Глава IX.

КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ

Книга Мириэль Бьюкенен – дочери английского посла[i], «свидетельницы всех событий, подготовивших русскую революцию, а также и самой революции».

«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идёт о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников, в конце концов, состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и её составителя. Благодарю их и помню.

Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается её живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.

Публикации первого тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parigskaya-tetrad/.

Публикации второго тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-2: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-2/.

ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ-3: http://archive-khvalin.ru/o-tainstvennom/; http://archive-khvalin.ru/vojna-armiya-i-strana/; http://archive-khvalin.ru/pamyati-imperatora-nikolaya-ii/; http://archive-khvalin.ru/llojd-dzhordzh/.

КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ.

Т. 1. От автора. http://archive-khvalin.ru/krushenie-ot-avtora/.

ГЛАВА I. http://archive-khvalin.ru/glava-i/

ГЛАВА II. http://archive-khvalin.ru/glava-ii/

ГЛАВА III. http://archive-khvalin.ru/glava-iii/

ГЛАВА IV. http://archive-khvalin.ru/glava-%ce%b9v/

ГЛАВА V. http://archive-khvalin.ru/glava-v/

ГЛАВА VI. http://archive-khvalin.ru/glava-vi/

ГЛАВА VII. http://archive-khvalin.ru/glava-vii/

ГЛАВА VIII. http://archive-khvalin.ru/glava-viii/

+

ГЛАВА IX.

Война.

Немцы были твёрдо уверены в том, что забастовки в столице, возникшие до объявления войны и, как циркулировали слухи, не без содействия германских агентов, перейдут неизбежно в народную революцию. Они никак не ожидали того единодушного энтузиазма, той волны патриотизма и лояльности по отношению к престолу, которая прокатилась по всей России. Манифестации на улицах, которые несли портреты Государя в рамке из цветов союзных стран, оркестры, повсюду исполняющие национальный гимн, дамы и барышни, толпящиеся у входов в госпиталя, бесконечные ряды солдат в обмундировании защитного цвета, уходивших на вокзалы с песнями и криками «ура». Это были высокие, загорелые мужчины, с честными, открытыми лицами, детским выражением добродушных глаз, с безграничной верой в Царя-Батюшку и с твёрдой уверенностью в заступничество бесплотных сил, которые охранят их и вернут их целыми и невредимыми в родную деревню. Иногда рядом с солдатами бежала женщина с платком на голове, прижимая к груди ребёнка, с такими заплаканными глазами, что, когда наконец пришла минута расставания, она уже более не имела слёз и лишь смотрела невидящими глазами в пустоту грядущего, с усталой и немой апатией отчаяния.

То были первые дни войны. Мы были полны энтузиазма и уверенности, что боремся за правое дело, во имя свободы, гуманности, за лучшую жизнь всего мира. Благодаря нашему приподнятому настроению, мы ждали триумфов и побед.

Русская пехота! Британский флот! Французская артиллерия! Война будет окончена к Рождеству, и казаки войдут в Берлин! Знаменитая Аллея Победы в Берлине, с её ослепительными беломраморными статуями курфюрстов и королей из дома Гогенцоллернов — будет разрушена. Союзники продиктуют свои условия мира германскому императору и, за столом, сделанным из «дерева побед», где он росчерком пера отдал приказ о начатии военных действий, он будет вынужден подписать мирный договор.

По стародавнему русскому обычаю, каждый раз, когда Россия объявляла войну, русский Царь должен был отправиться в Москву, чтобы помолиться о ниспослании победы в старинном Успенском соборе. Вот почему два дня спустя, после объявления войны, Император Николай II отправился в Москву и пригласил французского посла, моего отца, мою мать и меня на это торжество.

Пробыв ночь в дороге, мы прибыли в Москву в семь часов утра и проехали по узким, извилистым улицам в наш отель. Прозрачное, голубое небо, слегка желтевшие деревья и бесчисленные золотые купола церквей и соборов придавали Москве какой-то нереальный вид. Над каждым домом развевались флаги. Тротуары были полны народа, который спешил в одном и том же направлении. На всех лицах было написано глубокое, сдержанное волнение. Ожидание чего-то особенного чувствовалось повсюду, и это ощущение было даже в банальном комфортабельном отеле, в котором мы остановились. Лакеи и портье переговаривались вполголоса, офицеры перебегали взад и вперед, звеня шпорами, время от времени кто-нибудь из придворных кавалеров, в расшитом золотом мундире, спускался вниз и выходил через широкий подъезд в залитую солнцем площадь, обычно такую оживлённую, сегодня же необычно спокойную.

Когда мы переоделись, а мой отец и г. Палеолог надели свои расшитые золотом мундиры, мы сели в экипажи и поехали по залитой солнцем улице, чрез молчаливо двигающуюся толпу, которая почтительно расступалась пред нашими экипажами, вверх по крутому подъёму к Кремлю. И здесь также, ещё более, чем в городе, наблюдалось приподнято-торжественное молчание, как будто все ожидали какого-то призыва или сигнала. Высокие, красные стены, остроконечные башни с пёстрыми маковками, серебряные, золотые, зелёные и голубые купола церквей, белый фасад кремлёвского дворца, сложная архитектура церкви Св. Василия Блаженного, величие старинных храмов — всё это не могло по своей красоте сравниться ни с какими историческими или же легендарными дворцами.

Миновав величественную Красную площадь, мы проехали под арками Иверской часовни, где наш кучер перекрестился у чудотворной иконы, и затем подъехали к одному из дворцовых подъездов. Здесь один из церемониймейстеров принял нас и повёл через бесконечную анфиладу длинных коридоров и великолепных пустых зал, в большую залу, где собралась небольшая группа придворных дам и кавалеров. Группа эта казалась маленьким островком посереди безбрежного океана.

Мы долго ожидали там, переговариваясь шёпотом, повинуясь какому-то чувству робости. За окном ворковали голуби. Белые стены и золотые купола храма Спасителя-на-бору блестели на фоне голубого неба нестерпимо. Высокие двери, отделанные бронзой, на обоих концах зала, оставались плотно закрытыми, и за ними скорее чувствовался, нежели слышался шёпот голосов и волнение толпы, точно сдержанное биение человеческого сердца.

Наконец, на одном конце зала двери бесшумно открылись и у присутствовавших вырвался облегчённый вздох. Показался старый церемониймейстер в мундире вышитом золотом. Бесшумно закрыв за собою дверь, тихо прошёл по зале, постукивая белым жезлом, украшенным на конце орлом и голубым бантом. Затем бесшумно открылись двери на противоположном конце зала и поглотив его, так же бесшумно закрылись. Мы остались по-прежнему в нашем  терпеливом ожидании.

Несколько генералов переговаривались вполголоса о начале военных действий в восточной Пруссии. Французский посол озабоченно говорил о германском наступлении в северной Франции. Стоявшая рядом со мною старая придворная дама шёпотом передавала мне, как она присутствовала на коронации Императора Александра III.

Вдруг раздался снова шум и движение в соседней зале. Придворный негр, одетый в ливрею и с головным убором из страусовых перьев, распахнул дверь. В полной тишине, нарушаемой лишь шелестом дамских платьев, прошли Государь и Государыня, в сопровождении Великих Княжон  и Княгинь, а также Цесаревича, которого нёс на руках громадный конвоец-казак. За ними следовала небольшая группа свиты. Они на минуту остановились против нас, чтобы мой отец и французский посол могли бы к ним присоединиться. Моя мать и обер-гофмейстерина Нарышкина встали за ними, а другая придворная дама положила свою дрожавшую руку на мою руку и прошептала: «Идемте. Нам нужно идти за ними. Вы должны быть со мною».

Пред царским выходом открывались всё новые двери в другие залы, где повсюду стояли группы приглашённых. Наконец, мы вошли в громадную залу, где были собраны чины армии, администрации и суда, а также гласные московской городской думы с жёнами и детьми. И здесь, наконец, благоговейное молчание было прервано громовым ура. Все присоединились к нам, образуя длинное шествие.

Мы шли чрез бесконечные залы и комнаты, а затем, спустившись по широкой лестнице, попали из современной части дворца в покои с низкими потолками, выложенными старинной мозаикой и отделёнными друг от друга золочёными сводами. Затем мы вдруг увидели широко раскрытые, выходившие на крыльцо двери, и лестницу, носившую название «Красного Крыльца», по которой мог ходить только Государь. А внизу на площади, куда только ни простирался взгляд, чернела толпа народа, теснившегося на ступенях соседних церквей, на стенах, окружавших дворец, наполнявшего всё пространство между Грановитой Палатой и далёким Чудовым монастырём и оставлявшего свободной лишь узкую дорожку, слегка возвышающуюся над землей и покрытую красным ковром.

И, когда Государь с Государыней показались наверху крыльца, вся эта громадная толпа простого народа, с женщинами и детьми, встала на колени, и глубокое молчание было вдруг прервано вздохом, вырвавшимся из сотни тысяч грудей и оборвавшимся у древних стен Кремля, как плеск морского прилива. Люди кричали «ура», иные плакали, третьи пели «Боже, Царя храни», смотря глазами, полными слёз на изящную, стройную фигуру Царя, который спускался с Красного крыльца вниз.

Медленно, среди коленопреклонённой толпы прошёл Государь, и люди, которые стояли направо и налево, были от Царя так близко, что если бы протянули руки, то дотронулись бы до него. И никто не охранял этой дорожки — ни один солдат, ни один полицейский. Теперь весь народ дрожащими от волнения голосами пел «Боже, Царя храни», глотая слёзы. Женщины поднимали детей. А когда мы уже прошли, то какая-то пожилая женщина нагнулась и поцеловала ковёр , по которому ступала нога Государя.

И из сияющего солнцем ясного дня, наполненного·народными криками, мы вдруг попали в таинственную тишину старинного храма. Вся середина храма, между высокими золотыми колоннами, переливалась морем драгоценностей, золота, серебра, блестящих форм, мундиров и облачений. А с потемневших стен смотрели на нас старинные, покрытые пылью веков иконы, замечательной работы, на фоне которых огни свечей и пёстрых лампад горели в полутьме, как драгоценные камни.

Моя спутница прижалась к моей руке и молча тихо плакала. Направо от меня дама в белом кружевном платье, с орденом Св. Екатерины на груди, опустилась на колени и слёзы, которые она не вытирала, струились по её лицу. Позади меня старый генерал крестился дрожащей рукою: «Дай Бог им победы! Дай-то Бог», — беспрестанно повторял он.

Чрез высокое окно в храм проник длинный луч солнца, скользнул по лицу молодого офицера, заиграл на ярких красках облачения священника и, наконец, остановился на белокурых волосах одного из певчих, делая это юное лицо в стихаре, обшитом золотым галуном, похожим на лицо ангела со старинной картины.

И когда эта густая толпа иногда двигалась, то издалека видна была стройная фигура Государя или же обрисовывался силуэт высокого казака-конвойца с хрупкой фигурой Цесаревича на руках, далее мелькало бледное, напряжённое лицо Императрицы, поразительная, одухотворённая фигура её сестры Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны, в её длинном, на подобие монашеского одеяния, платье, молодые Великие Княжны в своих соломенных, украшенных бледно-голубыми цветами шляпах. Великая Княжна Мария Николаевна плакала, спрятав лицо в платок, а Великая Княжна Анастасия время от времени поворачивалась к ней, её успокаивая. Великая Княжна Татьяна наклонила так низко голову, что её лицо было спрятано под полями шляпы. Великая Княжна Ольга была очень бледна; но её лицо было проникнуто такой верой, как будто ей представилось видение, которое было невидимо нам всем. Раз я заметила, как Государь повернулся к ней и ей что-то вполголоса сказал. Я увидела затем внезапную улыбку, которая осветила её лицо, когда она ответила отцу, и невольно задала себе вопрос, что их могло порадовать.

Затем раздался тихий шелест платьев дам, которые встали на колени, местами прерываемый звоном оружия о плиты каменного пола, и над всей этой толпой в глубокой тишине полились слова молитвы — её читал седой митрополит, с бледным лицом в золотой митре, подняв кверху дрожавшие руки. То была молитва за победу, за силу, единство, терпение и мужество, молитва, которая испрашивала благословение на оружие России и её союзников, за торжество справедливости и установления долгого и прочного мира.

Проникновенный голос старика замолк, и в наступившей затем тишине едва было слышно чьё-то всхлипывание. И вдруг торжественные и звонкие молодые голоса хора запели 104 псалом Давида, и Государь опустился на колени пред чудотворной иконой Владимирской Божией Матери, той самой иконы, которую по преданию, когда-то князь Дмитрий Донской воздел на свою хоругвь пред битвой с татарами на Куликовском поле.

В этот момент мысль о неудачах или поражении не шла в голову. Ни о чём другом нельзя было думать, как только о полной, блистательной победе! Широко распахнулись царские врата, и весь храм наполнился солнечным светом. Крик радости сорвался из тысячи уст этой громадной толпы, стоявшей снаружи храма, и смешался с праздничным звоном с колокольни Ивана Великого, посылая в безоблачное небо победные звуки. Европа, двадцатый век, современная цивилизация — всё это куда-то исчезло! Это была подлинная, старая московская Русь, Русь Царей, Русь святой веры и единения Царя с народом, которая переживала ещё и не такие испытания, но всегда поднималась победоносно из развалин. Никакая цивилизация, или воспитание, обязывающее человеческие чувства к сдержанности, здесь не могли бы что-либо поделать, чтобы поколебать детскую веру русского народа в победу над врагом. Мы вернулись обратно в предшествии чудотворных икон. Православие было выше русской государственной идеи, и русский двор был скорее похож на монастырь, чем на собрание военных и придворных.

Когда Государь выходил из Успенского собора, он обратился к моему отцу и к Палеологу, прося их быть около него.

«Эти приветствия, которые вы слышите, — сказал с тою улыбкой, делавшей его личное обаяние ни с чем не сравнимым, — относятся ко мне так же, как и к вам».

И он пошёл дальше ясный, светлый и задумчивый, и этот океан людских голов приветствовал Царя с ещё большим воодушевлением, чем раньше. Казалось, что в жизни России наступила новая эра, которая раз навсегда искореняла из жизни русского народа такие чувства, как недоверие к Царю, недовольство, подозрительность или же ненависть к Верховной Власти.

Первоначальный план войны на русском фронте заключался в том, что Россия начинала наступление против Австрии, пока мобилизация и сосредоточение всех сухопутных русских сил не будет закончено. И только после этого должно было начаться наступление против Германии. Вероятно, это был самый благоразумный план. Однако, наступление германских войск на французском фронте вызывало в Париже панику, и Палеолог настаивал, чтобы Россия предприняла немедленно более активные действия против Германии, чтобы отвлечь часть немецких сил на себя. Вследствие этого ген. Ренненкампф вторгся с гвардейской кавалерией уже 17 августа в Пруссию, овладел Сталупененом и Инстербургом, а несколько дней спустя армия ген. Самсонова начала свое наступление с юга в район Мазурских озёр, подвергая себя страшному риску быть вовлечённой в мешок , который готовил ей Гинденбург.

Как известно, наступление ген. Самсонова закончилось разгромом его армии под Сольдау-Танненбергом, окружением двух русских корпусов и гибелью самого Самсонова. И хотя Париж был спасён и русским удалось привлечь значительную часть немецких сил с западного фронта на восточный, жертва, принесённая Россией под Сольдау, была слишком велика, и это первое русское поражение, казалось, унесло общий подъём и уверенность в победе.

Под Танненбергом погибли лучшие русские кадровые части, среди которых были также полки Варшавской гвардейской пехоты. Люди и лошади тонули в болотах Мазурских озёр, блуждали в лесных дефиле и попадали в плен к немцам. Значительные потери понесла также и армия ген. Ренненкампфа, в которую входили самые блестящие, гвардейские, кавалерийские полки. Казалось, в Петербурге не было ни одной семьи, которая не понесла бы тяжкой утраты. Со всех вокзалов двигались погребальные процессии с гробами погибших офицеров, которых должны были похоронить под полковыми церквами. Мрачная туча повисла над столицей. Все как-то примолкли и ушли в себя. Даже победа ген. Иванова, и Рузского, и Брусилова на австрийском фронте, взятие Львова и целого ряда галицийских провинций не могли смягчить горечь поражения под Сольдау.

Лето как-то быстро прошло. Потянулись унылые дни, когда ветер гнал по земле осенние листья, и нависшее свинцовое небо, казалось, плакало над Петровской столицей. Я невольно вспоминала тот жаркий июльский вечер, когда под нашими окнами проходили из Красносельского лагеря запыленные кавалергарды, и того юного офицера, который так весело желал мне спокойной ночи, и мне делалось бесконечно грустно.

(Продолжение следует)

Примечание:

[i] Бьюкенен Мириэль (англ. Meriel Buchanan; 1886-1959) — британская мемуаристка, дочь последнего посла Великобритании в Российской Империи; автор многочисленных статей и книг, в том числе о Царской Семье и России.

Единственный ребёнок в семье карьерного дипломата сэра Джорджа Бьюкенена. Детство и юность прошли заграницей, где служил отец: в Германии, Болгарии, Италии, Нидерландах и Люксембурге. В 1910 году семья переехала в Россию, куда отец был назначен послом. В России опубликовала два романа о жизни в Восточной Европе: «Белая ведьма» (англ. White Witch, 1913) и «Таня: Русская история» (англ.Tania. A Russian story, 1914). С началом Первой мировой войны семья осталась в России, где мать Мириэль Бьюкенен организовала больницу, а сама она служила там медсестрой. В январе 1918 года семья навсегда покинула Россию.

Начиная с 1918 года, написала ряд книг, посвящённых Российской Империи, Царской Семье Государя Николая II, русскому дворянству и международным отношениям: «Петроград: город беды, 1914-1918» (англ. Petrograd, the city of trouble, 1914-1918. — London: W. Collins, 1918); «Воспоминания о царской России» (англ. Recollections of imperial Russia. — London: Hutchinson & Co, 1923. — 227 p.); «Дипломатия и иностранные дворы» (англ. Diplomacy and foreign courts. — London: Hutchinson, 1928. — 228 p.); «Крушение империи» (англ. The dissolution of an empire. — London: John Murray, 1932. — 312 p.); «Анна Австрийская: Королева-инфанта» (англ. Anne of Austria: The Infanta Queen. — London: Hutchinson & Co, 1937. — 288 p.) и др. В 1958 году опубликовала книгу о дипломатической службе её отца – «Дочь посла» (англ. Ambassador’s daughter. — London: Cassell, 1958. — 239 p.).

В 1925 году вышла замуж за майора Валлийской гвардии Гарольда Уилфреда Кноулинга (ум. 1954). У них был единственный сын Майкл Джордж Александр (род. 1929).