Каша-1
ЗАПИСКИ ПОЛКОВНИКА
Воспоминания о Русско-японской войне 1904-1905 годов.
В июле 1956 года проживавший в аргентинском Буэнос-Айресе полковник Н. Петров закончил свои «Полковые воспоминания о далеком прошлом. 1904-1905 гг.» и отправил их в канадский Куксвилл под Торонто с посвящением: «Её Императорскому Высочеству Великой Княгине Ольге Александровне». На тот момент Е.И.В. Ольга Александровна (1882-1960), младшая багрянородная сестра Государя Императора Николая II, оставалась последней Великой Княгиней Династии Романовых и пользовалась заслуженным авторитетом и любовью, как в среде русских беженцев во всём мире, так и у членов Владетельных домов Европы. Поэтому неудивительно, что боевой русский офицер именно Великой Княгине Ольге Александровне посвятил свой труд.
Записки полковника Н. Петрова написаны от руки синими чернилами в тетради в линейку. На обложке рисунок, изображающий поднимающихся в атаку солдат Русской Императорской Армии, на переднем плане пехотинец с винтовкой наперевес и рядом барабанщик. На титуле даётся оглавление в рамке, в середине нижнего края картуш с датами: 1904-1905 гг. Вверху над рамкой рисунок маньчжурских сопок. Воспоминания очевидца посвящены событиям Русско-японской войны на Дальнем Востоке и включают в себя три небольших рассказа, написанных от руки. Рукопись была расшифрована публикатором, текст приведён в соответствие с нормами современного русского языка, по возможности сохранены специфика военной лексики и стилистика оригинала; где необходимо, в примечаниях даются пояснения к событиям и действующим лицам. Публикуется впервые.
Предисловие и публикация Андрея Хвалина.
+
СТРЕЛКОВАЯ КАША НА ПАРУ И
НАША ПОЛКОВАЯ КАША «РАЗМАЗНЯ»[1].
В период Маньчжурских ливней в полку, в котором я прослужил 15 лет, а во время Русско-японской войны имел честь командовать ротой и батальоном, нам, наконец, удалось воспользоваться так долгожданным и вполне заслуженным, хотя и неполным, но всё же отдыхом. Мы были ближайшими соседями нашего штаба дивизии. После столь тяжёлых и изнурительных боёв и сидения в окопах нас отвели в тыл – в резерв и для пополнения полка и на отдых. Строевые занятия боевого характера, имевшие громадное значение закаления духа в строевых частях Армии, ставились неотложно во исполнение каждого дня, что в точности практически и выполнялось неуклонно, под отдалённый гул и наших, и неприятельских орудий и треска пулемётных очередей.
Кроме своих прямых обязанностей, крайне ответственных, мне пришлось ещё довольствовать свой батальон в составе 998 человек нижних чинов и 18 г(оспод) офицеров. Фактически, живя только в боевой обстановке полковой жизни, а в частности и вверенной мне роты общими интересами, мне пришлось близко сродниться и узнать в отдельности каждого солдата своей роты, а их переменилось со времени мобилизации немало, и на принципе полного доверия одного к другому, причём заботливое и тёплое отношение, а стало быть и взаимное доверие роты к их командиру и обратно, взаимная выручка и духовная обоюдно внутренняя связь, в целом делали и преодолевали даже всё то, что со стороны казалось просто невозможным, и особенно в тяжелые минуты боевых действий.
Таким образом, родная мне рота в этом отношении вполне выявила своё лицо, и считалась образцом полка. Довольствие в полку было поставлено очень хорошо. Полк довольствовался очередными ротами своих батальонов. Исключительно по вкусовым данным щи, в меру заправленные, приперчённые и хорошо наваристые, были всегда гордостью полка; каша гречневая, пшенная, а в праздничные дни рисовая варилась в простых чугунных котлах-казанах, вкопанных в земляные очаги. Несмотря на постоянные ливни и сырое топливо (которое подсушивалось заблаговременно), (каша) всегда была готова к известному времени, причем гречневая каша, как ее называли все «размазня», была всегда чрезвычайно превкусной, в меру густая и заправленная умело опытной рукой ротного кашевара, с маслом и прожаренным в достаточном количестве луком. Мясная порция была хорошо проварена и каждая строго определенного веса. Дневную порцию прекрасного ржаного хлеба каждый нижний чин получал на руки от раздатчика-каптенармуса.
Дни отдыха, а вместе с тем и строевых занятий в полку протекали нормально: роты пополнялись запасными, с которыми усилились занятия и словестностью[2], и строем. После всего пережитого теперь я часто вспоминаю о невозвратном, прекрасном прошлом моей полковой жизни и боевой, и бивуачной, с её радостями и невзгодами, и невольно мне хочется, вспомнив, рассказать об одном курьезном эпизоде – о стрелковой гречневой на пару каше и нашей полковой «размазне».
Это случилось в один из дождливых дней – в далёкой, холодной Маньчжурии, когда я вывел в поле свою роту, в ранний час, выбрав именно такую погоду, дабы возможно было практически преподать и указать на местности могущие быть с нашей стороны ошибки нами сделанные, сознательно или же несознательно, во время боевых действий роты. Все 15 рот полка были дома и занимались словесностью, я же для практического показа, в самое ненастье, вёл своей ротой наступление на обозначенного мнимого противника на пересечённой местности в поле. К концу занятий дождь прекратился.
Успев произвести полный разбор строевых занятий и объяснив роте в деталях на местности всю важность сути самой боевой обстановки, с указание сделанных нами ошибок и недочётов, имевших бы для нас во время боя пагубные последствия, я дал время и возможность нижним чинам роты привести себя, прежде всего, в надлежащий воинский вид, обменяться между собою мнениями, оправиться и покурить. В это время конный ординарец нашей полковой охотничьей команды подал мне пакет от полкового адъютанта, в записке которого значилось: командир полка предлагает тебе, с получением сего, прибыть в помещение штаба полка (полковая канцелярия), а ниже в кавычках, мелким бисером, рукой адъютанта, большого моего друга, милого Миши Михнева, было приписано: «Приготовься».
Не придав никакого значения этой приписке, я мог всё же ожидать командирской нахлобучки за проявленную, быть может, мою инициативу вывода роты в самый ливень, хотя мною и было накануне доложено об этом командиру моего батальона и от него было получено на это разрешение. Бояться серьёзно чего-либо мне было нечего, имея аттестацию «выдающегося», почему я и считал себя в этом отношении неуязвимым. Приказав вести роту с песнями своему старшему субалтерну[3], а по приходе немедля накормить людей, осмотреть ноги и обувь, заменить сухими портянки, что имело громадное значение в жизни боевой обстановки полка.
Поблагодарив и похвалив роту за строевое учение и отменив послеобеденные занятия, заручившись на то накануне разрешением командира батальона, и тогда только, усевшись на своего верного друга, моего Киргиза, я полной ходой[4] отправился выполнить приказание командира полка. Прибыв в штаб полка и передав Киргиза вестовому, я, как был промокшим, предстал пред ясные очи командира полка. Он встретил меня довольно сухо, но всё-таки приветливо, и нервно потирая руки, что всегда служило признаком его дурного расположения духа. Обратившись к полковому адъютанту, (командир) приказал ему приготовить к докладу и доложить для подписи приказ и другие бумаги и, усевшись за стол, предложил сесть и мне, указав место. Обратясь ко мне и делано глядя в потолок фанзы[5], и при этом усиленно потирая свои руки, высокопарно сказал: «Вот что, капитан, — стараясь быть спокойным, продолжал командир, — вчера по службе я был в N корпусе и стрелки меня угостили солдатским обедом: щи и в подмётки не годятся нашим, не жирные, не наваристые, мало вкусные, но съедобные. А затем, вообразите только себе, что я ел после?».
При этом командир театрально поднял руки вверх, и, глядя в потолок и растягивая слова, многозначительно добавил: «Па-ро-вую гречневую кашу – да какую! Разве только в мирное время мы все едали такую. Это ничто иное, как мечта, конфетка!», — на лице моём невольно появилась улыбка[6].
— Я вас пригласил, капитан, как образцового командира роты у меня в полку и весьма заботливого и умело довольствующего 2-й батальон моего полка. Я много раз говорил и вам и остальным довольствующим другие батальоны командирам рот, что гречневая каша у меня в полку всегда должна быть паровая, а не размазня.
При этом от усиленного потирания рук суставы командирских пальцев начали хрустеть, чем и выражалось в этот момент особенно нервное состояние командира полка. Я при этом невольно встал: адъютант в это время принёс для подписи приказ, и, ожидая дальнейших распоряжений командира полка, здесь же продолжал стоять и быть свидетелем происходящего разговора.
— Да, стрелки счастливее нас, они едят паровую, да ещё какую, кашу, не нашу размазню полковую. Хотя надо отдать справедливость, и очень вкусную и, конечно, только благодаря всецело умелой приправе с пережаренным маслом и луком, что у стрелков действительно и является большим минусом, но зато, вообразите себе, – сама каша! Ах, какая каша, ну просто «гурьевская»[7], но – паровая. Вот что, капитан, если это моё пожелание-требование после моего посещения стрелков не будет выполнено, как моё последнее распоряжение, то я принуждён буду просто вас, командиров довольствующих рот, отчислять от командования ротами за неумелое приготовление паровой каши. Это будет свято, и говорю это я в последний раз, и особенно вам как образцу полка, конечно, и в смысле довольствия.
— Господин полковник! Позвольте вам доложить моё мнение по поводу изготовления паровой гречневой каши у нас в полку!
— Ну, доложите. Слушаю.
— Несмотря на проявленную мною энергию и заботы по довольствию 2-го батальона вверенного вам полка и не смотря на опыт мною проделанный неделю тому назад с котлами для изготовления паровой каши, о чём я уже вам, господин полковник, доносил по команде рапортом и докладывал вам лично, придуманные мною прокладки-сетки второго дна в котлах не дали положительных благоприятных результатов. Правда, что заметили и вы, каша после варки получилась несколько пухлая, но и только, и не крупичатая, но паром всё же пройденная, и представляла собою всё ту же размазню, которая, по мнению всех довольствующих господ офицеров и нижних чинов батальона, была не менее вкусна, чем и раньше, за которую они все могли только благодарить да просить ещё и прибавки. Имея к этому, как вы сами изволили отметить, ещё и исключительно вкусные щи с мясной порцией, которых, наверно, и стрелки не едали. О довольствии в других батальонах нашего полка я говорить ничего не могу, хотя мне так же хорошо известно, что и там пища всегда бывает сытная и вкусная. Примитивная система наших походных котлов для варки паровой каши, при непрекращающихся ливнях, к тому же и отпуск сырого материала для топлива, дают мне право честно доложить, что при таких обстоятельствах и условиях довольствия полка, паровую кашу получить никто, ни я и не другие довольствующие полка лица, не имея настоящих специальных котлов, не в состоянии, при всём желании нас всех и даже получив от вас, господин полковник, категорический на это приказ.
Выслушав внимательно мой доклад, командир, нахмурившись, подал мне руку, сказав, что более меня не задерживает, а затем вдогонку спросил меня, чем сегодня была занята моя рота в первую половину дня? Опять пришлось доложить командиру, что умышленно воспользовавшись дождём и ненастьем, дабы в более естественной и спокойной обстановке практически заняться рассыпным строем роты[8] с указанием и разбором на месте могущих случиться, а также и сделанных ошибок, столь важных и недопустимых в деле боевой обстановки роты. Это в данном случае имело громадное значение для нижних чинов нового пополнения роты, на ходу подтверждая и указывая все ошибки и начальствующих лиц и всех чинов роты, в них погрешных. После моего доклада командир полка спросил адъютанта, что делали до обеда остальные роты?
— Занимались словесностью дома, — доложил полковой адъютант.
— Почему же 7 рота могла выйти в поле и применить с пользой свои занятия к познанию на практике боевой обстановки роты, столь необходимые в боевых действиях полка? – спросил командир.
Ещё раз удостоившись командирской благодарности за разумно проявленную мною и выполненную ротой инициативу своего командира, опять спросил меня, было ли известно командиру моего батальона о занятии 7 роты утром в поле, и, получив положительный ответ, видимо, довольный командир полка, с улыбкой на строгом лице, подав ещё раз мне руку и уже вдогонку громко сказал: «А о паровой каше прошу вас всё-таки подумать и не забыть».
Полковник Н. Петров.
11/24.VII.1956
(Окончание следует)
Примечание:
[1] Рассказ посвящён одному из важнейших моментов в обеспечении и снабжении действующей армии в боевой обстановке, а именно: питания войск. До военной реформы эпохи Императора Петра I организованной готовки еды для военнослужащих не существовало. Технология готовить в военных условиях сразу на большое число людей пошла с выдачи солдатам круп, овощей, соли и денег на покупку мясных продуктов. Огромные изменения в питании солдат в Европе и России произошла после 1809 года, когда французский кулинар Николя Франсуа Аппер предложил методику консервации. В конце XIX века в ходе Русско-турецкой войны было опробовано несколько версий полевых кухонь. С 1889 года Российская Императорская армия начала снабжаться полевыми кухнями по проекту русского офицера Антона Фёдоровича Турчановича. Двух- и четырёхколёсные кухни были более мобильными, к тому же пища в них могла готовиться на ходу. Произошло изменение и в организации питания: теперь еда готовилась не на 10-12 человек, а на роту. Артельщик по-прежнему занимался закупкой провизии, готовил же её кашевар.
Знаменитый котел на колесах для приготовления пищи для войск в полевых условиях появился в Русско-японскую войну 1904-1905 годов. После её окончания, в 1905 г., была образована государственная комиссия по реформе продовольственного снабжения Русской Армии и Флота.
Приготовленную особым способом гречневую кашу, т.н. «драгомировскую, названную так по имени учителя Цесаревича Николая Александровича по военным наукам генерала Михаила Ивановича Драгомирова, всю жизнь любил уже ставший Императором Николай II. Как утверждают историки, «драгомировскую» кашу подавали на царский стол почти каждый день, в качестве горячей закуски перед вторым завтраком. Эту гречневую кашу с грибами готовят, добавляя сливки. Рецепт её сохранился до нашего времени, но вряд ли по нему возможно приготовить гречневую кашу в полевых условиях. Государь Император Николай II любил солдатскую гречневую кашу и при возможности всегда снимал пробу солдатского рациона.
[2] В Русской армии XIX- начала XX вв. «словесность» — занятия в войсках, устное обучение солдат некоторым общим сведениям: молитвам и десяти заповедям, назначению солдата и присяге, значению знамени, истории полка, титулованию особ Императорского Дома, чинам и фамилиям начальства, различению чинов по знакам различия, правилам титулования, порядку внутренней, гарнизонной и караульной службы и т. п. Проводились взводными унтер- офицерами или субалтерн-офицерами, которые, в бытность юнкерами, сами проходили «словесность».
[3] Субалтерн — общее название военнослужащих, состоящих на должностях младших офицеров роты, эскадрона, или батареи.
[4] Полная хода – быстрый и плавный шаг лошади, побежка между шагом и иноходью.
[5] Фанза – традиционное прямоугольное двух- или трёхкомнатное соломенное, саманное или кирпичное жилище, распространённое в Китае, Корее и на русском Дальнем Востоке.
[6] Паровая каша – готовится в два этапа: сначала варится гречневая крупа в одной ёмкости до полуготовности, а затем кастрюлю с кашей ставят в другую кастрюлю большего размера, в которую предварительно налили кипятку, закрыть крышкой и варить на пару до готовности. Каша получается рассыпчатая.
Каша-размазня из гречки – это сильно разваренная крупа, которая требует правильного соблюдения соотношения воды к крупе и длительной варки. Так как кашу варить следует долго, то и жидкости необходимо брать в 2-3 раза больше.
[7] «Гурьевская каша» – гречневая каша на грибном бульоне. Название связывают с именем графа Дмитрия Гурьева, министра финансов и члена Государственного совета Российской империи. Изобретена была Захаром Кузьминым, крепостным поваром отставного майора Оренбургского драгунского полка Георгия Юрисовского, у которого гостил Гурьев. Это блюдо называют среди любимых в меню Императора Александра III. Гурьевская каша упоминается в описании московских трактиров у известного писателя В. Гиляровского. Один из рецептов: приготовить крутую гречневую кашу, заварить ее в горшке грибным бульоном, положив соли и масла. Когда каша будет почти готова, вынуть её из горшка. Горшок вымыть, чтобы стенки были чисты и сухо вытерты, потом положить в него слой каши, слой говяжьего костного мозга, опять слой каши и так до конца. В верхнем ряду должен быть костный мозг. Закрыв горшок, поставить в духовку, чтобы каша упрела и сделалась рассыпчатой. Ныне считается традиционным блюдом русской кухни.
[8] Рассыпной строй – исторический термин, обозначающий распределённый по фронту и расчленённый боевой порядок легковооружённой пехоты, действующей в передовой линии основных сил; считается, что последними вооружёнными конфликтами, в которых, в той или иной форме, ещё применялся рассыпной строй, стала Русско-японская война 1904–1905 гг.