Слово о Государе-3.
Дольше века длится в России ГОД ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА. Нас ковали великие страдания и великие победы. И дольше века, и дольше тысячелетия русский солдат уходил от родного порога. Женщины смотрели из-под руки в круглые стриженные затылки своих мужей, сыновей, братьев. Крестили их в спину, утирали слёзы. Ныне, как всегда, враг силён и коварен, он – убийца и лжец от века. Тем весомей будет наша неминуемая победа. Только окончательно поверженный враг заслуживает милости и сострадания. И ещё обязательно по всей земле будут стоять новые памятники русскому солдату-освободителю!
АНДРЕЙ ХВАЛИН.
+
СВЯТОЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ
Слово памяти Государя Николая II Александровича, сказанное историком С.С. Ольденбургом на собрании народно-монархического союза 22 Ноября 1921 года[i].
Часть третья.
Часть первая. https://archive-khvalin.ru/slovo-o-gosudare-1/
Часть вторая. https://archive-khvalin.ru/slovo-o-gosudare-2
Памяти всех погибших за Россию.
Настала осень 1916 года, шёл третий год миpoвой войны. Это — самые тёмные, глухие, отравленные месяцы нашей истории. Так неразрывно они сплелись в памяти с ноябрьским петербургским туманом, когда забываешь о том, что ещё на свете есть солнце.
Огромное усилие летнего наступления не довело войну до развязки. Румынская карта оказывалась битой. Грохот орудий битвы на Сомме[ii] замолкал на западе, в осенней топи волынских болот истекала кровью русская гвардия в мёртвой хватке на подступах к Ковелю и Владимир-Волынску. И только на румынском фронте падали молнии: чужие. Туртукай и Констанца, удар за ударом в Карпатах Трансильвании, грозящий отхват половины Румынского королевства… И бессилие помочь. Дипломатический успех, обращённый в поражение.
И растущая усталость страны. На усталые нервы действует всё, раздражает их всё. И то, что кого-то опять мобилизуют, и то, что кого-то не мобилизовали, и то, что вообще назначили твёрдую цену на хлеб, и то, что назначили слишком высокую цену. Отлив, застой: в такую пору всесильна потребность кого-то винить. И ползёт через лазареты таинственный шепоток об изменниках, о немцах-генералах, о том, что всё — нарочно: и хлеб нарочно дали чёрствый и кто-то сигнал с холма какой-то подал огнём: не чисто дело, не чисто.
С низов нервная усталость поднимается к верхам и принимает немного иные формы – всё плохо; правительство, конечно, виновато; оно плохо, а, может быть, оно намеренно плохо? Точно какая-то таинственная чёрная рука расстраивает всё — железные дороги, снабжение армии и городов. Кто-то на верхах губит Россию. Но как же? Неужели Государь, можно сказать, «сам себе портит»? Очевидно, на него оказывается какое-то таинственное давление. — Тут вспоминают, что Государыня — немецкого происхождения. — Нужды нет, что Она — английского воспитания, что Её домашний язык — английский. Да это никто и не обязан знать. Немка! Вот разгадка… А тут ещё — Распутин. Кто на кого и через кого влияет, не разберёшь. — Но ясно: Россия гибнет, и от каких-то тёмных сил! — При таком умонастроении для субъективной доказательности нужно очень немного. Для иных внезапно услышанная немецкая фамилия какой-нибудь фрейлины казалось откровением о государственной измене при дворе.
Нерасположение к власти имело и более глубокие корни. В сыром, промозглом тумане осени 16-го года загноились рубцы старых ран. Все несбывшиеся надежды, все попранные права, всё затаённое озлобление давало себя знать. В этой волне недовольства искренний подчас патриотизм сплетался с мстительным чувством жгучей давней обиды — и причудливо соприкасался, в ненависти к власти, с притаившимся пораженчеством.
Государь в Ставке, в военной деловой обстановке; Он не чувствует ядовитого дыхания распада. Он склонен, поэтому, приуменьшать его значение. Но Его противники, тe, в стране, развe они не видят, что Poccия больна войной? Может быть, некоторые это сознают. Но о мирe никто не решается заговорить. Наоборот, на верхах оппозиция против власти принимает роль самых решительных сторонников войны до конца. Министры заподазриваются в тяготении к миру — и обязательно к сепаратному миру. А в низах толкуют, что Царь и правительство хотят воевать, пока весь народ не перебьют.
1-го ноября в Г. Думe раздались исторические – да, исторические речи. Историческими бывают и преступления, и ошибки. Организованная вокруг думского блока оппозиция взяла на себя почин обстрела власти. Несомненно, большинство её участников было искренне убежденно, что делает патриотическое дело. В том истинный трагизм осени 1916 г., что обе стороны, в основе, были искренне убеждены в своей правоте.
Но всё-таки, перечитывая знаменитую речь о «глупости или измене»[iii], в которой какие-то недоговоренные сплетни, да статейка венской газеты выдвигаются, как убедительные доказательства тягчайших обвинений против ближайших к Государю людей — невольно спрашиваешь себя: да что это было — чудовищное недомыслие или сознательная клевета? — И единственное возможное приходит на ум оправдание — что и умные люди могут подпадать под массовый психоз.
В данном случае существенно даже не то, насколько было осторожно в напряжённую без того атмосферу больной страны пускать сформулированные и подкреплённые авторитетом думской трибуны обвинения в измене, давать плоть и кровь усталому бреду общества. Надо отдать себе отчёт в том: какое действие атака 1 ноября могла иметь на Государя?
Чего хотели достигнуть руководители оппозиции, направляя стрелу в наиболее близкого Государю человека — остаётся поистине загадкой. Стрела была так направлена, что сам Государь должен был грудью её встретить. Известно, и было известно, как дружно, душа в душу, жили Государь и Государыня. Как должен был отозваться Император на обвинение самого близкого Ему человека в государственной измене, обвинение, сопровождаемое при этом подпольным комментарием грязных чудовищных инсинуаций? Или обвинители просто не понимали, что делают, или среди них были люди, которые отлично сознавали, что, метясь якобы в «немецкую принцессу», они попадут в Русского Императора, — и которые этого-то и хотели.
Может быть, найдутся люди, которые скажут, что для успокоения страны Государь должен жертвовать всем, — значит, и Своей Супругой, — жертвовать хотя бы в угоду клевете, во вздорности которой Он не сомневался ни минуты. Может быть… Но предать своих Государь во всяком случае оказался неспособен. Даже злейший враг Его не сможет утверждать, что Император Николай Александрович ради сохранения власти пошёл на сделку со своею совестью.
Но сознавая серьезность положения, — война! – Государь сдержал порыв негодования, и последний раз попытался — смягчить противоречия. Был yволен в отставку Штюрмер; почти полтора месяца оставалось под вопросом положение Протопопова как ни претило Государю — увольнять, под давлением враждебных сил, человека, в преданности которого он был уверен. Но уступки только окрылили противников. Напор стал всеобщим. Тем, кто был бы склонен теперь строго осуждать, полезно, быть может, вспомнить, что за это время, вслед за Государственной Думой, слова о тёмных силах послушно повторяли: и Государственный Совет, и ряд всевозможных организаций, и даже съезд объединённого дворянства. Напряжение нарастало как снежный ком. От предложений мира — немецкого и Вильсоновского (президент США 1913-1921 гг. – А.Х.), попавших в эти дни, отмахнулись с поспешностью: никто не хотел принять на себя и тени подозрения в наклонности к заключению мира.
В эти дни случилось то, в чем некоторые думали найти исход: убийство пресловутого Распутина. Как бы ни были чисты побуждения участников этого дела, теперь, при свете последующих событий, ясно, что оно явилось роковой ошибкой. Принимая один из призраков горячечного бреда больной страны — за причину болезни, на деле только припечатали Распутинскую легенду кровавым клеймом, оттенили её зловещим светом. А на Государя убийство человека, как ни как принятого при дворе, связанного, в глазах некоторых, нитями суеверных представлений с жизнью Наследника, не могло не произвести отталкивающего впечатления. Распутин мёртвый оказался вреднее живого. Государь решил, что раз дело доходит до убийств, то тут уже не до уступок. Протопопов из управляющего министерством был назначен министром. Трепов ушёл. Вызов был принят.
Те мужественные люди, которые в эти дни остались служить своему Государю, когда тучи сгущались над Его головой, поистине уже за одно это заслуживают уважения. И замечательно, что как раз в то время в министерстве был ряд выдающихся людей дела. Министр земледелия Риттих, министр путей сообщения Кригер-Войновский, военный министр Беляев, министр финансов Барк, министр иностранных дел Покровский, государственный контролёр Феодосьев, — все они были как знатоки своего дела, много выше тех, кто скоро их сменил. Но загипнотизированные люди видели в правительстве — одного Протопопова!
Январское наступление под Митавой оборвалось. Как уже и летом, там были случаи отказа полков идти в бой. Но поистине, нужно было иметь своеобразно устроенную голову, чтобы думать, что этот смертный страх усталых людей магически исчез бы с назначением князя Львова в премьеры! — Россия была больна войной. Мир — или победа или капитуляция — единственное, что могло иметь тут значение.
Это была пора заговоров и слухов. Приезжавший в январе на союзную конференцию лорд Мильнер[iv] зло вышутил их на банкете в своей речи, сказав, что ему его положение напоминает человека, который, просыпаясь, должен был начинать с того, что кричал «нет, нет, нет». — Была тогда же арестована рабочая группа военно-промышленного комитета. Общее негодование! А после переворота, когда революционная деятельность считалась заслугой, её участники хвастались успехами своей пропаганды!
(Конец третьей части).
Примечания:
[i] Ольденбург Сергей Сергеевич (1888-1940) – русский правовед, историк царствования Императора Николая II. Из дворян Лифляндской губернии.
Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1911) и юридический факультет Петербургского университета (1914).
По окончании обучения в 1916-1917 гг. служил в бюро по изучению экономической и финансовой жизни западных стран во время войны при общей канцелярии министерства финансов. Не принял октябрьскую революцию 1917 г. В 1918 г. стал участником Белого движения, вступив в Вооруженные силы Юга России. В 1919 г. являлся секретарем редакции газеты «Великая Россия», которая выходила в Ростове-на-Дону. Эмигрировал сначала в Финляндию, затем – в Германию. В 1923 г. перебрался в Париж. В марте 1922 г. стал секретарём Русского Народно-Монархического Союза. Был участником народно-монархического движения. Сотрудничал с газетами «Возрождение», «Россия», «Россия и славянство». В «Русской мысли» часто печатались его политические обзоры.
В историю исторической науки С.С. Ольденбург вошел как историк царствования Императора Николая II. В рамках данного хронологического периода С.С. Ольденбург стремился рассмотреть все аспекты общественной жизни, не ограничиваясь лишь политикой, экономикой или социальной сферой. Это позволяло создать подробную картину жизни в эпоху николаевского царствования. При написании своего главного двухтомного труда «Царствование Императора Николая II» С.С. Ольденбург использовал разнообразные источники: мемуары современников, переписку Государя Николая II, периодические издания, стенограммы заседаний Государственной Думы, документы Временной Чрезвычайной следственной комиссии (ВЧСК) Временного правительства. Кроме того, в распоряжении автора исследования были дубликаты актов Российской империи, которые хранились в Российском посольстве в Париже. Всё это придает работе С.С. Ольденбурга научную значимость.
В своих трудах С.С. Ольденбург не выделял Россию в отдельную цивилизацию, он видел в ней часть европейской цивилизации, но ту, которая несколько отличается по формам внутреннего устройства жизни от типов, распространённых в Западной Европе. Причём С.С. Ольденбург подчеркивал, что Россия – часть Европы, от нее отличающаяся, но не отстающая.
Основные труды: Выборы народных представителей. Пг.: Свет и свобода, 1917. 30 с. Государь Император Николай II Александрович. Факты и итоги царствования. Берлин, 1922. Россия перед революцией // Русский колокол. Берлин, 1927. №1. С.64-70. Состояние современного знания в вопросе о денежном обращении французской революции // Сборник статей, посвященных П.Б. Струве. Прага, 1925. С. 35–142; Экономическое положение и общественные классы советской России // Русская мысль. София, 1921; Царствование императора Николая II. т. 1. Белград, 1939; т. 2. Мюнхен, 1949.
Умер Сергей Сергеевич Ольденбург в пасхальную ночь 28 апреля 1940 года в Париже.
Текст печатается по изданию:
С.С. Ольденбург. Слово памяти Государя Николая II Александровича, сказанное на собрании народно-монархического союза 22 Ноября 1921 г. Издательство «Стяг» и «Фонд по изданию царских портретов». Берлин. 1922 г. Первая работа знаменитого историка-монархиста, члена Парижского Союза освобождения и Воссоздания Родины Сергея Сергеевича Ольденбурга, посвященная периоду правления святого Императора Николая II. В 1939 г. на основе данного исследования было создано более масштабное издание «Царствования императора Николая II».
«Слово памяти Государя Николая II Александровича» С.С. Ольденбурга представляет собой библиографическую редкость – в музеях, библиотеках, фондах РФ имеется только один экземпляр (дефектный, без обложек) – в Научной библиотеке Государственного архива РФ.
Данная публикация подготовлена на основе экземпляра Берлинского издания, хранящегося в личном архиве А.Ю. Хвалина.
[ii] Битва на Сомме — битва на французском театре Первой мировой войны союзных английской и французской армий против германских войск. Состоялась с 1 июля по 18 ноября 1916 года на обоих берегах реки Соммы. Одна из крупнейших битв в ходе Первой мировой войны, в которой было убито и ранено более 1.000.000 человек, что делает её одной из самых кровопролитных битв в истории человечества.
[iii] «Глупость или измена?» – речь, произнесённая 14 ноября 1916 года в стенах Государственной Думы лидером Конституционно-демократической партии (кадеты) П. Милюковым. В ней были описаны факты неподготовленности России к войне, преступной халатности и коррупции должностных лиц, была обоснована идея необходимости создания ответственного министерства из представителей думской оппозиции. Апофеозом речи было обвинение, выдвинутое непосредственно против Царской Семьи и её окружения. Речь была широко использована революционерами для подготовки свержения монархии в России.
[iv] Альфред Мильнер, лорд – глава английской делегации на конференции союзных держав России, Англии, Франции и Италии, проходившей в январе-феврале 1917 года в Петрограде.