Полтавские торжества — ИМПЕРСКИЙ АРХИВ

К 225-летию Полтавской Победы

«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идет о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников, в конце концов, состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и ее составителя. Благодарю их и помню.

Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается ее живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.

Недавно отпраздновали здесь, в Париже, 250-летие учреждения Русской Императорской Армии. А на днях минуло 25 лет со времени, как отпраздновали мы 200-летие первого испытания этой армии, испытания, выдержанного, давшего возможность Московскому царству выйти на широкий путь Российской империи.

Торжественное празднование 200-летия полтавской победы решено было сделать всероссийским патриотическим народным событием. Столыпин, со свойственным ему широким размахом, хотел этот день рождения и укрепления императорской России сделать днём общения царя с его народом и дать возможность славным полкам, детям петровских победителей, увидеть тихую Полтаву и поля, орошенные кровью отцов, поля, видвшие и кровавую битву, и радостное ликование царя и войск после победы 200 лет тому назад.

Гениальный замысел!

ПОЛТАВСКИЕ ТОРЖЕСТВА — Памятная открытка в честь 200-летия Полтавской победы
https://smolbattle.ru/data/attachments/

Блестящий по парадам и помпе, по наружности, праздник в идейном замысле не удался, принеся глубокое неудовольствие, разочарование, даже озлобление многим слоям населения. А какой был случай дать народу возможность увидеть царя, побыть под его очарованием.

Задолго до празднеств полтавское дворянство, земство, город обратились к министру двора с просьбой передать Государю верноподданническое приглашение посетить наши губернские учреждения.

Им было в очень резкой форме отвечено, что никаких приглашений Государю не должно быть направляемо, что полтавцы никакого отношения к торжествам не имеют, что это праздник всероссийский, что хозяином будет только Государь, и все приглашения будут исходить от него.

Больно было это получить, и это определило и характер всех празднеств.

Всё исходило от министра двора. Всё исполнялось департаментом полиции. Для депутаций, собиравшихся со всех концов России, были установлены всякие затруднения, опросы, требования ручательств. Больше известного числа лиц в депутацию не допускали; депутации получали билеты с разбором, каждый был заподозрен и должен был доказать противное. Лица, приехавшие с депутациями, но сверх установленной нормы, и просто приехавшие отдельно — оставались без права входа, стремились все-така попасть, бросались всюду, обвиняли местных деятелей, происходили тягостные инциденты и недоразумения — до вызова на дуэль включительно. Никто не признавался достаточно надёжным, чтобы иметь право дать разрешение, или провести кого-либо через ряды охраны: ни губернатор, ни предводитель дворянства, ни другие местные власти.

С первых же минут было общее неудовольствие. Многие даже отказались быть на некоторой части торжеств, так как везде требовались особые билеты.

Я сам видел, как министров Кривошеина и Рухлова, бывших даже в мундирах, охрана не хотела допустить в Земский Дом, так как они не захватили с собой билетов.

Полиция была привезена из Петербурга, Москвы и царских резиденций, оттуда была и охрана; они не могли знать даже друг друга, а тем более многих приглашённых лиц.

Трудно было добиться права участия в празднествах людям, которых все знали, за которых ручались, а с народом поступили ещё проще — его просто не допустили.

Целый день толпа приехавших даже из дальних уездов крестьян стояла со своими подводами у подъездов к городу в надежде посмотреть на своего царя. Полиция не пропускала никого. С большим трудом пропустили наших лошадей и кучера. Я приехал из деревни на автомобиле, и такую в те времена редкую штуку пропустили без препятствий.

Разочарование, обозлённые на дворянство, которое было допущено, разъехались крестьяне по домам, унося с собой нехорошее чувство по отношению к царю, не снизошедшему к простому народу. Это мне рассказывали наши крестьяне, приезжавшие за 80 вёрст. Заведующий всей полицией царскосельский полицмейстер взволнованно рассказывал нам, что он настаивал на допущении народа, но охрана не соглашалась.

Я знаю, что Столыпин был против такой системы, он возмущался, но его не послушались.

Я помню приезд Государя с вокзала по широчайшей Кременчугской улице — 40 саженей ширины — бывшему Екатеринославскому шляху. Дорогу устроили посередине этой улицы.

Государь проехал в коляске, на великолепной серой паре. За ним нескончаемым поездом следовало начальство… А кругом на улице — ни души. Только в боковых улицах стояли оттеснённые толпы городских жителей.

Государь заметил это отсутствие народа, был очень недоволен, резко это сказал полицейским устроителям. На следующий день все заставы были сняты — но больше никого около них не было. Наши губернские власти, очень несочувствовавшие этому недопущению народа, разослали верховых в соседние сёла, но жители их или не успели приехать, или не собрались; на второй день улицы были ещё пустоваты; только на третий день набралось много народа.

Как ни отнеслось в начале отрицательно придворное ведомство к приёму Государя местными организациями, оно увидело в последнюю минуту, что без этого нельзя было обойтись.

Как ни попросить Государя заехать в наш прекрасный Земский Дом, ни показать ему результатов работы одного из самых передовых земств? Как ни попросить его заехать в Дворянское Собрание, постройки екатерининских времен?

Наконец, как ни принять полтавцам отовсюду приехавших гостей и войска. Впопыхах, наспех начали устраивать эти приёмы. Всё выходило неподготовленным, может быть, непродуманным, но устроители проявили такую массу энергии, такую массу желания принять своего Государя, что всё как-то удавалось, было непринужденно, искренно и радостно.

Государь принял все эти приглашения с такой охотой, с такой простотой и, скажу – благодарностью, что ни у кого не повернулся язык сказать ему, что ещё не так бы приняли его его полтавские подданые, если бы не грозный запрет приближённых. Устроили: прием-чай в Дворянском Доме, выставку в Земском Доме, бал от города для приехавших гостей в театре и бал в Кадетском корпусе.

Самым интересным, прямо историческим событием была, конечно, панихида на могиле павших в Полтавском бою воинов и парад войскам.

Местность эта называется «Шведской Могилой», хотя, собственно, братская могила шведов находится немного поодаль. На самой братской могиле русских воинов насыпан довольно высокий холм с каменным крестом. Недалеко — храм и маленький музей для хранения найденных и находимых ещё теперь предметов на бывшем поле битвы.

Была чудная погода. На ясном голубом небе ярко вырисовывались на холме фигуры двух громадных часовых — преображенцев. Кругом — по одну сторону расположились знамена полков, участвовавших в исторической битве; с другой стороны, густой толпой в летних белых кителях, но в лентах и орденах — депутации, военные и гражданские, с пестрыми пятнами дамских платьев. За ними целый лес знамён патриотических организаций, а далее — стройными рядами дети «сынов Петровых», славные полки — Преображенский, Измайловский и т.д. почти в полном составе и депутации от полков, родоначальники которых участвовали в бою под Полтавой. Вскоре прибыл Государь, окружённый министрами, свитой, высшим начальством, и прошел мимо нас к подножию холма. Яркой, величественной фигурой выделялся в окружении царя Столыпин.

Началась панихида, и к моменту, когда раздались скорбные звуки «Вечной памяти», все кругом опустились на колени. При тихом пении прекрасного архиерейского хора был слышен шелест знамён от ветра, а часовые на кургане, с уткнутыми на караул алебардами, с развевающимися по ветру длинными волосами, напоминали далёкие времена, когда здесь петровские войска хоронили своих братьев.

Кончилась служба. Государь взошёл на холм, обошёл его и приостановившись с духовенством, пошел к выходу.

Я тоже поднялся на могильный памятник. Не высокий он, а как хорошо видно всё кругом. Вот оно — историческое поле битвы!

Видел ли его Пушкин, когда складывал строфы своей чудной «Полтавы»? Белые пирамидки показывают расположение войск в день боя.

Там стояли преображенцы, здесь измайловцы. Вот расположение батарей.

По описаниям, по древним планам боя на месте зафиксировали военные авторитеты расположение войск.

Я видел в музее старые военные планы Полтавекой битвы. Как сравнительно мало изменилась местность! Лесные площади были больше, но рельеф, конечно, тот же.

Ясно себе представить, глядя на окружающие поля, всю картину исторического боя. Двести лет прошло, а так и кажется, что вот-вот явится перед войсками, окружёнными своими вождями, Великий Петр.

И, действительно, сверкают штыки, реют знамёна, слышатся отрывистые команды. Внуки строются в ряды на том месте, где деды встречали ликующего императора.

Государь сел на коня. Начался объезд. Звуки «встречи» сменились гимном и могучим «ура».

Загремел Петровский марш; войска проходили церемониальным маршем перед своим царём.

Вечером мы видели многих офицеров; они были возбуждены исторической картиной и говорили, что войска были в прекрасном, приподнятом настроении, гвардия наша, привезенная в Полтаву, набиралась большей частью из уроженцев Малороссии и вообще юга.

Тот год в Петербурге были отвратительные весна и лето. Лагерные сборы были сырые, промозглые, холодные. У нас было тепло, сухо, ясно, богатая зелень. Солдаты при выходе из вагона от восторга катались по высокой траве, резвились и радовались, как дети. Наслаждались жарким днем и ясными тёплыми ночами.

Лагери их были разбиты тут же около Шведской Могилы, вокруг Царской ставки, расположенной на полустанке, в вагонах.

И вот, в первый же вечер неожиданно для всех Государь пешком пошёл к преображенцам. Это было первoe посещение после беспорядков в 1-м батальоне, после «Медведя». Это было полное примирение с полком. Восторг полка был неописуем.

Всю ночь пробыл Государь со своими преображенцами. Много было выпито, кричали «ура» до хрипоты, никто не хотел спать до утра.

Государь был в радостном настроении, как и всё время пребывания в Полтаве. Несколько раз потом мне приходилось представляться Государю и всегда он любил говорить о своем посещении Полтавы. Ласково и радостно улыбались при этом его глаза, и видно было, чго это было хорошее, незабываемое воспоминание его жизни.

На другой день, после открытия памятника полковнику Келену, защитнику Полтавы до подхода армии Петра, Государь приехал в Земский Дом. Там была устроена выставка кустарных вещей работы полтавских женщин, земских школ и приютов.

В ожидании Государя собрались многие земские деятели, начали съезжаться гости. Прибыл великий князь Николай Николаевич и в сопровождении председателя управы Ф.А. Лизогуба и земских главных направился осматривать прекрасный зал наших собраний.

Прибывший Государь медленно обходил витрины. Его, видно, многое интересовало. Его окружили земские деятели и служащие. Он был так любезен, что всех очаровал, и долго после этого провинциальные радикалы с благоговением сохраняли его перо, чернильницу, стол, служившие ему. Где всё это теперь… Громкими криками все земцы и все земские служащие провожали Государя и отвечали на его пожелания счастья и новых успехов в наших работах. А между тем некоторые из этих лиц были в серьезных неладах с местным жандармским управлением.

Был приём и в Дворянском Доме. Здесь уже были дамы, и Государь был ими окружён тесным кольцом. Много было трогательного, наивного, комического на этом приёме, но во всём был такой искренний подъём и восторг, что всё сошло прекрасно.

С сожалением проводили мы Государя. Провожали мы и войска. С грустными лицами проходили солдаты, и не мало пролили слёз наши прелестные хохлушки при прощании со своими земляками.

Гр. И.И. Капнист