойд Джорджа к моему отцу была столь сильна, что превалировала над рассудком. Английский премьер никак не мог простить отцу, что он осмеливался откровенно критиковать его политику по русскому вопросу в 1918 году.
А между тем положение в России становилось всё серьёзнее. Большевицкое правительство бросило свой вызов всему цивилизованному миру. Оно надеялось, что Англия, занятая борьбой на западном фронте, ничем не ответит на убийство Царской семьи, или же оно во всяком случае не будет слишком замечено в Европе. Однако, большевики всё же не были уверены в себе и опасались неблагоприятных последствий. Это доказывает, что сообщение, выпущенное советским правительством по поводу убийства в Екатеринбурге, замалчивало половину фактов, имевших место в ночь на 17 июля 1918 года.
«В ночь на 17 июля, — говорилось в официальном советском сообщении, — по приказу Екатеринбургского совета расстрелян бывший Царь Николай Романов. Его семья переведена в безопасное место».
Даже сэр Карл Эллиот[6] в своём первом рапорте об убийстве заявлял, что Императрица вместе с Великими Княжнами и Цесаревичем были увезены в поезде в неизвестном направлении.
В Тобольске заключение Царской семьи проходило в более или менее мирной обстановке. Губернаторский дом, хотя и лишённый какой-либо роскоши, всё же был довольно комфортабельным. Красноармейцы, окарауливавшие Царскую семью, держали себя в границах приличия. Их начальник — полковник Кобылинский — был честным и прямым солдатом, которому удалось добиться от караула, что солдаты относились к царственным узникам с должным уважением и даже с симпатией. Однако, ранней осенью Керенский послал в Тобольск ещё двух новых комиссаров, которые ввели в режиме заключённых новые стеснения. Когда же Временное Правительство было свергнуто, заключённые должны были готовиться к худшему. Надежды на возможное освобождение делались всё более маловероятными. Безнадёжная попытка молодого офицера Маркова организовать побег Царской семьи, бесконечные интриги и разочарования —·всё это являлось словно продолжением ударов злого рока, который неотступно преследовал всю жизнь Николая II. Попытка освободить Царскую семью, предпринятая таинственным Яковлевым, была также обречена на полный провал.
Снабжённый всеми необходимыми мандатами и документами от советов, Яковлев прибыл в Тобольск с приказанием увезти Царскую семью в Москву. Опасная болезнь Цесаревича помешала осуществлению этого плана, так как Императрица в отчаянии умоляла позволить им всем остаться вместе. Тем не менее Яковлев настаивал на немедленном отъезде, и, после продолжительного разговора с Государем, который так и останется навеки тайной, было решено, что Государь и Государыня с Великой Княжной Марией двинутся в путь. Остальные же Великие Княжны должны будут остаться в Тобольске с Алексеем Николаевичем. Весною 1918 года наступила оттепель, и дороги стали непроезжими. Первая часть пути должна была быть совершена на лошадях. Медленное и неудобное путешествие, вероятно, было настоящим мучением для Государыни. Но она не жаловалась.
В Тюмени их ожидал поезд, но не успели они двинуться вперед, как им сообщили, что путь разобран красноармейцами. Им пришлось повернуть обратно, но, не доезжая Омска, их опять остановили, и Яковлев получил приказание доставить пленников немедленно в Екатеринбург. Там их ожидал комиссар-еврей Голощёкин, и Яковлеву, который по неосторожности оставил большую часть своего конвоя в Тобольске, пришлось сдать своих пленников этому жуткому человеку.
Некоторые предполагали, что Яковлев был эмиссаром германского императора, который поручил ему доставить Царскую семью за-границу. Другие говорили, что он был царским офицером, прикинувшимся большевиком, и пытался спасти во что бы то ни стало Царскую семью. Подлинное имя и дальнейшая судьба Яковлева так и остались неизвестными, и он исчез в хаосе и урагане гражданской войны, оставив по себе впечатление преданности своему Государю и мелькнув, как луч света, в этих непроглядных сумерках отчаяния и безнадежности.
Жизнь в Екатеринбурге не была похожа на прежнее содержание в Тобольске. Дом купца Ипатьева, который реквизировали для содержания пленников, был мал, примитивен и в невозможно-грязном состоянии. Когда оставшиеся в Тобольске Великие Княжны и Цесаревич впоследствии прибыли в Екатеринбург, то оказалось, что в доме не было достаточного количества кроватей, и несчастные девушки были вынуждены спать на полу. Еда была простая и дурного качества, но это не мешало караульным отнимать у узников пищу, если солдатам приходилось что-нибудь по вкусу. У Царской семьи совершенно не было личной жизни. Нередко Великие Княжны были вынуждены менять бельё в присутствии красноармейцев, и последние делали по их адресу оскорбительные замечания. Их наиболее верные слуги были удалены в тюрьму и там расстреляны. И даже тогда московские палачи не были удовлетворены. Под предлогом какого-то непорядка или послабления, оказанного пленникам, был смещён со своего поста командир охраны Медведев, и его заменил бывший каторжник Янкель Юровский. Русские солдаты были заменены латышами.
Нет никакого сомнения, что кошмарное преступление 17 июля было совершено по непосредственному приказу из Москвы. Так же несомненно, что большевики пробовали скрыть от мирового общественного мнения размеры и подробности екатеринбургского злодеяния. «Мир никогда не узнает, что мы сделали с ними», — нагло хвастался Войков, один из участников убийства, после того, как тела Царской семьи были изрублены, облиты серной кислотой и сожжены в лесу, куда они были перевезены. Но когда некоторое время спустя войска адмирала Колчака заняли Екатеринбург, то выяснилось, что в подвалах Ипатьевского дома было расстреляно несколько человек. И вот постепенно, цепь неопровержимых доказательств и свидетельских показаний привела следственные власти к куче пепла в лесу, и тогда для всех стали ясными все подробности екатеринбургской трагедии.
По всей вероятности, война притупила человеческие чувства, или же слишком кошмарна была правда, чтобы ей можно было поверить. Вообще же английское общество, получая всё новые и новые данные о зверствах большевиков, качало головами от недоверия и ужаса, и потом старалось поскорее позабыть обо всех этих тяжёлых вещах. Конечно, зверское убийство двоюродного брата английского короля, его жены, его малолетнего сына и четырёх дочерей, из которых одна предназначалась в жёны будущему английскому королю, — всё это вызвало в Англии в известных кругах взрыв негодования. Но оно было не слишком продолжительным. Та таинственность, которой было окружено Екатеринбургское преступление, открывала бессознательным пособникам большевиков возможность об этом преступлении быстро позабыть …
Некоторое время спустя в Петрограде произошло убийство Урицкого, и чека обнаружило контр-революционный заговор. Всё это послужило поводом к разгрому большевиками британского посольства в Петрограде. Когда в него попробовал ворваться отряд красноармейцев, он был встречен в вестибюле капитаном Кроми с револьвером в руках. Кроми был убит на месте. Консул Вудхоуз и все члены британской миссии были брошены в тюрьму. В Москве на генеральное консульство было совершено нападение, и г. Локкарт, изменивший теперь своё мнение относительно большевиков, был арестован и едва избег расстрела.
Кроми заставили занять пост морского агента в Петрограде. Когда же был подписан Брест-Литовский мир, и весь состав английского посольства в Петрограде покинул Россию, Кроми остался в этом городе с целью предотвратить передачу в руки немцев русского военного флота. Большевики ненавидели Кроми, и он был обречён, так как они знали, что он должен был взорвать русские суда прежде, чем они попадут в руки немцев. Его также подозревали в организации контрреволюционных заговоров. На жизнь Кроми в Петрограде были совершены два покушения, и раз он даже был вынужден, выбравшись через окно, бежать из посольства через крышу. Его письма были полны большой душевной усталости. Он скучал по своей родине, мечтал о том, как он вернётся на корабль и заживёт прежнею жизнью. «Мне надоела политика, основанная на вероломстве и обмане», — писал он мне как-то. А в своём последнем письме говорил: «Как я это всё презираю! Если бы вы знали, как низко пал Петроград! Если бы вы только видели, что большевики из него сделали! Последняя неделя была ещё хуже обычного. Как долго всё это продлится?»
Его конец пришёл 31 августа на ступеньках английского посольства. Он всё же дорого продал свою жизнь, убив в свою очередь двух красноармейцев. Большевики сначала отказались выдать его тело для погребения. И только после долгих хлопот датскому посланнику Окавениусу удалось получит труп Кроми. На погребении Кроми присутствовал весь дипломатический корпус, но до кладбища, в виду угрожающего настроения в городе, гроб с останками героя могло проводить только два или три французских офицера.
Военное министерство в своём докладе о разгроме британского посольства, составленном на основании донесений голландского поверенного в делах, заключило свой доклад следующими словами:
«Всё изложенное указывает, насколько грозно современное положение в России. Если не будет положен конец большевизму, то всему цивилизованному миру грозит страшная опасность. Это не преувеличение, а сама истина. И тот факт, что германский и австрийский консула присоединились к протесту нейтральных миссий, свидетельствует о том, что опасность большевизма сознают даже в германских и австрийских кругах. Целью совместных действий мировых держав является теперь уничтожение большевизма в корне. Если этого не последует, он распространится по всей Европе и даже по всему миру, так как он организован и управляется евреями, у которых нет национальности, единственным стремлением и целью которых является разрушение существующего порядка. Единственным способом предотвращения этой опасности является коллективное выступление всех держав».
После убийства Урицкого красный террор достиг небывалой беспощадности и силы. Аресты и расстрелы сделались в России заурядным явлением. Вся Россия была ввергнута в беспросветную нужду, страх, голод и эпидемические болезни. Героическая борьба белых армий пробуждала надежды на освобождение, но за их успехами последовало горькое разочарование.
Несколько раз отец мой просил британское правительство, чтобы генералу Юденичу, который наступал на Петроград, были посланы снаряжение и продовольствие. Мой отец считал, что овладение Петроградом белыми армиями, помимо своего материального значения, наносило страшный моральный удар престижу большевиков.
Положение советов весною 1919 года было отчаянное. Колчак двигался из Сибири, Деникин наступал на Москву с юга. Донецкий бассейн был во власти белых. Транспорт был дезорганизован. В топливе и в продовольствии был острый недостаток. Однажды Ленин в откровенной беседе с одним американским журналистом признался, что большевикам не продержаться в Москве и неделю, и в Кремле многие уже складывают в чемоданы вещи для поспешного бегства.
Но, по-видимому, Ллойд Джордж решительно не хотел держаться какой-то определённой линии поведения в отношении России. Он то посылал английские войска в Мурманск и Архангельск и тратил миллионы на поддержку Колчака и Деникина, то предлагал, чтобы большевицкие делегаты приняли участие на «Парижской мирной конференции». Он говорил: «Это те самые люди, которых нам необходимо услышать». И, получив категорический отказ французов допустить большевиков в Париж, предлагал, чтобы «мирная конференция» с большевиками состоялась бы на Принцевых островах. Его предложение было встречено советами с восторгом, и принесло делу белой борьбы большой вред.
Радушный приём, оказанный Ллойд Джорджем американскому журналисту Буллиту, побывавшему в России и выехавшему оттуда зараженным коммунистическими идеями, отказ английского премьер-министра принять решительные меры против большевицкой пропаганды на территории Англии, радушие, с которым он принял большевицкое торгпредство по главе с Красиным, — всё это заставляет призадуматься над тем, кто были тайными советниками Ллойд Джорджа по русскому вопросу и чьё скрытое влияние заставляло его каждый раз изменять своё мнение о России как раз в тот момент, когда большевики были на краю гибели.
«Ллойд Джордж действительно оказал нам крупную услугу», — сказал Ленин какому-то журналисту после конференции в Генуе в 1922 году. Один русский профессор, приехавший с Уэлльсом в Англию, с горечью ответил на вопрос одного английского журналиста: «Ненавидит ли Россия Англию?» — следующее:
— Вы поддерживали Деникина, Колчака и Юденича до тех пор, пока их действия были безуспешными. Потом вы предали их. Вам нечего поэтому удивляться, что мы, русские, считаем вас главными виновниками всей гражданской войны в России. И потом вы забыли Кроми. Его убили в здании британского посольства, и вы за него никогда не отомстили. Мы не ожидали, что Англия поступит подобным образом».
Одна за другой белые армии отступали, и они рассеивались. Юденич, захватив Гатчину и дойдя до Петрограда, был задержан у самых ворот столицы. Он был вынужден отступить из-за недостатка в снаряжении. Колчак, отступая на Сибирском фронте, был, в конце концов, предан французским генералом Жаненом в руки большевиков, которые его расстреляли. Пред расстрелом он воскликнул: «Итак, союзники меня предали!». Деникин, не политик, но храбрый солдат, был вынужден отступать, дойдя до Орла. Врангель, сменивший его на посту Главнокомандующего войсками южного фронта, пробовал преобразовать уставшую и дезорганизованную Добровольческую армию, одержал значительные успехи в северной Таврии, но, после подписания поляками с большевиками Рижского мира, был раздавлен свежими большевицкими силами и вынужден был вывезти свою армию на судах в Константинополь.
В своей книге «Является ли интервенция в России — мифом». В.Т. Гуд описывает зверства, совершённые белыми армиями, а также расстрелы пленных. Но он не упоминает об ужасах красного террора, о мучениях, жестокостях и зверствах красных, которые не отрицали даже большевики. «Революция не делается в белых перчатках», — говорил Владимир Войтинский в своей книге «Годы побед и поражений», и Троцкий смело заявляет в своём «Оправдании террора»: «Задачею революций и войн является преодоление воли к сопротивлению у противника. Его необходимо заставить капитулировать и принять условия победителя. Террор является могущественнейшим орудием как для внешней, так и для внутренней политики».
Террор дал результаты, в виду бесчеловечности, с которою он проводился. Благодаря тому, что большевикам не были свойственны никакие человеческие чувства, и они преследовали одну лишь неизменную цель властвования над Россией, он дал им полную победу над несчастной страной, и они теперь являются угрозой для всего мира. Ленин умер, но память о нём поддерживается в русском народе при помощи самых незатейливых приёмов. Отвергая религиозные верования, большевицкие главари заимствовали у православия его культ мощей и икон. И вот мы видим труп Ленина, набальзамированный и выставленный в Москве на Красной площади для поклонения «безрелигиозных» русских народных масс, и красные уголки с портретами «Ильича», которые заменили в русских домах киоты с иконами Христа и святых …
Иностранцы, посетившие теперь Россию, возвращаются в Европу с различными мнениями об успехах социалистического строительства и пресловутой пятилетки. Но некоторые из них не скрывают своих восторгов по поводу нескольких образцовых заводов или же электрических сооружений, которые были им большевиками показаны. Они забывают, что большевики властвуют над Россией уже шестнадцатый год, и не будь их в России, эта страна, столь богатая возможностями, достигла бы неизмеримо более значительных успехов во всех областях экономической жизни, чем при современном политическом строе.
Конечно, всем этим знатным иностранцам демонстрируется лишь фасад большевицкого строительства, за которым скрывается беспросветная нужда, голод, совершенно невозможные жилищные условия и гибель миллионов от лишений, эпидемических болезней, недоедания и расстрелов. Большая часть монументальных сооружений большевиков выполнена даровым трудом политических ссыльных, которые тысячами гибнут, выполняя задания пятилетки. Большевики восстановили рабство в самой его худшей форме.
Старая Россия ушла навеки, и нам, любившим её величавый и красочный быт, остались одни воспоминания, смешанные с чувством невознаградимой потери и сожаления. Она могла иметь свои крупные недостатки — какое значительное государство их не имеет! — но она была могущественна, красива, имела свой колорит и ту своеобразную романтику, которую в те годы, когда я жила в России, уже нельзя было встретить нигде в мире.
Когда я иногда хочу представить себе что-то красивое, я вызываю в моей памяти образы старой России… Шелест бархатных шлейфов, яркие цвета военных форм и блеск драгоценностей. Удары жезлов из слоновой кости представительного церемониймейстера. Старый камергер в шитом золотом мундире с ключом на пояснице, на голубой Андреевской розетке. Казак-конвоец в ярко красной черкеске. Лица молодых Великих Княжон, такие оживленные и жизнерадостные под большими весенними шляпами. Цесаревич, гордый и сосредоточенный, по дороге на фронт со своим отцом-Императором.
Потом… Изуродованные пулями стены Зимнего Дворца, мрачные, глубоко потрясённые, но ещё более величественные в своём одиночестве. Ангел с крестом на высокой гранитной колонне, как молчаливый страж великолепной площади… Бой курантов в Петропавловском соборе…
И через все эти образы прошлого — вылинявший красный флаг на месте императорского штандарта.
Конец.
Примечания:
[1] Бьюкенен Мириэль (англ. Meriel Buchanan; 1886-1959) — британская мемуаристка, дочь последнего посла Великобритании в Российской Империи; автор многочисленных статей и книг, в том числе о Царской Семье и России.
Единственный ребёнок в семье карьерного дипломата сэра Джорджа Бьюкенена. Детство и юность прошли заграницей, где служил отец: в Германии, Болгарии, Италии, Нидерландах и Люксембурге. В 1910 году семья переехала в Россию, куда отец был назначен послом. В России опубликовала два романа о жизни в Восточной Европе: «Белая ведьма» (англ. White Witch, 1913) и «Таня: Русская история» (англ.Tania. A Russian story, 1914). С началом Первой мировой войны семья осталась в России, где мать Мириэль Бьюкенен организовала больницу, а сама она служила там медсестрой. В январе 1918 года семья навсегда покинула Россию.
Начиная с 1918 года, написала ряд книг, посвящённых Российской Империи, Царской Семье Государя Николая II, русскому дворянству и международным отношениям: «Петроград: город беды, 1914-1918» (англ. Petrograd, the city of trouble, 1914-1918. — London: W. Collins, 1918); «Воспоминания о царской России» (англ. Recollections of imperial Russia. — London: Hutchinson & Co, 1923. — 227 p.); «Дипломатия и иностранные дворы» (англ. Diplomacy and foreign courts. — London: Hutchinson, 1928. — 228 p.); «Крушение империи» (англ. The dissolution of an empire. — London: John Murray, 1932. — 312 p.); «Анна Австрийская: Королева-инфанта» (англ. Anne of Austria: The Infanta Queen. — London: Hutchinson & Co, 1937. — 288 p.) и др. В 1958 году опубликовала книгу о дипломатической службе её отца – «Дочь посла» (англ. Ambassador’s daughter. — London: Cassell, 1958. — 239 p.).
В 1925 году вышла замуж за майора Валлийской гвардии Гарольда Уилфреда Кноулинга (ум. 1954). У них был единственный сын Майкл Джордж Александр (род. 1929).
[2] Дэвид Ллойд Джордж, 1-й граф Дуйвор, виконт Гвинед (англ. David Lloyd George) (1863-1945) — британский политический деятель, последний премьер-министр Великобритании от Либеральной партии (1916-1922).
[3] На Даунинг-стрит в Лондоне помещается министерство иностранных дел. Прим. ред.
[4] Артур Гендерсон (1863-1935) — лидер Лейбористской партии Великобритании. После Февральской революции 1917 приезжал в Россию, вёл переговоры с Временным правительством и Петроградским советом.
[5] Роберт Гамильтон Брюс Локкарт (1887-1970) — британский дипломат, тайный агент, журналист, писатель.
[6] Чарльз Элиот — верховный комиссар и генеральный консул Великобритании в Сибири.