Н. Каразин. Глава 9. — ИМПЕРСКИЙ АРХИВ

Как уже было отмечено выше, туркестанские повести Каразина написаны в приключенческом жанре. По своей динамичности, художественным образам, занимательности они ничуть не уступают произведениям признанных корифеев этого вида беллетристики: Фенимора Купера, Майн Рида или Брет Гарта. Что касается малой прозы Николая Николаевича, в особенности сборника “Рождественские рассказы”, то здесь Каразин должен стоять в одном ряду с такими блистательными мастерами новеллы как Мопассан или Куприн.

Каразин был чрезвычайно плодотворен, его литературное и художественное наследие столь обширно, что потребуется, вероятно, еще немало времени, чтобы его разыскать и изучить.

Итогом писательской деятельности Николая Николаевича стало издание в 1905 году полного собрания сочинений в 20-ти томах, которое вскоре было переиздано. А его живописные и графические работы в настоящее время хранятся в более чем 50 музеях и галереях страны, находятся в частных российских и зарубежных собраниях.

Отдал дань Николай Николаевич и детской литературе. Думаю, этому во много способствовало появление сначала дочери Марии, а затем и двух внучек Магдалины и Тамары.

Вначале Каразин только иллюстрирует книги для детей – “Гуттаперчевый мальчик” Григоровича, “Индийские сказки”, где вновь выступает новатором, экспериментируя с набором и рисунками, пытаясь текст и иллюстрацию слить в единое целое. Лишь тридцать лет спустя, нечто подобное попытаются сделать конструктивисты. В 1881 году выходит книга В. О. Попова “Дети”, для которой Каразин создал 90 рисунков, некоторые из которых были размером 1-2 сантиметра.

Н. Каразин. Глава 9. — Н. Н Каразин. Фотопортрет из книги “Мои сказки” и его дочь Мария Николаевна Каразина с дочерью Тамарой. 1905г. Фотография впервые опубликована в книге Л. П. Ариповой “Преодолевая стену забвения”.

Вскоре Николай Николаевич начинает сам писать сказки, которые выходят, совершенно понятно, с его иллюстрациями – “Мои сказки”, “Сказки деда бородатого”. Особо следует отметить книгу “С севера на юг. Путевые воспоминания старого журавля”. Познавательная сказка для детей, написанная в форме воспоминаний вожака журавлиной стаи о своем первом перелете на зимовку из России в Африку, содержала массу занимательных сведений по географии тех мест, мимо которых пролетали перелетные птицы.

Сказка эта весьма напоминает известную книгу Сельмы Лагерлеф “Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции”. Только вот написана она на 17 лет раньше шведской писательницы. Сказка Каразина, конечно же, не столько о животных и птицах, сколько о людях. В рассуждения старого журавля автор вкладывает свои понятия о добре и зле, о патриотизме, о служении общественному благу, о неразумности войн, и о многом другом. Здесь в полной мере проявилось гуманистическая философия художника и писателя. Приведу небольшой эпизод, когда после охоты людей на птиц молодой журавль радуется, что “все наши уцелели”. На что старый журавль с негодованием отвечает: “Наши, что такое наши? Все наши, все одинаково должны быть нашими — это люди только выдумали, будто есть чужие и наши… есть разные породы, это правда; есть и разные интересы у пород, сообразно их свойств и привычек, а когда дело касается жизни и смерти, — это для всех одинаково…наши…ишь ты какой аристократ! …”

В другом эпизоде, отец молодого журавля – Горлан-трубач говорит: “И поверьте, друзья мои, что и для сильных мира самое мудрое правило – избегать войны, где можно кончить дело, хотя бы и плохим миром”. Вторит ему и мудрая журавлиха: “Великий грех перед Богом, пролитие крови…у нас, слава Богу, у журавлей, этого не водится”.

И как завещание самого писателя звучат наставления умирающего старого журавля в конце сказки: “Живите мирно, живите, не желая никому зла, а если вам кто сделает зло, не мстите. Помните, что всякая месть бессильна и не приносит утешения. Никого не осуждайте. Помня, что и все способны на поступки, достойные осуждения… помните, что общественный долг и общее дело выше личного. Любите – любовь все…Единственно только любовь есть мать всех земных радостей и наслаждений. Сила любви сильнее смерти”.

Обидно, конечно, что путешествие Нильса известно во всём мире, а сказка Каразина забыта. Не пришёлся ко двору советской идеологии Николай Николаевич. Но об этом, чуть ниже.

Двадцатый век принёс Каразину сплошные разочарования: русско-японская война, революция 1905 года. Всё это не могло радовать художника-патриота. Наступило смутное время: “Все чего-то искали, — писал Илья Эренбург в своих воспоминаниях, — оживлённо спорили, волновались, а за всем этим чувствовалась усталость, разуверенность, пустота”[1]. Появились новые направления в живописи, группировки художников отрицающих предшественников. Для Каразина – представителя старой школы – всё это было неприемлемо. Идеалы, которым он служил всю свою жизнь, рушились на глазах. Не сильно порадовало и избрание его академиком в 1907 году. Здоровье Николая Николаевича ухудшилось, и весной того же года по совету врачей он переехал из Петербурга в Гатчину, где климат был более благоприятный. К проблемам со здоровьем добавились и финансовые. Пришлось продать большую часть имущества, картин, рисунков. Это, конечно же, не могло способствовать выздоровлению, болезнь прогрессировала, участились сердечные приступы, и 9 декабря 1908 года Н. Н. Каразина не стало. В некрологе, напечатанном в последнем номере “Нивы” за тот год, говорилось: “Скончался крупный художник кисти и слова Николай Николаевич Каразин. Кому неизвестно это имя? Кто не припомнит эффектные, смело набросанные, полные живой фантазии и блеска его картины и рисунки? Каразина звали “русский Доре” — и это сопоставление не есть натяжка: у покойного художника было много общих черт с знаменитым французским рисовальщиком, любившим, как и Каразин, фантастические, величественные сюжеты. […] Он был чрезвычайно оригинален и самостоятелен в своих иллюстраторских композициях и вносил в них свою богатую фантастику, в особенности, если дело касалось излюбленных им восточных сюжетов. Н. Н. Каразин, можно сказать, грезил в своих рисунках: так ярки и фантастичны и неожиданны были многие из них. Излюбленными его сюжетами были сюжеты этнографические и военные, но в них он вкладывал столько живой поэзии и воображения, что они казались иной раз сюжетами сказочного мира. Он создал свою собственную “каразинскую” манеру, производившую впечатление свежести и оригинальности. Н. Н. Каразин был очень большой талант, и притом талант истинно русский: порывистый, страстный, увлекающийся. Работал Каразин с изумительной быстротой: о нем рассказывали целые легенды по этому поводу. И в течение своей долгой жизни (он скончался 67 лет отроду) он создал так много, что потребуется немало времени, чтобы хотя лишь приблизительно разобраться в его произведениях.”

Похоронен был Н. Н. Каразин с воинскими почестями на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге при большом стечении народа.

Советской власти творчество Н. Н. Каразина не приглянулось. Художник и писатель огромного дарования он был попросту вычеркнут из истории отечественной культуры. В Литературной энциклопедии, изданной Комакадемией в 1931 году под редакцией А.В. Луначарского, Каразин подвергся уничижительной критике. Его назвали ярким представителем “колониального романа” и обвинили в невнимании к “угнетённым и бесправным инородцам”. Уличив в пристрастии к мелодраматизму и излишним “кричащим эффектам”, писателя приравняли к авторам бульварных романов. Очевидно, что статья эта явно заидеологизированная, хлестко приклеившая ярлык бесталанности, имела мало отношения к литературной критике. Как пишет Э. Шафранская: “Упомянутые “кричащие эффекты” (вероятно, составители имели в виду этнографизм сюжетов Каразина) – это, пожалуй, самая яркая, делающая его прозу неповторимой черта. Она завораживает современного читателя, а уж тогдашнего, для которого Каразин был Колумбом Средней Азии, думаю, и подавно. Называть любовные сюжеты “мелодраматической фабулой” – этого принижающего “комплимента” может быть удостоен, при желании, любой любовный сюжет. По поводу того, что Каразин “менее всего интересуется угнетенными и бесправными “инородцами””: при жизни писателя критики, свободные от прессинга советской идеологии, писали совершенно противоположное – в частности, о пристрастии Каразина к изображению местных народов, на которых, как указывал литературный критик П. Н. Ткачев, он и “сосредоточил свое внимание”[2].

О Каразине, как художнике, также практически не вспоминали на всём протяжении советской власти. Картины, конечно, не уничтожили, но об издании альбомов и репродукций, не могло быть и речи. Очевидно, повлияло и участие художника в оформлении альбома о Восточном путешествии Цесаревича, будущего Государя Николая II.

Сегодня, по счастью, постепенно издаются художественные произведения Каразина, пишутся научные работы и статьи о нём. Хорошо бы ещё переиздать полное собрание сочинений, подарить нынешним детям каразинские сказки. Надеюсь, это случится.

Добром вспоминают Николая Николаевича и в Болгарии. В 2008 году в Софии в честь 130-летия освобождения от турецкого ига, там, как свидетельство благодарной памяти болгарского народа, была издана книга “Дунай в огне” на болгарском языке.

И закончить повествование я хочу словами самого Каразина, из той самой сказки о журавлях, звучащими сегодня как никогда актуально: “Надо, чтобы славные и добрые дела глубоко врезались в душу современников, передавались такими же глубокими, неизгладимыми чертами в сердца потомства и из поколения в поколение, без напоминающей помощи колоссальных, а все-таки не вечных монументов, хранили вечную славу о добрых и мудрых своих предшественниках…”[3].

Примечания

[1] Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь. В 3-х томах. т. 1 — М.: Текст, 2005.

[2] Элеонора Шафранская. “Туркестанский текст в русской культуре: Колониальная проза Николая Каразина (историко-литературный и культурно-этнографический комментарий)”. — СПб; Свое издательство, 2016.

[3] Николай Каразин: С Севера на Юг. Путевые воспоминания старого журавля. М; Энас-Книга, 2021.