Крушение Европы-3

Первая мировая и гражданская война разделила Россию на советскую и зарубежную. В историографии период между двумя мировыми войнами получил наименование INTERBELLUM или, по-русски, МЕЖВОЙНА. Осмыслению русской национальной зарубежной мыслью процессов и событий, приведших к грандиозным военным столкновениям в истории человечества, их урокам и последствиям посвящен новый проект «Имперского архива» INTERBELLUM/МЕЖВОЙНА. Для свободной мысли нет железного занавеса, и дух дышит, где хочет.

АНДРЕЙ ХВАЛИН

+

КРУШЕНИЕ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЕВРОПЫ

Россия, с самой зари своей истории, родилась нацией в стиле европейской культуры. Как нация, мы всегда были единосущны Европы.

Часть 1. https://archive-khvalin.ru/krushenie-evropy-1/

Часть 2. https://archive-khvalin.ru/krushenie-evropy-2/

Часть 3.

Образ, явленный Европою по окончании войны, был образом кладбища и развалин. Казалось невозможным преодолеть причинённые ею потери – нравственные и материальные – настолько они были огромны. Между тем, мы видим теперь воочию, что старая Европа нашла в себе достаточно силы, чтобы преодолеть эти потери и ряд стоявших перед ней затруднений и понемногу заживить сочившиеся раны.

Что происходило в эти годы после войны в Европе? Как ни одиозно многим это слово, нельзя не сказать, что в ней происходил по всей линии, сначала робкий, и ещё в себе неуверенный, но далее всё более утверждавшийся процесс реставрации. Всё становилось понемножку на своё, неизбежно прежнее, место: и люди, и навыки, и положения, и мировоззрения. Постепенно восстанавливалась вся прежняя иерархия: и социальных, и духовных ценностей. Мы определили консерватизм как «чувство вечной юности страны». И вот это-то чувство, эта философия старины – вновь стали постепенно овладевать Европой. Они явились результатом постепенного заживления её ран и, в свою очередь, восстанавливали её и духовно, и материально.

В первое время после войны замечалось почти повсеместно искательство перед народными низами. Это было прямым последствием революционной психологии военного периода. Тогда казалось, что одним народным низам принадлежит будущее. Чрезвычайно ярким представителем этой психологии и этой политики, своеобразно сочетавшихся с выдвижением на первый, хотя и скрытый, план защиты крупных материальных интересов (например, связанных с добычей нефти или угля) – был Ллойд Джордж. Но не на основе этой панической психологии и этой демагогически-меркантильной политики, а на основе своего вечно живого консерватизма начала восстанавливаться Европа. Она вновь ощутила в себе живую потребность и старый врождённый вкус к иерархии – во всех смыслах этого слова. Вновь выдвинулась идея целого, идея служения государству, подчинения частного всеобщему, т. е. именно та идея, которая должна была бы лежать в основе истинного социализма и которую как раз подменили противоположной и в корне ложной идеей классовой борьбы… Воскресла и идея права и собственности, а вместе с тем и уважение к ним…

Все эти сдвиги нашли внешнее выражение в усилении консервативных элементов в политической жизни всех стран, и прежде всего в Германии, где революционные настроения в первое время после войны были особенно напряжёнными. Но эта же линия усиления европейского консерватизма выразилась ещё более отчетливо в итальянском фашизме и — хотя и в совершенно иных очертаниях и ином сочетанием сил — во французской парламентской диктатуре Пуанкаре. Весьма символическим в том же отношении является и нынешнее владычество консервативной партии в Англии.

По мере того, как крепли, повсюду в Европе, консервативные силы, «мировая революция» не только отдалялась в неопределённое и туманное будущее, но меркла и разрушалась сама её идея. И параллельно – падал неизбежно и кредит большевизма: и материальный, и духовный. Рабочие массы, ранее с ним солидаризовавшиеся, стали от него отходить. И по мере того, как «старый мир» стал вновь оживать (не только в предвидении отдельных умов, но и в сознании масс), и коммунизм, порождённый ненавистью к этому старому миру, стал вырождаться в мировой бандитизм. Несмотря на крупную материальную поддержку Москвы, коммунистические партии Западной Европы стали разлагаться…

Все это, конечно, далеко ещё не значит, что враг побежден. Это только означает, что он не победил. Ему противостоит ныне выдержавший огненное испытание войны и надвигавшейся революции, традиционный европейский консерватизм, т. е. самое живое существо Европы. Можно ли сомневаться, что исцеление недугов «старого мира», — такие недуги, несомненно, существуют, — произойдёт не извне, не от внешней и чуждой ему силы, а изнутри, от его собственных творческих сил? А это исцеление и будет заключаться в продолжении непрерывности его консервативной традиции, в отслоении от неё всего чуждого и наносного…

Но всё, что было сказано выше о Европе, вполне приложимо и к России… Россия, с самой зари своей истории, родилась нацией в стиле европейской культуры. Как нация, мы всегда были единосущны Европы. И несмотря на многие помрачения нашего европейского существа, как нация, мы всегда были и навсегда останемся европейцами. Европейские культурные традиции — это наши традиции, и европейский консерватизм — наш консерватизм. Мы изменили, хотели изменить ему, поддавшись этническим инстинктам, и за это сейчас жестоко наказаны.

Поэтому-то нашим кличем, особенно в нынешнюю годовщину бедствий, и должно быть: назад в Европу, к европейским традициям, к европейскому консерватизму. Рюрик, Ярослав Мудрый, Пётр, Екатерина! Взор всех этих светочей нашей национальной истории был обращён на запад, в Европу, а не на Восток. О Западе мечтали, Запад предчувствовали и прозорливец Грозный, и даже «татарин» Годунов. Западным, европейским, а не восточноазиатским, каким его и раньше хотели и ныне многие хотят сделать сейчас, было для Св. Владимира, типично варяжского князя, и принятое им христианство. И на в течение всего Киевского периода нашей истории, – что повторилось и в императорском Петербурге, и продолжалось вплоть до сумеречных десятилетий – мы составляли с народами Запада единую семью.

Не нужны заоблачные искания. Разве недостаточно мы наказаны за них? Не надо бесплодных и самоубийственных потуг сказать какое-то неведомое «новое слово».

Противопоставим, напротив, неизбежной лжи и дурману этого «нового слова» испытанную правду нашего старого европейского дела. Углубимся в наше славное и неотделимое от европейства национальное прошлое, найдём и поймём в нём те же основы, на которых может быть восстановлена Россия.

Александр Салтыков[*]

«Возрождение» (Париж). № 1192, 6 сентября 1928 г.

Примечание:

[*] Салтыков Александр Александрович (1872-1940) — граф, философ, историк русской культуры, публицист и поэт-«младосимволист». Из 1-й линии 3-й ветви старомосковского рода Салтыковых. Образование получил в Императорском училище правоведения, позднее обучался на юридическом факультете Московского университета. В 1894 году Салтыков начал службу по ведомству МВД. С 1899 по 1902 годы — мстиславский уездный предводитель дворянства. Надворный советник (1906) в звании камер-юнкера.

Граф Салтыков увлекался литературной деятельностью, находясь под влиянием «младосимволистов». Большое влияние на творчество и взгляды Александра Александровича оказал В. С. Соловьёв.

После революции эмигрировал в Германию. В начале 1920-х годов в Мюнхене основал издательство «Милавида», основным ассортиментом которого стали книги на русском и немецком языках, включая и его собственные. Были опубликованы несколько поэтических сборников: «Оды и Гимны», «Новые песни» (1922), «Трофеи» («Сонеты»), «Античные мелодии», «La Gaia Scienza».

В начале 1920-х сотрудничал с мюнхенским журналом «Hochland», публикуя статьи о прошлом и будущем России, «об экономических, политических, культурных и религиозных аспектах современной русской и советской жизни». Свои очерки автор называл «национально-психологическими». В 1922 году в издательстве «Милавида» вышла книга «Две России».

Основной историософской мыслью Салтыкова была та, что принципиальные отличия России от Европы определяются её географическим положением: изо всех стран Европы только одна Россия не входила в состав Римского мира.

Переехав во Францию, Салтыков печатался в парижских изданиях «Cahiers de l’étoile», «Le Monde slave», «Revue bleue», «La Revue catholique des idées et des faits» и др. и газете «Возрождение», став с 1925 года «одним из идеологов» наряду с П. Б. Струве и И. А. Ильиным.