Глава VIII.
КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ
Книга Мириэль Бьюкенен – дочери английского посла[i], «свидетельницы всех событий, подготовивших русскую революцию, а также и самой революции».
«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идёт о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников, в конце концов, состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и её составителя. Благодарю их и помню.
Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается её живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.
Публикации первого тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parigskaya-tetrad/.
Публикации второго тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-2: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-2/.
ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ-3: http://archive-khvalin.ru/o-tainstvennom/; http://archive-khvalin.ru/vojna-armiya-i-strana/; http://archive-khvalin.ru/pamyati-imperatora-nikolaya-ii/; http://archive-khvalin.ru/llojd-dzhordzh/.
КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ.
Т. 1. От автора. http://archive-khvalin.ru/krushenie-ot-avtora/.
ГЛАВА I. http://archive-khvalin.ru/glava-i/
ГЛАВА II. http://archive-khvalin.ru/glava-ii/
ГЛАВА III. http://archive-khvalin.ru/glava-iii/
ГЛАВА IV. http://archive-khvalin.ru/glava-%ce%b9v/
ГЛАВА V. http://archive-khvalin.ru/glava-v/
ГЛАВА VI. http://archive-khvalin.ru/glava-vi/
ГЛАВА VII. http://archive-khvalin.ru/glava-vii/
+
ГЛАВА VIII.
Пролог войны.
Германское посольство осторожно наводило справки, когда точно Пуанкаре покидает Россию. 23 июля вечером, когда большие, серо-синие французские броненосцы и крейсера снялись с якоря и удалились по направлению к Балтийскому морю, австрийский посланник в Белграде предъявил ультиматум сербскому правительству.
На следующее утро в Петербурге было получено телеграфное подтверждение того, о чём только догадывались накануне. Когда Сазонов (Сергей Дмитриевич Сазонов (1860-1927) — министр иностранных дел Российской империи в 1910-1916 гг. – А.Х.) ознакомился с содержанием австрийской ноты, он воскликнул: «Это означает, что война неизбежна!» В состоявшейся затем его беседе с графом Сапари (Фридрих Сапари (1869-1935) — последний посол Австро-Венгрии в России в 1913-1914 гг. – А.Х.) он просил, чтобы австрийское правительство на 48 часов продлило срок для ответа, данный Сербии.
Когда позднее, в то же утро, состоялась встреча между моим отцом, Сазоновым и Палеологом (Жорж Морис Палеолог (1859-1944) – посол третьей Французской республики в Российской империи с января 1914 г. и до июля 1917 г. – А.Х.) то самой главной темой беседы явился вопрос о позиции, которую займет Великобритания в возникающем конфликте. Франция обещала России свою безусловную поддержку, но условия договора о Тройственном согласии были составлены в таких неопределённых выражениях, что Англия могла оказать России и Франции только дипломатическую поддержку в случае каких-либо осложнений. Сазонов уверял, что этим обстоятельством пользовалась Германия, чтобы убедить Австрию в необходимости быть непоколебимой в своей позиции против Сербии, потому что Австрия никогда бы не решилась действовать в этом вопросе за свой личный страх и риск. Он находил, что опасность возможности европейской войны была бы доведена до минимума, если бы Англия заявила бы открыто, что, в случае вооруженного столкновения, она выступит на стороне России и Франции.
Позднее вечером германский посол граф Пурталес посетил Сазонова и оправдывался пред ним за действия венского кабинета, отрицая всякую причастность Германии к Австрийскому ультиматуму. Пурталес был очень взволнован, когда Сазонов в самой решительной форме обрушился на Австрию за то, что она сперва успокаивала великие державы, уверяя их в своём миролюбии, а затем выбрала для ультиматума в Белграде как раз тот момент, когда президент Пуанкаре находился в открытом море.
Европа была совершенно поражена действиями Австрии. Все крупные политические деятели находились на летнем отдыхе в горах или же на курортах. Те, кто ещё не уехал, — те готовились к отъезду. Убийство эрц-герцога Франца-Фердинанда и его супруги привело в негодование весь культурный мир. Но враждебный и угрожающий тон австрийского ультиматума был совершенно неожидан, и вся Европа забила тревогу, рассылая из разных министерств, канцелярий и дипломатических миссий телеграммы по всему миру.
25 июля настроение немного успокоилось, и в Лондоне и в Париже начали думать, что австрийская нота не является последним словом, и еще возможно какое-то примирение. Австрийскому послу в Лондоне графу Менцдорфу было разрешено объяснить сэру Эдуарду Грею, что нота предъявленная в Белграде — вовсе не являлась ультиматумом, но лишь дипломатическим требованием, ограниченным известным сроком, и что будут предприняты не «военные операции», а «военные приготовления», в том случае, если Сербия не даст удовлетворительного ответа. Двусмысленность всех этих манёвров была очевидна, и Царь дал им совершенно правильную оценку, написав на донесении министра иностранных дел по этому поводу: «Игра слов!»
«Самым важным явится позиция, которую займет Англия в этом вопросе», — телеграфировал Сазонов в Лондон. «Англия может умерить пыл Австрии, если положение обострится. Мы рассчитываем, что Англия встанет на защиту европейского равновесия».
Через два дня русский министр иностранных дел телеграфировал в Лондон вновь: «Из беседы с германским послом, мы вынесли впечатление, что Германия поддерживает положение, занятое Австрией. Настоятельно необходимо усилить английское давление в Берлине». Дальнейшая телеграмма носила ещё более тревожный характер: «Вследствие объявления войны Австрией Сербии, моё дальнейшее посредничество является бесполезным. Немедленное вмешательство Англии необходимо».
С самого начала возникновения конфликта Сазонов находил, что тот факт, что британское правительство отказалось дать твёрдое обещание выступить на стороне России и Франции, в случае вооруженного европейского конфликта, является причиною того, что Германия поддерживала остро враждебную позицию Австро-Венгрии. Однако, мой отец часто повторял Сазонову, что общественное мнение Англии ни в коем случае не согласится на европейскую войну из-за Сербии. На это Сазонов уверял, что сербский вопрос является, в сущности говоря, европейским вопросом, и что Англия рано или поздно от разрешения его не уйдёт. То обстоятельство, что Англия не выступает открыто на стороне Франции и России, делает европейскую войну только более вероятной.
О том, что центральные державы были уверены в нейтралитете Англии в возникшем конфликте, ясно свидетельствовали слова одного австрийского дипломата, который посетил меня в эти критические дни. Он был моим большим другом, но, признаюсь, в тот момент мне было неприятно его видеть. Это его нисколько не смутило, и он был даже очень удивлён, когда я ему заявила, что все мои симпатии находятся на стороне России.
— Но Англия не предпримет никаких решительных шагов, — ответил он мне. — Её соглашение с Россией и Францией носит условный характер. Англия никогда не примет деятельного участия в ссоре из-за Сербии.
— Если она ничего не предпримет, — вырвалось у меня, — мне кажется, что я никогда не смогу поднять голову.
— Конечно, вы, — ответил он мне, — полны энтузиазма, но мне кажется, что ваше правительство будет смотреть на вещи более трезво. Оно возьмёт на себя роль посредника и примирителя.
Он поднялся, чтобы проститься, высокий, стройный, с очаровательно-молодым лицом английского типа.
— Я не думаю, что увижу вас ещё. Но что бы ни случилось, желаю вам счастья.
На мгновение он задержал мою руку в своей руке, затем быстро вышел, и я невольно подумала обо всех встречах с ним, о вечерах и пикниках, на которых мы бывали вместе. Невольно я была потрясена мыслью о ненужной жестокости войны, ураганом налетавшим на Европу из-за коварства нескольких политиков и невероятного честолюбия германского императора.
28 июля граф Пурталес завтракал у нас и запальчиво уверял, что, по его мнению, лишь незначительная часть русского общества питала симпатии к Сербии и что Россия должна остаться в стороне и дать Австрии возможность наказать Сербию. Мой отец напомнил ему о многочисленных попытках, которые делала Россия, чтобы придти к соглашению с Австрией и о том, что долгом Германии является предостеречь Австрию от тех шагов, которые она собиралась предпринять, так как было совершенно ясно, что, если Австро-Венгрия нападёт на Сербию — европейская война неизбежна.
— Война! — и граф Пурталес взмахнул своими большими белыми руками, а его голубые глаза внезапно наполнились слезами. — Война — это невозможно! Этого не хочет Германия!
— И все-же, — сказал мой отец, — Австрия не только произвела мобилизацию, но и объявила войну Сербии.
— Я не могу осуждать действия Австрии, — ответил граф Пурталес и остановился. — Это невероятно, — пробормотал он. — Ужасно! Война между Германией и Англией! Невозможно!
Он порывисто встал, попрощался, не поднимая глаз, повернулся, и, не сказав более ни слова и не улыбаясь, удалился. Большая дверь захлопнулась за ним. Стало как-то особенно жутко …
А тем временем германский Император посылал длинные телеграммы Государю, сожалея о «недобросовестной агитации Сербии, результатом которой явилось гнусное преступление» и возлагая надежды на «сердечную дружбу», связывавшую его с кузеном.
«В эту тяжёлую минуту», — отвечал ему Царь, — «прошу тебя помочь мне. Дерзкая война объявлена слабой стране, и я предвижу, что очень скоро события будут сильнее меня и заставят меня принять крайние меры».
Отвращение Царя к войне было бесспорно, и только лишь 29 июля, после того, как в Петербурге было получено известие о том, что Германия готовится к войне, Николай II с большой неохотой отдал приказ о мобилизации.
В тот же день граф Пурталес был три раза в министерстве иностранных дел, в первый раз для того, чтобы сообщить, что Германия будет продолжать убеждать Австрию пойти на уступки, при условии, если Россия не начнет мобилизации; во второй раз, чтобы напомнить Сазонову, что австро-германский союз вынуждает Германию объявить также мобилизацию; и наконец, в третий раз, чтобы предъявить телеграмму германского канцлера, в которой было написано, что, если Россия будет продолжать свои военные приготовления, Германия примет соответствующие меры.
В этот же день, поздно ночью, Царь получил от германского императора телеграмму следующего содержания:
«Я полагаю, что непосредственное соглашение между твоим правительством и Веною возможно, соглашение, которое моё правительство поощряет. Конечно, военные приготовления России, на которые Австро-Венгрия не может не смотреть, как на угрозу, только ускоряют катастрофу, которую мы оба хотим предотвратить».
Царь послал ему немедленно ответ:
«Благодарю за Твою телеграмму, которая носит примирительный характер в то время, как официальная нота, представленная твоим послом, носила совершенно другой характер. Очень прошу тебя объяснить мне эту разницу. Самое лучшее было представить австро-сербский конфликт на рассмотрение Гаагского третейского трибунала. Я верю в твою мудрость и дружеское ко мне расположение».
Царь немедленно позвонил по телефону к военному министру и к начальнику генерального штаба, чтобы отменить приказ о всеобщей мобилизации, который он отдал пред тем вечером. Он так настаивал на этом, что военный министр был вынужден выразить ему свою готовность отменить приказ о мобилизации, хотя Сухомлинов и знал заранее, что остановить начавшиеся военные приготовления было бы невозможно.
В два часа утра 30 июля граф Пурталес опять отправился в министерство иностранных дел и со слезами на глазах умолял Сазонова предпринять что-либо, чтобы предотвратить события. Была немедленно написана нота, в которой Россия обещала приостановить свои военные приготовления, если Австрия вычеркнет из своего ультиматума пункт, который посягал на сербский суверенитет.
К сожалению, Германское правительство отказалось рассмотреть это предложение и, одновременно, было получено известие о том, что австрийцы уже начали бомбардировать Белград. Сазонов убеждал Государя изъявить своё согласие на всеобщую мобилизацию, указывая на то, что, несмотря на все усилия русского правительства, Германия готовится к войне, и что долг Царя, как отца своего народа, заключается в том, чтобы Россия не оказалась бы в этот момент беззащитной.
Царь, чрезвычайно взволнованный только что полученной телеграммой от германского императора, который возлагал всю ответственность за войну или мир на его плечи, сперва отказался подписать приказ о мобилизации, и только после долгих уговоров, в 4 часа дня, позвонил в военное министерство и отдал приказ всё же мобилизацию объявить.
31 июля Сазонов сделал ещё усилие для предотвращения войны, передав графу Пурталесу ещё одну ноту. Одновременно Государь телеграфировал германскому императору:
«По техническим условиям лишён возможности приостановить действия по мобилизации. Но, пока переговоры не прерваны, мои войска не начнут военных действий. Даю тебе моё честное слово».
На это Вильгельм II ответил:
«Я сделал всё, что мог для сохранения мира. Я не ответствен за ту ужасную катастрофу, которая грозит всему цивилизованному миру. От тебя всё зависит.
Моя дружба, которую мой дед завещал на своём смертном одре, к тебе и к твоей стране, для меня священна. Я был верен России, когда несчастье постигло её, в особенности во время последней войны. В данный момент ты можешь всё спасти, если ты остановишь военные приготовления».
Можно было думать, что Австрия готова была пойти на уступки в некоторых пунктах своей ноты Сербии, но утром 1 августа Германия объявила всеобщую мобилизацию, и в тот же вечер граф Пурталес снова отправился в министерство иностранных дел. Едва поздоровавшись с Сазоновым, он спросил дрожащим голосом , отменит ли Россия приказ о мобилизации. Он три раза повторил свой вопрос и три раза Сазонов ответил ему, что это было невозможно, хотя Россия и готова способствовать мирному улажению конфликта.
— В таком случае, господин министр, — голос германского посла понизился до шёпота, — я уполномочен моим правительством передать вам эту ноту.
И дрожащей рукой он протянул Сазонову объявление Германией России войны. Затем, подавив рыдание, он подошёл к окну, выходившему на площадь, на которой величественно стоял Зимний Дворец.
— Подумайте, — пробормотал он, и слезы катились по его щекам, — каким образом я вынужден покинуть Россию!
В этот же вечер Сазонов, Палеолог, греческий поверенный в делах и два или три секретаря обедали у нас в посольстве. Обычные обеденные темы отошли на задний план. Разговор шёл только о войне и никто не мог себе отдать отчета в том, что война — совершившийся факт. Сазонов выглядел утомлённым. Его блестящие глаза потускнели. Палеолог был лихорадочно возбуждён. Беспрестанно раздавались телефонные звонки. Ежеминутно приходили курьеры из министерств военного и иностранных дел. Лица прислуги были бледны. Старый лакей был совершенно убит и, складывая свои чемоданы, готовился к отъезду. Моему отцу пришлось оставить нас посреди обеда, так как ему была назначена специальная аудиенция у Государя в Царском Селе. Сазонова вызвали немедленно после обеда. Остальные сидели в отцовском кабинете, в котором были открыты окна, и прислушивались к крикам толпы, стоявшей на Суворовской площади, и к величественным звукам национального гимна.
В час ночи до нас донеслись громкие крики и, выглянув из окна, мы увидели автомобиль моего отца, окруженный бежавшими людьми: солдаты, хорошо одетые дамы, рабочие, офицеры, продавщицы из магазинов толпились вокруг машины, цеплялись за крылья, висели на подножке, размахивали флагами и платками. Свет из освещённых окон посольства падал на их лица: «Да здравствует англійский посол!» — кричали они: «Многая лета Англии! Английский флот — с нами! Да здравствует британский флот!»
Во время продолжительного разговора, который мой отец имел с Государем, Его Величество передал ему телеграмму, только что полученную от английского короля. Она гласила:
«Моё правительство только что получило следующие известия от германского правительства. «29 июля Император Всероссийский телеграфно просил Германского Императора выступить посредником перед Австрией. Император Вильгельм немедленно изъявил своё согласие. Он уведомил об этом телеграммой Императора Николая II и предпринял необходимые шаги в Вене. Не ожидая результатов этих переговоров, Россия стала проводить частичную мобилизацию против Австрии. Германский Император указал по телеграфу Императору Всероссийскому, что в таком случае его посредничество будет бесполезно. Дальше Император просил Царя приостановить военные меры против Австрии. Это, однако, исполнено не было. Не взирая на это, германское правительство продолжало свои шаги, направленные к примирению в Вене. В этом направлении германское правительство пошло до самых крайних пределов, допустимых в отношении своего союзника. Предложения германского правительства в Вене были сделаны в строгом соответствии с предложениями Великобритании. Во время обсуждения этого вопроса в австрийском кабинете и до его окончания германский посол в Петербурге донёс в Берлин об объявлении всеобщей мобилизации русских армии и флота. Из-за этой меры со стороны России австрийский ответ на германское посредничество, которое ещё обсуждалось, не был дан. Этот акт России направлен также против Германии, т.е. против державы, чьего посредничества Россия искала. Мы были вынуждены ответить соответствующими контр-мерами, так как должны были смотреть на эти действия России, как на явно враждебные. Мы не можем оставаться пассивными пред объявлением русской мобилизации на наших границах. Поэтому мы предупредили Россию, что, если она не приостановит своих военных мер против Германии и Австрии, мы будем вынуждены произвести мобилизацию, исходом которой будет война. Мы запросили Францию, останется ли она нейтральной в случае русско-германской войны». – Я предполагаю, что произошло какое-то недоразумение, поставившее нас в такое безвыходное положение. Я предпринял всё, что находится в моих силах, чтобы предотвратить ужасы и бедствия, которые угрожают всему миру. Поэтому я прибегаю к личному обращению к вам, чтобы выяснить происшедшее недоразумение и оставить открытыми все пути для переговоров о мирном разрешении конфликта. Если вы полагаете, что моя помощь могла бы быть полезной, я сделаю всё, что находится в моих силах, чтобы восстановить мирные переговоры заинтересованных держав. Надеюсь, что для вас также желательно сделать всё, что в ваших силах, чтобы восстановить пошатнувшийся мир во всём свете. Георг».
Теперь, когда все факты сделались известными, германская нота представляется странной смесью недоговоренности и извинений. Теперь мы уже знаем о тех секретных приготовлениях к войне, которые шли в германской армии, о честолюбивых мечтах императора Вильгельма, хотевшего видеть себя победителем над миром, и мы знаем о том, что Германия настаивала на австрийской враждебности. Но в этот летний вечер 1914 года даже сам Император Николай II не сознавал того, как Вильгельм Гогенцоллерн злоупотребил его дружбой и его доверием, которым германский император так часто гордился. Николай II не знал, что сделанные им для поддержания мира усилия — не удались, но он не знал и не догадывался, что те сердечные, двусмысленные телеграммы, которые посылались в Царское Село из Потсдама, были написаны рукой, уже готовой нанести смертельный удар.
Обсудив положение, Государь, с помощью моего отца, написал длинную телеграмму, которую он просил зашифровать и отправить королю Георгу.
«Я готов с радостью», — говорилось в телеграмме, — «принять ваше предложение, если бы не тот факт, что германский посол предъявил моему правительству ноту с объявлением войны России. С момента предъявления в Белграде австрийского ультиматума Россия приложила все усилия, чтобы отыскать мирный исход по вопросу, возбужденному Австрией. Целью домогательств Австрии было желание навязать Сербии свою волю и сделать из неё австрийского вассала. Следствием этого было бы нарушение равновесия на Балканах, которое для моей Империи представляет собою жизненный интерес. Все предложения, включая и предложения вашего правительства, были отвергнуты Германией и Австрией, и только тогда, когда благоприятный момент для того, чтобы произвести давление на Австрию миновал, — только тогда Германия предложила свои услуги посредника. Но даже и тогда она не выдвинула какого-либо определённого предложения. Объявление Австрией войны Сербии принудило меня к объявлению частичной мобилизации, хотя в виду угрожающего положения мои военные специалисты советовали мне объявить всеобщую мобилизацию из-за той быстроты, с которой, по сравнению с Россией, Германия в состоянии произвести свою мобилизацию. Впоследствии я все-таки был вынужден принять эту меру из-за объявления Австрией всеобщей мобилизации, бомбардировки Белграда и сосредоточения австрийских войск в Галиции и аналогичных военных мер Германии. Что я оказался правым, видно из той поспешности, с которой Германия объявила России войну, что явилось для меня полной неожиданностью, так как я дал слово Императору Вильгельму, что мои войска не откроют военных действий до тех пор, пока будут продолжаться дипломатические переговоры. В этот исторический час я ещё раз хотел бы заверить вас, что я сделал всё, чтобы предотвратить войну. Теперь, когда она началась помимо моей воли, я твёрдо верю, что ваша страна не преминет поддержать Россию и Францию. Да благословит Вас Бог. Ники».
В течение всего следующего дня мы жили в атмосфере крайнего нервного напряжения, являвшегося следствием неопределённости и неуверенности в вопросе: «Что предпримет Англия?» — вопрос, на который трудно было ответить. Драгоценные дни проходили, а кругом раздавался шёпот, что Англия всегда склонна к колебаниям, ждёт последней минуты, взвешивает все шансы за и против вместо того, чтобы принять определённое решение.
И, наконец, 8 августа, в пять часов утра, моя мать разбудила меня, тихо войдя ко мне в спальную со словами:
— Пришла…
Её голос дрожал, и в полумраке я видела, что её глаза были полны слез.
— Пришла телеграмма из Англии! В ней сказано: «Война с Германией! Действуйте».
(Продолжение следует)
Примечание:
[i] Бьюкенен Мириэль (англ. Meriel Buchanan; 1886-1959) — британская мемуаристка, дочь последнего посла Великобритании в Российской Империи; автор многочисленных статей и книг, в том числе о Царской Семье и России.
Единственный ребёнок в семье карьерного дипломата сэра Джорджа Бьюкенена. Детство и юность прошли заграницей, где служил отец: в Германии, Болгарии, Италии, Нидерландах и Люксембурге. В 1910 году семья переехала в Россию, куда отец был назначен послом. В России опубликовала два романа о жизни в Восточной Европе: «Белая ведьма» (англ. White Witch, 1913) и «Таня: Русская история» (англ.Tania. A Russian story, 1914). С началом Первой мировой войны семья осталась в России, где мать Мириэль Бьюкенен организовала больницу, а сама она служила там медсестрой. В январе 1918 года семья навсегда покинула Россию.
Начиная с 1918 года, написала ряд книг, посвящённых Российской Империи, Царской Семье Государя Николая II, русскому дворянству и международным отношениям: «Петроград: город беды, 1914-1918» (англ. Petrograd, the city of trouble, 1914-1918. — London: W. Collins, 1918); «Воспоминания о царской России» (англ. Recollections of imperial Russia. — London: Hutchinson & Co, 1923. — 227 p.); «Дипломатия и иностранные дворы» (англ. Diplomacy and foreign courts. — London: Hutchinson, 1928. — 228 p.); «Крушение империи» (англ. The dissolution of an empire. — London: John Murray, 1932. — 312 p.); «Анна Австрийская: Королева-инфанта» (англ. Anne of Austria: The Infanta Queen. — London: Hutchinson & Co, 1937. — 288 p.) и др. В 1958 году опубликовала книгу о дипломатической службе её отца – «Дочь посла» (англ. Ambassador’s daughter. — London: Cassell, 1958. — 239 p.).
В 1925 году вышла замуж за майора Валлийской гвардии Гарольда Уилфреда Кноулинга (ум. 1954). У них был единственный сын Майкл Джордж Александр (род. 1929).