РОЖДЕСТВО В КРЫМУ

Царская ёлка в Ливадийском дворце

«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идёт о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников в конце концов состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и её составителя. Блогодарю их и помню.

Монархический Париж является неот емлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается её живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, об единяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.

Публикации первого тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parigskaya-tetrad/.

Предыдущие публикации из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-2: http://archive-khvalin.ru/predel-rossii/; http://archive-khvalin.ru/vo-vlasti-illyuzij/; http://archive-khvalin.ru/gosudar-v-rodnoj-srede/; http://archive-khvalin.ru/derzhavnyj-georgievskij-kavaler/; http://archive-khvalin.ru/zalyotnyj-gost/, http://archive-khvalin.ru/pamyati-gosudarya/; http://archive-khvalin.ru/tajnoubiennomu-gosudaryu/; http://archive-khvalin.ru/golgofa-rossii/. 

+

Старый мудрый татарин, старшина деревни Уч-Кош Ибрам-Ага, в чёрной меховой шапочке и широком халате на меху, медленно шагал по дорожке фруктового сада, покрытого, как и виноградник, снегом. Рядом с ним шёл его лучший друг, русский помещик, которого он звал просто Владимиром.

Солнце, несмотря на декабрь, сильно пригревало, и из-под глубокого снега уже струились ручьи. Кое-где появились подснежники на высоких зелёных ножках.

— Харош зима, — сказал Ибрам, — персик родится крупный, яблок будет хароший!…

Друзья остановились, любуясь с горы видом на море и на сады Ливадии, с вечно зелёными магнолиями и золотым куполом дворцовой церкви.

Детский смех и крик, раздавшийся позади, заставил их оглянуться.

Дочка помещика, семилетняя Наташа, неслась под гору прямо к ним, скользя и махая руками.

– Папа, папа, — кричала Наташа, — пришёл офицер из дворца, высокий! У него шпоры! Он принёс тебе письмо.

Прочтя письмо, отец повернулся к Ибраму.

– Завтра утром приведёшь коня Государю, а сегодня вечером приходи с внучатами ко мне. Поведём их с Наташей на ёлку во дворец — адъютант принёс приглашение….

Наташа замерла на месте.

– И Царь там будет? — спросила она.

– Будет.

Девочка запрыгала от восторга.

– Идем, Владимир. Посмотрим коня, три зимы берёг, как око, три лета кормил отборным овсом; а уж иноходью идёт, как птица летит. — Так говорил Ибрам-Ага, поднимаясь по скользкой тропинке к селению. Там за саклей, в просторном, крытом загоне на свист хозяина подошёл, легко ступая на стройных ногах, красавец конь, золотистой масти и положил умную голову на плечо Ибраму.

— Хан! — сказал татарин. — Другой клички нема, как хан! А, Владимир?

— Чудный конь, — ответил помещик. — Я даже в свою бытность в кавалерии такого не видывал. Рад будет Государь такому подарку!

Дома начали рано приготовляться к вечеру. Мать одела Наташу в белое платье, расчесала и вновь заплела длинные косы и всё учила:

— Смотри, не вытирай рук о платье, особенно если дадут шоколаду. Вот тебе платочек. А когда увидишь Государя, сделай сейчас же низкий реверанс.

И мать показала, как делать реверанс.

После вечерней молитвы, что пропел мулла на минарете, явился Ибрам-Ага с двумя внучатами, пятилетним Ибришей и восьмилетним Емервильи. В новых бархатных куртках и шароварах татарчата боялись двигаться, чтобы не испортить наряд.

— Ты, Наташа, возьми за руку Ибришу, а Емервильи пойдет рядом, — учила мать.

Наконец, отправились.

Ещё не зажглись на небе звёзды, а окна невысокого нарядного дворца уже были ярко освещены.

Со всех сторон парка стекались дети с родителями.

Нарядные девочки с бантами на головах, маленькие татарки в бархатных, с монетами, шапочках и турчата в фесках.

Задыхаясь от волнения, шла Наташа, таща за руку пыхтевшего Ибришу.

Её беспокоила мысль, что она не узнает Царя, которого не видала вблизи, а знала только по портрету в учебнике брата. А вдруг она не поклонится во время?! Ведь неизвестно, как он будет одет по случаю праздника? Может·быть, он наденет корону, а, может быть, шапку с крестом, как Мономах?

Из широко раскрытых дверей лились потоки света.

Громадная, до потолка, сияющая огнями ёлка, горы игрушек, огромная люстра и шум голосов совершенно ошеломили детей.

У самого входа в зал стоял великолепный человек. На нём была золотая ливрея с массой орденов, белые чулки и лакированные туфли с пряжками.

Толстый Ибриша с мокрым носом замер перед ним в немом восхищении, сося палец.

– Это сам Царь! — прошептал испуганно Емервильи.

Увидав роскошное одеяние и ордена, Наташа опустилась в низком реверансе, а за ней упали на колени, носом в ковёр, оба татарчонка в глубочайшем селяме (от селям алейкум! — здравствуй(те)! (татар.) – ред.).

Кругом раздался веселый смех и голос отца:

– Что ты делаешь, глупая девчонка?

— Оставьте её, — сказал офицер с небольшой бородкой в серой военной тужурке, выходя из зала. Весело смеясь этому зрелищу, он взял сконфуженную Наташу за руку.

— Как же ты не знаешь Царя? Хочешь, я тебе его покажу?

Но Наташе больше всего хотелось плакать. Если бы её внимание не было вдруг привлечено большим деревянным конём на колёсах, конём золотистой масти, совсем как Хан, она бы, конечно, разрыдалась.

Красивая дама, раздававшая игрушки, заметив её, наклонилась к ней.

— Что ты хотела бы получать, девочка?

— Ах, дайте мне, пожалуйста, эту лошадку!

— Что ты, девочка! Это ведь для мальчиков.

— Это ничего, что я девочка.

— Хочу… — прошептала девочка.

— Ну, так смотри! Царь-то ведь это я!

Наташа посмотрела во все глаза на Государя. Хотела сделать реверанс — и не могла; стояла, беспомощно открыв рот, краснея до слез.

— Ну, полно, не бойся, — успокаивал её Государь, — скажи лучше, понравился ли я тебе?

— А… а разве вы… не надеваете шапки?

— Какой шапки, дитя?

— Да шапку, как у Мономаха?

Государь весело рассмеялся.

— Ах, вот что! Как же! как же! Иногда приходится надевать, но сегодня я почему-то не надел! Ну, а скажи мне, какую ты хочешь игрушку?

— Коня! – С мольбой в голосе сказала Наташа. — Когда я вырасту, я буду казаком!

— Ответ достоин награды, — сказал Государь. — Вот тебе конь, благодари Государыню.

Сделав низкий реверанс Наташа бросилась к отцу, держа в объятьях деревянного коня…

Дома, прежде чем лечь спать, она тщательно привязала коня к своей кроватке.

…Тёплый солнечный луч и чириканье воробьёв рано пробудили обитателей помещичьего домика. Наташа ещё пила свой чай с молоком, как пришел Ибрам с внучатами, ведя под уздцы Хана, покрытого шитым шёлком чепраком.

Немного погодя двинулись по направлению к дворцу. Конь шёл легкой поступью, кося глазом на прыгающих кругом детей.

Крытый стеклом подъезд дворца был залит утренним солнцем.

Два черкеса в папахах распахнули двери и став по об стороны их, крикнули: “Здравия желаем Ваше Величество”.

Вышел Государь, тоже в папахе и Государыня в беличьей шубке.

Ибрам-Ага склонился в низком поклоне и передал повод с серебряной насечкой Государю.

— Красавец конь! — сказал Царь. — Угодил ты мне Ибрам-Ага. Слышал я, что дочка твоя, Анфе, выходит замуж. Зови — гостем буду.

Радостно кланялся Ибрам. Касаясь лба рукою и призывая благословенье Аллаха!

Пошли домой.

Наташа бежала за отцом, подпрыгивая; что-то пела, радостное и нескладное, полная восторгом жизни!

Тёплый ветер дул с моря, пахло талым снегом, и уже напоминала о себе царица весна.

Наталья Анненская