В. Тыцких: время Победы!

«ВЕЧНОЕ ВРЕМЯ ПОБЕДЫ»

Новые стихотворения поэта-воина Владимира Тыцких.

Мой друг Владимир Тыцких, большой русский поэт из Владивостока, прислал в редакцию «Имперского архива», по моей просьбе, подборку своих новых стихотворений. В этой небольшой подборке в сжатом виде выражен взгляд поэта на мир: верность традициям, земле, морю и людям, а также приверженность к философскому осмыслению бытия, когда познание Бога и человека есть высшая форма философии. Воин Христов, русский морской офицер Владимир Тыцких продолжает свою духовную брань ради торжества в России и мире «вечного времени победы» жизни над смертью.

Тыцких Владимир Михайлович. Родился в Казахстане (Лениногорск, ныне – Риддер) 29 июня 1949 г. Окончил Усть-Каменогорское медицинское училище и Киевское высшее военно-морское политическое училище. Служил на Балтийском и Тихоокеанском флотах на надводных кораблях, подводных лодках, в газете флота, прошёл путь от матроса до капитана второго ранга. Руководил Приморской организацией Союза писателей России, студией писателей баталистов и маринистов Тихоокеанского управления Федеральной пограничной службы, департаментом информации и печати Морского государственного университета им. адмирала Г.И. Невельского. Автор более тридцати книг поэзии, прозы, публицистики, изданных в Москве, Норильске, Владивостоке, Усть-Каменогорске, Арсеньеве. Публиковался более чем в семидесяти столичных и региональных антологиях и сборниках; в журналах «Байкал», «Бежин луг», «День и ночь», «Звезда», «Знамя», «Москва», «Московский вестник», «Наш современник», «Огни Кузбасса», «Октябрь», «Простор», «Сибирские огни», «Юность» и мн. др. Отмечен лауреатскими званиями в Москве, Хабаровске, Владивостоке, Нью-Йорке и др., награждён медалями им. Константина Симонова, им. Генералиссимуса Александра Суворова, им. Валентина Пикуля. Заслуженный работник культуры России. Живёт во Владивостоке.

«Имперский архив» уже писал о поэзии Владимира Тыцких (http://archive-khvalin.ru/pismo-drugu-v-tyckix/). Предлагаем читателям новую подборку автора.

АНДРЕЙ ХВАЛИН

+

Владимир ТЫЦКИХ

СОЛДАТ РОССИИ

Никто не вспомнит всех твоих имён,

Не перечислит должностей и званий,

Не скажет, кем и как ты награждён

За всё, что совершил на поле брани.

 

То ладен статью и пригож лицом,

То не высок и не приметен с виду,

В интербригаде молодым бойцом

Ты был под Картахеной и Мадридом.

 

Ты, падавший от выстрела в упор

И угасавший от смертельной раны,

Навеки в звёздный уходил дозор

У Халхин-Гола и Баян-Цагана.

 

Уже потом оболганный, ничей,

Ты вовремя рванулся из окопа,

Спасая из концлагерных печей

Забывчивые племена Европы.

 

Порою молчалив и даже хмур,

Порою разговорчив, даже весел,

Ты возвращал китайцам Порт-Артур

И для корейцев брал в атаке Сейсин.

 

Блестящих академий выпускник

И мальчик, в бой шагнувший после школы,

Ты изучал не по картинкам книг

Пейзажи от Вьетнама до Анголы.

 

Впечатаны в твой список послужной

Пути-дороги по воде и суше,

Где стынет в жилах африканский зной

И в жар бросает холод Гиндукуша.

 

Солдат советский, мировой солдат,

В родной сторонке и в краю далёком,

Пред небом и землёй не виноват,

Ты их берёг без страха и упрёка.

 

Солдат России, так тебя зовут

Теперь, но, как не раз бывало прежде,

Тебя земля и небо снова ждут

С отчаяньем, мольбою и надеждой.

 

В сирийских окровавленных песках,

Под Акербатом и у стен Пальмиры,

Смиряя боль, превозмогая страх,

Ты ангелом с небес явился миру.

 

Солдат России, за твоей спиной

Скулит и завывает стая злая.

Прости дурных. Спасённые тобой,

Они живые, потому и лают.

 

Тебе глупцов не привыкать прощать

И миловать врагов давно не внове.

Но и друзей тебе не занимать,

Родных по вере и своих по крови.

 

Ты веру эту нёс через века.

Ты добывал победу кровью этой,

Веками от врага и дурака,

Как дом родной, спасая всю планету.

 

Солдат России, так тебя зовут.

Весь мир твоё простое имя знает.

Тебя по всей земле зовут и ждут.

Иди, солдат. И пусть собаки лают.

*  *  *

Май, он всегда такой – как новый.

Мой двор, иззябнувший зимой,

Укрыт накидкою кленовой

С резной сиреневой каймой.

 

С утра безмолвный ход мгновений

Несёт пронзительную весть

И длинные косые тени

Стремит от Оста на Норд-Вест.

 

Они почти исчезнут в полдень,

Когда на них прольётся свет,

А май решительно напомнит

О тех, кому забвенья нет.

 

Неубывающим потоком

Плечо к плечу, к руке рука

На улицы Владивостока

Сойдут небесные войска.

 

От Крыма до Курил – в едином

Строю, уже навек живом, –

Отец, дошедший до Берлина,

И дед, пропавший под Орлом.

 

Пройдут последние колонны,

Но май вернётся, и опять

В родном дворе сирень и клёны

Их возвращенья будут ждать.

 

* * *

За что радели мы, о чём тужили

В безвестности, в фаворе и в опале,

Каким богам и идолам служили,

В какую даль брели, куда пропали?

 

Сломали дом, своё забыли имя,

Глаза закрыли, прыгнули с обрыва

И захлебнулись криками своими,

И удивились, что остались живы.

 

Когда по нам колокола звонили,

А наши цепи им в ответ звенели,

Должно быть, наши ангелы хранили

Тот свет, что брезжил нам в конце тоннеля.

 

Разверзлась твердь, и почернели выси,

В смятенье каждый в каждом видел зверя,

А свет горел, не допуская мысли,

Что мы в него отказывались верить.

 

Ещё свистящий росчерк артснаряда

Перекликался с пулемётной трассой,

И птицы из расстрелянного сада

Испуганно метались над Донбассом.

 

И мы, на весь на белый свет в обиде,

Ещё внимали чужеумным бредням.

А свет горел и ждал, что мы увидим

Дорогу, что у нас была последней.

 

Она звала, и свет в конце тоннеля

Горел во тьме и потому не гас он,

Что в небе наши ангелы летели

И разгоняли тучи над Донбассом.

 

*   *   *

Рыдание чаек и стрёкот сорочий,

Прибоя предзимнего гул неприветный.

Кленовые кроны разорваны в клочья

И весело пущены ветром по ветру.

 

Охальница осень ольху с абрикосом,

Иргу с диморфантом раздела до нитки,

И в травах полёгших прозрачно и босо

Стволы их трясутся, и гнутся, и никнут.

 

И только в дубравах, стоящих на скалах,

В низинах на ветках дубов-одиночек

Резная листва, пожелтев, не опала

И даже и думать об этом не хочет.

 

Не знаю, какой он – монгольский, маньчжурский,

Но дуб, вне сомнений, герой настоящий,

Встречающий зиму со стойкостью русской,

По вёснам листвой не опавшей звенящий.

 

Корявый, разлапистый, хмурый, дремучий,

В тяжёлую землю вцепившийся прочно,

Не скажешь могучий, однако живучий –

Судьбою испытанный дальневосточник!

 

* * *

Хрупки, как малолетки, и ранимы,

Обижены до глубины души,

Мы в пору бед, взаправдашних и мнимых,

Кричим и плачем о себе любимых,

О личных болях, малых и больших.

 

Чего нам не хватает? Хлеба, соли?

Есть в спальне свет, на кухне есть вода.

Никто нас не лишает доброй воли,

Никто ходить по струнке не неволит,

Никто не прогоняет никуда.

 

Наверное, ещё не всё пропало,

Но у страданий наших тьма причин.

Для тихой жизни нам всего хватало,

Но, до поры молчавшие устало,

О чём теперь мы плачем и кричим?

 

А кто-то сад сажает, землю пашет,

Уходит в море, строит города,

Детишек в детском саде кормит кашей,

Хоть жизнь его ничуть не легче нашей

И даже тяжелее иногда…

 

*   *   *

По диким степям Забайкалья

Вагоны катил тепловоз,

И звон прорывался кандальный

Сквозь лязг громыхавших колёс.

 

Попутчик с попутчицей вздорил,

И души их были тесны

Для малого личного горя

И общей великой вины.

 

Вагон был забит до отказа,

А в нём бушевала гроза:

Срывались два голоса разом,

И гневом горели глаза.

 

Все рядом – так близко, так вместе,

Так тесно, так все заодно…

За стёклами полночь и месяц

С опаской глядели в окно.

 

Всему есть цена. И расплата

За всё – не своё и своё.

К рассвету мы едем, к закату?

Куда мы доедем ещё?

 

То в горку, то снова под горку

По кругу бредут день и ночь

От чьих-то великих Нью-Йорков

До наших родимых Могоч.

 

Одним согревается солнцем

Весь мир, помутневший от гроз,

В котором кто с горя смеётся,

Кто с радости плачет до слёз.

 

От долгих степей Забайкалья

До скорых космических трасс

Простёрлись дороги и дали,

А выбор зависит от нас.

 

Но больно, обидно и дико,

Что в нашем вагоне всю ночь

Мы чьей-то беде невеликой

Всем миром не можем помочь…

 

*   *   *

Земли виденье неземное

Мелькнёт, упав на окоём.

Какою обрела ценою

Звезда призвание своё?

 

Каким предписывалась долгом

Её сверкающая смерть?..

Звезде лететь к земле недолго,

Но невозможно не лететь.

 

Остановить никто не властен:

Она сгорает, но горит;

Она и падает, и гаснет,

А вот – смотри! – опять летит.

 

ВЕЧНОЕ ВРЕМЯ

Где гусарская жжёнка и славный гвардейский крюшон,

Где ликуют полки, отшагав до победы полсвета?..

Вообще-то, мы ждали – так долго! – не всех, кто пришёл,

И до многих пришедших нам не было дел, вообще-то.

 

Кто их знает, весной ли, зимой – где-то там или там,

Задержались родные, которых мы ждали так долго, –

Разошлись, растворились в степях, по горам и лесам,

Потерялись у Буга и Припяти, Дона и Волги.

 

Безоглядное время проходит, а память бежит,

Как вода – не удержишь! – сквозь ржавое драное сито.

Без креста и звезды где-то дед мой в окопе лежит,

Или – страшно сказать! – взятый в плен, помирает от пыток.

 

Может, это не плохо, что дед мой сейчас не придёт

И о том, что сегодня болтают о нём, не услышит,

И кина про войну не посмотрит, и книг не прочтёт,

Что спасённые им, словно бредя, снимают и пишут.

 

Только всё-таки временно время вранья и стыда,

Но нетленна душа моего не пришедшего деда,

И останется с нею и с нами – одно навсегда! –

Из прошедших времён только вечное время Победы.