Благородные-5.6.
БЛАГОРОДНЫЕ
Заметки об истории русских девичьих институтов и судьбах воспитанниц.
«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идёт о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников, в конце концов, состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и её составителя. Благодарю их и помню.
Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается её живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.
Публикации первого тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parigskaya-tetrad/.
Публикации второго тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-2: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-2/.
Публикации третьего тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-3: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-3/.
Благородные — введение. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-vvedenie/
Благородные — Глава 1. Часть 1. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-1-1/.
Благородные — Глава 1. Часть 2. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-1-2/
Благородные — Глава 2. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-2/
Благородные — Глава 3. Часть 1. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-3-1/
Благородные — Глава 3. Часть 2. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-3-2/
Благородные — Глава 4. Часть 1. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-4-1/
Благородные — Глава 4. Часть 2. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-4-2/
Благородные — Глава 4. Часть 3. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-4-3/
Благородные — Глава 4. Часть 4. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-4-4/
Благородные — Глава 5. Часть 1. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-5-1/
Благородные — Глава 5. Часть 2. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-5-2/
Благородные — Глава 5. Часть 3. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-5-3/
Благородные — Глава 5. Часть 4. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-5-4/
Благородные — Глава 5. Часть 5. http://archive-khvalin.ru/blagorodnye-5-5/
+
Глава 5.
ЖУРНАЛ «МЫ – ДЛЯ СЕБЯ»… И ДРУГИХ
Часть 6.
+
1966 Рождество
Восемь дней в Белграде
Ада просит описать мои впечатления от поездки в Югославию, но я пробыла в Белграде всего лишь 8 дней и за такое короткое время, очень трудно узнать жизнь страны.
Цель моей поездки была свидание с братом моего мужа и его семьёй, которых впервые после войны выпустили из Румынии за границу.
Одним словом, я собралась и поехала.
Поезд несся, и по мере приближения Югославии я всё больше и больше волновалась, а в Земуне думала сердце выскочит, настолько сильно оно билось.
На вокзале меня встретила Ирина Шумахер с мужем, у которых я и остановилась. Оба они отнеслись ко мне, как родные, и было мне у них уютно и приятно.
По привычке всех русских – передать что-то с оказией, надавали мне массу пакетов, пакeтиков и поручений. Первые два дня я бегала по Белграду и Земуну с высунутым языком, выполняя эти поручения. Благодаря Ирине и её мужу, которые всюду ходили со мной, я не теряла времени на поиски.
36 лет живу я в Бельгии, Белград забыла, да и раньше не знала его хорошо, жила в Земуне. А за это время Белград и Земун очень изменились. Земун растянулся в сторону Белграда и составляет теперь как бы его окраину и называется это место – «Новый Белград».
Там же новый парламент – огромное здание, перед которым фонтаны выбрасывают разноцветные струи в торжественных случаях.
Как ни странно, но к моему приезду фонтаны… не пустили…
Маленьких пароходов между Земуном и Белградом больше нет, и всё движение через мост, заново отстроенный, после войны. Идут автомобили, трамваи, автобусы, всё это набито также, как и поезда. Все куда-то едут.
Служащие имеют большую скидку не только для себя, но и для всей семьи, и деревня, которой в былое время не пришло бы и в голову куда-то тронуться из своего села, теперь всюду разъезжает.
Селяки одеты ужасно, поразила мена худоба коров и безрадостный вид деревень, но это мое впечатление из окна поезда.
В Белграде настроили много многоэтажных зданий, шикарных отелей и даже почти в центре бассейн, всегда переполненный, тем более, что после наводнения строго запрещено купаться в Дунае – вода заражена трупами животных.
Улицы, парки, кафаны полны народа до поздней ночи.
Работают по-прежнему до 2-х дня и не спешат.
Одеты прилично, текстильные фабрики работают во всю, из-за этого наложили большие пошлины на посылки, чтобы покупали своё. Качество материала хуже европейского.
Говорят открыто и многое критикуют. Даже по телевизии высмеивают многие нововведения.
Радушие славянское осталось тем же, и всюду меня принимали как друга. Могла бы прожить несколько месяцев, так меня все приглашали пожить у них.
Магазины полны, но когда идёшь на базар – не знаешь, что будешь есть. Хочешь купить говядину, но оказывается сегодня есть только свинина. Ирина хотела угостить халвой, но её как раз не оказалось. Зато я объедалась кукурузой, бабурой, душистыми персиками и арбузами.
Голодной во всяком случае не будешь.
Жизнь дорогая для жителей, мне же всё казалось баснословно дешёвым. Моя скромная пенсия равняется там окладу министра, из-за размены валюты, конечно.
Кока приехал из Скопье меня повидать. Встреча была радостной и трогательной. Я его просто расцеловала.
Коку можно сразу узнать, он лицом мало изменился, но по походке видно, что постарел.
Мы с ним были на кладбище, гуляли в парке, ужинали в ресторане, а главное – без конца говорили. Я от него узнала про судьбу наших преподавателей и институток.
Я заходила к нашим бывшим хозяевам в Земуне и от них поехала автобусом к Нине Кизельбаш. Дорога показалась бесконечно длинной. Я высказала своё мнение Нине, на что она резонно заметила, что длина дороги не изменилась, но нам прибавилось по 30 лет. И как это мы могли бегать одна к другой по несколько paз в день?!
Нина живёт с матерью и прехорошенькой дочерью в прежнем собственном доме, только теперь она платит за него как за квартиру.
Ира Новосильцова – единственная, которая меня узнала, хотя не ожидала меня. Ира ещё очень хороша, только располнела.
Зосю Делигенскую видела очень мало, она зашла как раз накануне отъезда брата, было много народа и поговорить едва удалось.
Побывала я в церкви и у отца Виталия, который хорошо знал моих родителей и Зою.
Все, у кого я побывала, живут не плохо, и я сказала бы, при меньшем материальном благополучии никто не унывает и выглядят довольными.
Как всё хорошее, так и эта поездка промелькнула слишком быстро и оставила на сердце тёплое и радостное чувство.
Мила Ярошевич-Измайлович.
Брюссель, Бельгия
+
Автобиография
Вы не представляете, какое наслаждение писать о себе, что хочешь, описать себя в самых радужных красках и знать, что никто не опровергнет, т.к. никакая опровержительная статья, пройдя через руки редактора, не попадёт в печать. Да-с! Ясно представляю себе возмущённые лица читателей с приблизительно такими возгласами:
— Нy, это уж слишком! Точно все мы не знаем, что болталась она в конце класса во всех отношениях: по учению, поведению, прилежанию, послушанию и т.д. и т.п.
Согласна я с читателем вполне, но всё же хочу уверить читателя, что наряду с этими, в глазах институтского начальства, недостаткам у меня были и положительные стороны, которых никто и никогда не замечал и не отметил.
Так, меня бесконечно любили родители, в особенности папа, я же бесконечно любила животных (…), но больше всего обожала рисование, о котором и будет здесь речь.
Неоднократно, когда заходил разговор о наших журналах, то все высказывали восторг по адресу последних, а также выражали удовольствие видеть и все иллюстрации, помещенные почти к каждой статье. При нашей встрече, мне не раз задавали вопрос: «Это Ада рисовала?» — так как все знают, что моя дочь кончила художественную Академию.
Вот тут я и решила воспользоваться своими редакторскими правами и рассказать немножко о себе.
В институте были у нас художницы: Ира Бородаевская, Мура Эрдман и ещё какая пара, всё это были старше меня на класса три. Поскольку они были известны как хорошие художницы Борису Николаевичу Эрдели, постольку была и я ему известна не в меньшей мере. Да-с!
Когда подходил в Белграде бал «Зимске помочи», то из Белграда присылали просьбу сделать нарисованные программки, которые там, в Большом Народном Позориште, при содействии самой Княгини Ольги и Королевы, продавались по большой цене. Борис Николаевич звал всех нас, рисующих, и обыкновенно Ира, Мура и др. брали бумаги как раз на одну программку, но Саликова? Саликова их просто пекла и брала бумаги не меньше, как на дюжину, за что Б. Н. приносил ей, то есть мне, апельсин, а такие его поклонницы, как Кира Зотова выпрашивала у меня корки на память, т.к. до них дотрагивались руки Бориса Николаевича.
Наталия Алексеевна Ермолова меня очень любила, я ей возвращала тем же. Когда подходили праздники и надо было рисовать адрес Королеве или ещё кому высокопоставленному, и художницы старших классов наотрез отказывались, т.к. были заняты, то Н.А. приходила ко мне, становилась около меня и смотрела своими близорукими глазами так печально на меня. Я уже знала, в чём дело и задавала ей вопрос, почему она не обратится ко мне, на что она отвечала, что ей уже неловко меня обременять.
Помню, был день отъезда на Пасху, и мы разгуливали уже по зданию в своих платьях. Вижу идёт Н.А. страшно расстроенная, т.к. все неисправности и недочёты, касающиеся рисования, спрашивались с неё и … весьма в грубой форме нередко, чему я была свидетельницей.
— В чём дело Наталия Алексеевна? — спрашиваю её. Она, роняя слезы, говорит, что деревянное яйцо, которое было мною нарисовано для Митрополита Антония, понравилось начальнице, и решили его послать Королеве, а что же делать теперь с Митрополитом?
— Ну, ничего, до отхода нашего поезда в Белград есть ещё целых полдня, давайте я нарисую.
Кончила я институт, и присылает мне Наталия Алексеевна вырезку из местной Кикиндской газеты. Дословно я не помню, но приблизительно написано было следующее.
По случаю окончания института очередного класса в интернате торжество: акт и выставка. Выставлено было много замечательных работ. Было много чудесных тончайших рукоделий, а затем много замечательных рисунков. «Из коих нарочито су се одваяли цртэжи Ариадне Саликове, ученице седмого разреда». Да-с!
Закончив окончательно учение, так как вместе с Сусанной Белтубековой, проходя по Славии, решили зайти в русскую гимназию, которая находилась как раз в угловом здании. Было лето, здание было открыто, но никого в нём не было. Мы пошли и решили пройти по классам, и каково же было моё удивление, когда я увидала на стенах классной комнаты младших классов рисунки-плакаты больших размеров мамонтов, серн, оленей, медуз и т.п., на которых в углу было скромно написано: «А. Саликова». Это я рисовала, не зная даже для кого по просьбе Бориса Николаевича.
Вот, после двух листов объяснений хочу сказать вам, что в доме у нас все рисующие, но в нашем журнале рисую я сама. Правда, как когда-то получивший приз за свою музыку русский голливудский композитор Димитрий Тёмкин на вопрос журналистов, как он писал свою музыку, ответил:
«Сказать по правде мне помогли Чайковский, Шопен, Бах, Бетховен – у всех понемножку я брал, так что им принадлежит большая часть заслуги», — вот и я иногда пользуюсь подходящей карикатурой, ее позитурой, но отделываю совсем сама. Да-с!
Ада Свечникова-Саликова
+
1967 Пасха
Кикинда
Надеюсь, что все вы, кикиндские, помните Кикинду, а потому думаю, что вам будет интересно узнать о переменах в ней, а таковых немало в лучшую сторону. Только, прошу вас, не сравнивайте прогресса Кикинды с передовой Америкой, ибо тогда вам будет смешно и всё покажется бедно и ничтожно.
Сравнивать с той Кикиндой, которую вы помните и где вы прожили все институтские года 30 с лишним лет тому назад вам будет очень легко.
Начнем с самого института-интерната, в котором мы жили. Как-то недавно ко мне приезжали в гости Женя Шоффа-Готуа, Таня Раевская-Чахурская, а затем позже и Женя Драценко, которая приезжала из Польши. Все мы ходили внутрь здания. Есть кое-какие переделки, но мне трудно судить какие именно, так как сразу после института там был приют для русских cтариков, у которых я тоже всегда бывала, потому теперь ужe путаю, как было у нас, а как после, когда был уже приют, и что когда переделали, но, в общем, стало хуже и неуютно. Главное – дочиста уничтожен наш садик для восьмиклассниц, где была беседка, нет гигантских шагов — там теперь большой голый двор, а снаружи дом такой же, как и был.
На улицах теперь неоновское освещение, вдоль всей главной улицы засажено два ряда деревьев, как аллеи, и сделаны дорожки для велосипедистов, которых у нас масса. Перед сербской гимназией, куда мы ходили на уроки, сделан прелестный парк, при чём он тянется сплошь до православной церкви и продолжается через всю бывшую базарную площадь перед судом, а начинается ещё с угла от той параллельной главной улицы, по которой мы ходили, для чего снесена ограда сокольского дома, а там, где на углу была аптека, выстроен большой крытый рынок.
Есть большие дома 4-6 этажные, главным образом там, где ратуша, её то yж, наверное, помните?!
По дороге в большой парк, там где было болото, покрытое тростником (с правой стороны улицы), теперь сделан пляж и то очень хороший, с проточной водой. Сделано очень большое озеро до трёх метров глубины, бассейн для детей, олимпийский бассейн для состязаний, кабины, души, ресторан, а кроме того вокруг большой широкий канал для лодок. Засажено много деревьев, так что можно и в тени отдыхать в жару, или же сидеть вечером в ресторане, так как там всегда прохладно от воды, или можно просто гулять, как в парке, так как масса всевозможных цветов, чудно пахнущих, и всё освещено неоном.
Ещё новое для вас, что с вокзала каждых 5-10 минут идёт автобус через весь город до тех фабрик, которые видны подъезжая к Кикинде. Кроме этого идут еще 50 автобусов в день по всем окрестным сёлам и городам, а в Белград кроме обычного поезда ходят моторные поезда и автобусы, так что до Белграда часа 2 с половинкой — 3 езды, машиной же легковой можно и 1-1 ½ часа, так как есть теперь асфальтное шоссе Београд – Кикинда. Теперь Белград не кажется так далеко, а помните, как раньше ездили домой на каникулы, трясясь по 6-8 часов в вагоне?!
Население здесь теперь почти удвоилось – 40 тысяч. Главным образом нефть помогла, так как мы теперь стали центром нефтяной промышленности, потому много служащих и рабочих.
Вокруг города много новых фабрик и заводов. Как вы помните, вероятно, большинство населения было здесь земледельцы (паоры), которые жили больше, чем скромно, но зато приобретали землю «ютро за ютром» (мера земли), но так как у нас теперь есть ограничение: 17 ютров по хозяину, то им не зачем больше экономить для покупки новой и новой земли, и поэтому они стали лучше жить: отстраивают дома, покупают обстановку, электрофицируются, у большинства есть телевизоры, автомобили.
У нас теперь три кино в городе, одно летнее в саду, а в том зале, куда нас водили на галёрку на концерты, теперь постоянный театр. Кроме того есть ещё зал, где бывают концерты серьёзной и лёгкой музыки.
Вот вам в главных чертах всё о Кикинде. И называется она теперь, не «Великая», а просто К и к и н д а.
Еще хочу сказать, что наше институтское здание до сих пор называется «РУССКАЯ ГИМНАЗИЯ» и даже не только старожилы, помнящие институт, но и новые жители так говорят. Иногда даже и смешно получается. Вот, недавно одна дама, живущая здесь всего год, сказала мне: «Мой син идэ у русску гимназию», — а когда я спросила её, почему она так говорит, ведь теперь там «Осмолетка Иован Попович», она не могла даже объяснить и только сказала: «Шта я знам, сви тако кажу!».
Кстати, вы может быть даже и помните этого Иована Поповича, сына аптекаря, которого и тогда, ещё в гимназии, называли «батюшка» из-за любви к русским. Он стал знаменитым революционером и поэтом, теперь уже умер.
Здесь теперь в Кикинде 5 восьмилеток, гимназия, коммерческое училище, учительская семинария, 2 технических училища – «граджевинска» и «машинска» школе, ремесленное училище и целый ряд вечерних курсов и школ при «Народном Университету», где учатся великовозрастные люди.
Есть хорошая библиотека и музей, чего раньше тоже не было.
Русских осталось очень мало… В жизни всё проходит… Просто не верится, что Кикинда была когда-то почти что русский город…
Муся Литвинова-Кульчицкая.
Кикинда, Югославия.