По царскому чину

К 100-летию духовной победы Царственных страстотерпцев на Уральской Голгофе. О поминовении Всероссийских Самодержцев на Божественной Литургии

Прошло восемнадцать лет, как Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в сонме новомучеников и исповедников ХХ века Царская Семья была причислена к лику святых. Прожитое с момента канонизации Государя и Августейшего Семейства время показало, что, слава Богу, не произошло охлаждения церковного народа к памяти Царственных Страстотерпцев, как опасались Их почитатели, и на что в тайне надеялись царские недруги.

Более того: новозаветное озеро христианской любви к святому Царю все шире разливается по стране. Как показали майские «Царские дни» в Екатеринбургской епархии, святой Государь Николай II Александрович ныне почитается все более широкими слоями российской общественности не только за свой христоподражательный подвиг, но и как мудрый государственный деятель и вождь народа.

Исповедывание Царя-страстотерпца идет тесным путем, на котором нерасторжимо переплетаются горячая молитва к Нему верующих, научно-богословские исследования периода Его царствования и современная богослужебная практика. Это живительное триединство наполняет наши сердца надеждой на преображение России и возвращения к нашим историческим формам правления.

Тридцать лет назад, когда я работал в архивах и собирал редкие материалы для книги о Приамурском Земском Соборе 1922 года во Владивостоке – первом государственно-церковном законном органе российской власти, принесшем официально покаяние в грехе Бого-и цареотступничества и восстановившем Династию Романовых на Российском престоле, то столкнулся с поразившими меня фактами, точное объяснение которым смог найти спустя длительное время.

Речь идет о поминании Государя в чине Божественной Литургии и об особых богослужебных просфорах, “вынутых по Царскому чину” и сыгравших незаметную для расцерковленного мира, но важную роль в прижизненной и посмертной судьбе Благочестивейшего Государя Императора Николая II Александровича, что также оказало мистическое влияние на историю русского народа, государства и Православной Церкви в ХХ веке. Тогда, в 1993-ом году, при издании книги “Восстановление монархии в России” мне пришлось ограничиться лишь упоминанием об этих фактах. Теперь настало время дать им объяснения, тем более что они открывают дальнейшую перспективу для приложения наших сил.

Сегодня верующие прекрасно осведомлены из вышедших за последние годы книг о многочисленных пророчествах о христоподражательном подвиге Царя за русский народ. Испив горькую чашу страданий за свой народ, Царь-мученик Николай завещал нам пример милосердия и всепрощающей любви. Пророческий сон митрополита Макария (Невского) раскрывает мистическое значение этой жертвы: “…я увидел громадное поле покрытое цветами. В середине поля стоял Царь, окруженный множеством людей, и из Своих рук давал им манну. В этот момент прозвучал голос: “Царь взял на себя вину русского народа, и русский народ прощен”. (С. Роуз. “Небесное царство”. Калифорния, 1984, с. 76.)

В книге “Собственный Его Императорского Величества Конвой”, изданной за рубежом тиражом всего несколько сот экземпляров и распространявшейся по подписке, с которой мне удалось познакомиться по экземпляру, принадлежащем родному племяннику Государя Николая II Александровича – Тихону Николаевичу Куликовскому-Романову, приводится следующий малоизвестный факт. В первое Воскресенье после “отречения”, 5-го марта 1917 года, Государь, как всегда в Ставке, пошел в Могилевский Собор к обедне. Обычно после литургии Он отдавал просфору городским детям, но в тот памятный день протянул ее, словно манну небесную, маленькой крестьянской девочке, которую держала на руках ее мать. Это было последнее свободное общение Царя со Своим народом. (“Собственный Его Императорского Величества Конвой”. Сан-Франциско, 1961, с. 319).

Можно с достаточной степенью уверенности предположить, что Царь по окончании Литургии получал из рук священника не обычные малые просфоры, которые даются в конце службы большинству молящихся в храме, а так называемую “служебную просфору”, из которой во время проскомидии вынимаются поминальные частицы за живых и мертвых. Раздача на отпусте таких “служебных просфор” – обычная дань уважения священнослужителей к близким им прихожанам или высокопоставленным богомольцам, а тем более к Помазаннику Божиему. Но вот вынимал ли в присутствии Государя в храме священник частицу “по Царскому чину” за его здравие в алтаре – одному Богу теперь известно. Почему сегодня ответить сразу утвердительно на этот вопрос не представляется возможным, станет ясно из дальнейшего повествования.

В том, что здесь – в богослужебном поминовении Царя – дело отнюдь не рядовое, становится ясно из случая, произошедшего со Святейшим Патриархом Тихоном, когда не только советская власть, но и обновленцы упорно ставили ему в вину именно вынимание просфоры “по Царскому чину” за здравие томившегося в узилище свергнутого с Прародительского Престола святого Царя-Мученика Николая с Августейшей Семьей.

Патриарх Тихон, обрание которого происходило в Москве 28 октября 1917 года уже под грохот большевистских пушек и было предопределено прозорливостью Государя Императора Николая II, повелевшего в девятьсот пятом году приступить к подготовке Всероссийского Поместного Церковного Собора, как покаяние за отступников-иерархов, за весь русский православный народ и как свое пастырское благословение “вернул” через Тобольского епископа Гермогена низложенному Монарху просфору, вынутую “по Царскому Чину”.

Из Обвинительного заключения по делу граждан: Беллавина Василия Ивановича, Феноменова Никандра Григорьевича, Стадницкого Арсения Георгиевича и Гурьева Петра Викторовича по 62 и 119 ст. ст. Уголовного Кодекса и пояснений Святейшего Патриарха на допросах (л.д. 228, т. I) выясняется: “по поводу поминаний за литургией бывшего царя Николая II обвиняемый Беллавин показал, что во время его служения в Знаменском монастыре к нему обратился Тобольский епископ Гермоген (Долганов) с просьбой вынуть частицы за Николая, Александру, Алексея и Ольгу. Вынимая частицы, он, Беллавин, спросил: “Это, вероятно, за бывшего государя с семьей?” – на что Гермоген (Долганов) ответил утвердительно”. (АКТЫ, СВЯТЕЙШЕГО ТИХОНА, ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РОССИИ, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917-1943. Сборник в двух частях. Составитель М.Е. Губонин. Из-во Православного Свято-Тихоновского Богословского Института. М., 1994, с. 263).

Из тобольского узилища Благочестивейшая Государыня Императрица Александра Феодоровна пишет своей подруге и фрейлине А.А.Вырубовой 23-го января 1918 года: “Епископ (Гермоген) за нас, и Патриарх в Москве тоже, и большая часть духовенства”. (“Письма Царской Семьи из заточения”. Джорданвилл, 1974, с. 250).

Здесь имеется в виду тот самый Священномученик Гермоген, бывший епископ Саратовский, который, будучи введен в заблуждение, в 1911 году позволил себе резкие выпады против Их Величеств, за что и был отстранен от кафедры. Впоследствии он глубоко покаялся в этом грехе. Назначенный в Тобольск после революции и по прибытии туда Царственных Узников, он Им всячески помогал, посылал просфоры, молитвы и благословения.

“В 1918 году, — говорится в комментарии к письму Государыни Императрицы от 20 марта, — вскоре после Всероссийского Церковного Собора, Патриарх Тихон благословил, чтобы по всей России двинулись крестные ходы. Владыка Гермоген благословил на крестный ход и Тобольск. Накануне Владыку предупредили, чтобы никакого крестного хода не было или его арестуют. На следующий день он служил в Тобольском Соборе обедню и молебен. Все знали, что крестный ход запрещен. Но вот загудели колокола и Владыка в сопровождении духовенства, с крестами, хоругвями и образами, вышел из собора. Крестный ход состоялся. Огромная толпа народа двигалась с пением “Спаси, Господи, люди Твоя” вдоль стены, вокруг Тобольского Кремля, возвышающегося над городом. Губернаторский дом, где была заточена Царская Семья, расположен ниже Кремля. Владыка Гермоген остановил крестный ход на том месте стены, откуда был хорошо виден губернаторский дом, а в окнах были видны Их Величества и Августейшие Дети. Запели молебен, по окончании которого Владыка один подошел к краю стены. Один стоял он над Тобольском, с деревянным крестом в руках. Потом он высоко поднял крест и благословил Царскую Семью”. (Там же, с. 322).

Будучи допрошен совдеповскими властями по поводу величания в Благовещенской церкви города в присутствии находившейся там Царской Семьи Государя Императора “Его Величеством”, епископ Гермоген прямо заявил беззаконникам: “Так как, по данным Священного Писания, государственного права, церковных канонов и канонического права, а также по данным истории, находящиеся вне управления своей страны бывшие короли, цари, императоры и т.д. не лишаются своего сана как такового, и соответственных ему титулов, то поступок о. Алексея Васильева (служившего тогда литургию — А.Х.) я не могу считать и не считаю преступным”. (“Дом Романовых. Последние дни последнего Царя”. М., 1991, с. 117).

Арестованный в ночь на Великую Пятницу 20 апреля/3 мая Владыка Гермоген был отправлен в Екатеринбург и заключен в тюрьму. Здесь он оставил своему духовнику о. Николаю письменное покаяние своей старой вины перед Их Величествами, называя Августейшую Семью “многострадальным святым Семейством”, и просил огласить свое письмо всему миру. 16 июня 1918 года епископ Гермоген Тобольский засвидетельствовал всю глубину раскаяния в грехе отступничества от Помазанника Божьего своей мученической кончиной, приняв лютую смерть от беззаконников. Священномучениче Ермогене, моли Бога о нас!

Спустя месяц приняла мученические венцы и Царская Семья. Первый, кто возвысил свой голос с осуждением этого страшного злодеяния, стал Святейший Патриарх Тихон. Уже 19-го июля 1918 года на протоколе совещания Соборного Совета, созванного по вопросу о служении соборной панихиды по расстрелянном бывшем императоре Николае II (о гибели всей Семьи большевики тогда умалчивали), он наложил резолюцию: “Благословляю Архипастырей и пастырей молиться о сем на местах”. (“Акты…”, с. 142).

А спустя два дня прозвучало Слово Святейшего Патриарха Тихона, сказанное богомольцам в Казанском соборе г. Москвы во время торжественного патриаршего служения литургии по случаю храмового праздника. Оно приобрело такое значение, что потребовало настоятельной необходимости ознакомить с ним членов Поместного Собора.

Вот выдержки из этого патриаршего Слова с комментариями к нему члена Собора протоиерея П.Н. Лахостского (выписка из 132-го Деяния III сессии Священного Собора). Протоиерей П.Н. Лахостский (внеочередное заявление): “Я выпросил себе слово, чтобы познакомить в нем в кратких словах с тем, о чем теперь со вчерашнего дня очень много говорят в Москве. А если многие знают и говорят, то и члены Собора должны знать и обстоятельно подумать. Дело в том, что вчера Святейший Патриарх в Казанском Соборе совершал литургию и после Евангелия выступил со словом, которое он произнес экспромтом. Это слово, с разрешения Его Святейшества, я записал. Вот с ним-то я и познакомлю вас:

“…Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший государь Николай Александрович, по постановлению Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство – Исполнительный Комитет одобрил это и признал законным. Но наша христианская совесть, руководясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего государя: безпристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит пред нелицеприятным судом Божиим, но мы знаем, что он, отрекаясь от престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы, после отречения, найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринимал для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе… и вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-либо вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние – уже после расстрела – одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом, как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточают в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены Слова Спасителя нашего: “Блаженны слышащие Слово Божие и хранящие е”.

Вот слово, произнесенное Его Святейшеством, мною записанное, просмотренное и одобренное Святейшим Патриархом. Я наблюдал, какое впечатление производило оно на народ. Его Святейшество говорил с волнением. К сожалению, его слышали не все, но мне показалось и другим, что те, кто слышали, почувствовали какое-то облегчение от сознания, что заговорили те, кому следует говорить и будить совесть. Правда, на улицах говорят различно, некоторые злорадствуют и одобряют убийство, но верующие будут чувствовать себя смущенными. Вчера, без всякой связи со словом Святейшего Патриарха, в храме Христа Спасителя совершена панихида. В храме св. Спиридония, по требованию народа, панихида совершена дважды. Народ ждет, что мы, как представители и носители христианской совести, присоединимся не к тем, кто убивает и одобряет убийство. Мое предложение к Собору: присоединиться к слову Святейшего Патриарха, подобно тому, как Собор присоединился в свое время к посланию Его Святейшества с анафематствованием. Настоящее слово прекрасно выражает, представляет собою самую суть того, что говорилось о событии на Соборе в пятницу (6/19 июля 1918 г. – Сост.), пред совершением панихиды. Мы делом уже выразили свое согласие с словом Патриарха…” (“Акты…”, с. 142-143).

В начале августа Святейший Патриарх Тихон обратился с Посланием ко “Всем верным чадам Православной Российской Церкви” с призывом уже к всенародному покаянию в грехах в наступающие дни св. Успенского поста и призвал народ церковный умолять милосердие Божие о помиловании и спасении России, а также назначил “дни 12, 13 и 14 августа (ст. ст.), для нарочитого всенародного молитвенно-покаянного подвига”. (“Акты…”, с. 144-147).

Такая ясная и твердая позиция Святейшего Патриарха, безусловно, вызывала ненависть новых правителей России. Инспирированный ими обновленческий раскол в Русской Православной Церкви одной из своих главнейших целей ставил “поразить пастыря”, оставшегося верного Писанию и Преданию Церкви стада Христова – Патриарха Тихона, публично обвинив его в молитвенной поддержке Царя. В глазах этих “свободолюбивых” лже-братий такое обвинение имело не только политический смысл, но и канонический характер.

Так, после захвата в октябре 1922 года большевиками территории Приамурского Земского Края, на котором с августа месяца существовало монархическое правление Династии Романовых, церковную власть во Владивостокской епархии узурпировали обновленцы. Новоявленный архиепископ Василий увольнял не подчиняющихся ему священников с приходов на покой, а по домам верующих Владивостока рассылалась листовка против Патриарха Тихона, который даже спустя пять лет после убийства Государя Императора обвинялся “в посылке гр. Николаю Романову в г. Екатеринбург, через епископа Гермогена благословения и просфоры, как “Царю”. В ультимативной форме от верующих также требовали подчиниться обновленческому поместному “собору” 1923 г., Высшему Всероссийскому Церковному Совету, Сибирскому Областному Церковному Совету и местному Епархиальному управлению”. (Государственный архив Приморского края. Ф. 1368, оп. 1, ед. хр. 3, л. 28, 28 об.).

Источником многих бед Русской Православной Церкви в ХХ веке стало отступление от прежних канонов в богослужебной практике, исподволь начавшееся еще при царском правлении. Поминая на Божественной Литургии уже свергнутого Государя и вынимая из просфоры частицы за его здравие “по Царскому чину”, и Святейший Патриарх Тихон, и епископ Гермоген, и сотни архиереев и священников тем самым обличали отступников в рясах, в том числе и бывший Святейший Правительствующий Синод, с удивительной легкостью издавший распоряжение прекратить молиться за Царя и повелевший клиру начать провозглашать здравицы “за благоверное Временное правительство”.

Эту ситуацию прекрасно проанализировал в одной из своих работ известный современный богослов и историк Церкви протоиерей Валентин Асмус. Вышло его исследование в свет мизерным тиражом 500 экземпляров в сборнике материалов Юбилейной Х Ежегодной Богословской Конференции Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, которая состоялась 20-22 января 2000 года.

Из статьи протоиерея Валентина Асмуса становится ясно, как шел процесс “антимонархической апостасии” в недрах Российской Православной Церкви, и что очень важно – дается сравнение нашей богослужебной практики с греческой в разные периоды существования этих Православных Поместных Церквей.

“В императорской России поминовение на проскомидии совершалось в таком порядке: “Помяни, Владыко Человеколюбче, всякое епископство православных, Святейший Правительствующий Синод, и святейшыя православныя Патриархи (и митрополита нашего имярек, егоже есть епархия…), честное пресвитерство, во Христе дьяконство и весь священнический чин, игумена, имярек, братию и сослужебники наша, священники, дьяконы, и всю братию нашу, яже призвал еси во Твое общение, Твоим благоутробием, Всеблагий Владыко.

Помяни, Господи, Благочестивейшаго, Самодержавнейшаго Великаго Государя нашего Императора Александра Александровича всея России, Супругу его, благочестивейшую Государыню императрицу Марию Феодоровну, Наследника его, благовернаго Государя Цесаревича и Великаго Князя Николая Александровича, и весь царствующий Дом…

О памяти и оставлении грехов святейших Патриархов, православных и благочестивых Царей и благочестивых Цариц, блаженных создателей святыя обители сея…” (Служебник, в царствующем Граде Святаго Петра, 1890).

Несколько не соответствовала этому порядку печатаемая в чине проскомидии наглядная схема расположения частиц на дискосе: выше всех частиц, вынутых за живых и умерших, помещалась частица за Императора, затем за Синод и Патриархов, затем за живых и, наконец, ниже всех – за мертвых.

Правда, к концу истории нашей Империи произошли симптоматические изменения. В издании Служебника карманного формата 1916 г. на обычной схеме расположения частиц на Дискосе не изображено особой частицы за Императора (на этот факт прот. Валентину Асмусу указал настоятель церкви святых Бориса и Глеба села Отарова Ярославской епархии иеромонах о. Мефодий – А.Х.). Как видим, даже в недрах Святейшего Синода прокладывал себе путь антимонархизм, в данном случае на волне клерикальных настроений. Именно в этом нужно видеть причину пассивности Синода в судьбоносном феврале перед тем, как он покорно самоликвидировался по указке новой, “демократической” власти.

Мы видим, что и в греческом, и в русском богослужении молитва о царях занимает видное место. Понятно, каким ударом была отмена всех молитв о царе сразу после “великой бескровной”, при том что Россия не провозглашалась республикой вплоть до сентября 1917 г. (…) Это даже может служить одним из психологических объяснений резкого падения церковной практики: богослужение потеряло свой привычный вид и стало чужим. Конечно, наша иерархия поступила не лучшим образом, по первому мановению Временного правительства бросившись кромсать богослужение.

Несколько осмотрительно поступила греческая иерархия, когда в 1974 г. (в третий раз на протяжении ХХ в.) в Греции была упразднена монархия. Было издано распоряжение (В нем предписывалось сохранять без изменения все молитвы Божественной Литургии, где поминались цари; тропари, кондаки, светильны и другие песнопения, связанные с царями; моления об усопших царях. Допустимо, но не обязательно стало умолчание в заамвонной молитве, в малом и великом освящении воды о “ныне здравствующих царях”. Известный тропарь “Спаси, Господи, люди Твоя…”, в котором призывается помощь Божия для победы благочестивого царя над варварами, оставался в отличие от России без изменения – А.Х.).

Нам, во всяком случае, стоит принять во внимание греческий опыт и восстановить в подлинном виде хотя бы заупокойные упоминания царей, которые у нас по старой советской памяти продолжают выбрасывать, и упоминания, имеющие “историческое значение”. С другой стороны, следует всячески избегать литургического отождествления того, что было до 2 марта 1917 г., с тем, что имеем теперь.

Напротив, нам родствен светлый трагизм порабощенных византийцев, которые никогда не забывали всех благодеяний Божиих, явленных в христианской истории, и очень хорошо знали разницу между тем, что было и должно быть, и тем, что есть”. (Протоиерей Валентин Асмус “Господи, спаси Царя (Пс 19: 10): молитва о Царе в православном богослужении”. В сб.: “Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института: Материалы 2000 г.” М., 2000. Тир. 500 экз. С. 100, 105-107).

Бог даст, во благовремении будут внесены соответствующие изменения в современное чинопоследование Литургии и другие соответствующие тексты, и православный народ сможет открыто и без лукавства поминать не только последнего на настоящее время Царя-Мученика Николая II Александровича, но и всех Русских Самодержцев “по Царскому чину”.

 

2001-2018