Записки С.П. Руднева-17

ПРИ ВЕЧЕРНИХ ОГНЯХ

К 100-летию Приамурского Земского собора и восстановления монархии в России. Записки делегата Сергея Петровича Руднева.

ВСТУПЛЕНИЕ

Воспоминания Сергея Петровича Руднева, участника Поместного собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. и Приамурского Земского собора 1922 г. во Владивостоке, были написаны практически по горячим следам и изданы в Харбине в типографии «Заря» в 1928 году. Автор посвятил их как назидание «моим дорогим эмигрантам – любимым, богоданным внукам Сергею и Игнатию Хорошевским и племяннику Петру Рудневу».

Сергей Петрович Руднев (28.01.1872 — 8.01.1935) родился в гор. Курмыше Симбирской губернии в дворянской семье. Окончил Симбирскую гимназию и юридический факультет Харьковского университета в 1895 году и в течение года был помощником юрисконсульта Юго-восточных железных дорог. В 1896 г. он – сотрудник Елецкого окружного суда. Последовательно занимал должности: судебного следователя в Верхотурье, на Катавских и Симских заводах Уфимского уезда, товарища прокурора в Костромском, Смоленском и Нижегородском судах. С 1906 г. судебный следователь Московского окружного суда, но по семейным обстоятельствам уезжает в Крым, где до 1916 был членом Симферопольского окружного суда, а после смерти жены перевёлся в Симбирский окружной суд на туже должность. Член Поместного Собора Российской Православной Церкви по избранию от мирян Симбирской епархии. После революции жил на Дальнем Востоке. Учредитель и товарищ председателя правления Харбинской больницы в память доктора В.А. Казем-Бека. Скончался в Харбине.

Книга воспоминаний С.П. Руднева «При вечерних огнях», своим названием отсылающая к сборникам великого русского поэта Афанасия Фета из цикла «Вечерние огни», по мнению авторитетного парижского эмигрантского издания «Возрождение», «прошла незамеченной в общей печати.

А между тем — его воспоминания отнюдь не похожи на тот недавний поток мемуаров, почти все авторы которых, как бы, забегая вперед перед историей, или приписывали себе особые государственные роли или жаловались на то, как их государственных талантов не понимали современники».

И далее автор рецензии делает общий вывод: «Незамеченная книга С.П. Руднева как бы восстанавливает прекрасную традицию нашего 18-го века, когда, также не думая о суде истории или о посторонних свидетелях, наши пудренные пращуры, при вечерних огнях, рассказывали внукам об испытаниях своей жизни. И, читая книгу Руднева, вспоминаешь, например, не раз старинные и бесхитростные записки Мертва́го или Рунича о Пугачевщине. Будущий историк найдёт, вероятно, у Руднева не меньше, чем во многих прославленных мемуарах» (Возрождение, № 1668, 1929).

В моём случае так и произошло: получив книгу С.П. Руднева от одного из русских беженцев первой волны, использовал её материалы при написании своей книги «Восстановление монархии в России. Приамурский Земский собор 1922 года. Материалы и документы» (М., 1993. – 168 с.). Ссылки на книгу С.П. Руднева «При вечерних огнях» встречаются и в других исследованиях историков. Однако, насколько можно судить, в России она не переиздавалась и в настоящее время представляет собой библиографическую редкость и незнакома широкому кругу читателей. Публикуем главу из неё «На Дальнем Востоке – в Приморье», повествующую о ситуации здесь в 1920-1922 годах, о подготовке и проведении Приамурского Земского собора во Владивостоке, восстановившем Династию Романовых на Российском престоле.

Предисловие и публикация Андрея Хвалина. 

+

ИНТИМНОЕ. Вместо предисловия. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-vstuplenie/

Часть I. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-1/

Часть II. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-2/

Часть III. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-3/

Часть IV. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-4/

Часть V. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-5/

Часть VI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-6/

Часть VII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-7/

Часть VIII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-8/

Часть IX. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-9/

Часть X. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-10/

Часть XI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-11/

Часть XII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-12/

Часть XIII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-13/

Часть XIV. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-14/

Часть XV. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-15/

Часть XVI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-16/

+

Часть XVII.

Когда ссора между Советом Несоциалистического Съезда и Правительством стала уже явною и была вынесена в залу заседаний Народного Собрания, помещающуюся уже не в Коммерческом Училище, а в Пушкинском Театре, — привычном для владивостокцев месте устраиваемых несоциалистами митингов, концертов и «Каппелевских Вечеров» — неожиданно для всех начался несчастный и совершенно авантюристический поход армии Приамурского Правительства на Хабаровск.

Как, почему и зачем глубокой зимой, в лютые морозы это потребовалось Правительству, декларировавшему спокойствие и мир на подвластной ему территории и отстаивавшему именно эту точку зрения при недавнем столкновении с Атаманом Семёновым, — никто не только среди членов Народного Собрания, но даже и среди Совета Управляющих Ведомствами не знал. Не могли объяснить этого и сами Члены Правительства Е.М. Адерсон и И.И. Еремеев, когда их об этом мы спрашивали. Поход этот был исключительно делом бр. Меркуловых и каппелевского командования, и возглавлялся ген. Молчановым и, конечно, ген. Вержбицким.

Только через несколько лет, уже в Китае, при свиданье с лицами из бывшей каппелевской армии, стоявшими тогда у командных высот, я узнал, что вся эта авантюра была делом небольшого круга безответственных японцев по каким-то, им только одним ведомым, причинам, толкнувших несбыточными, но заманчивыми обещаниями бр. Меркуловых и каппелевское командование выйти из охраняемой японцами тридцативёрстной полосы.

Оружие было взято самими каппелевцами из чешского поезда, в котором оно было чехами оставлено и хранилось, — прочее — добывалось в бою с красными.

Выступление каппелевцев под командою ген. Молчанова было вначале чрезвычайно успешным. 8-го декабря пал Иман, а 21-го декабря уже был занят находящийся от него в 330 верстах Хабаровск; некоторые переходы делались по 70 вёрст в день.

Приамурская армия не готовилась к походу, а потому она не была обеспечена ничем: она была даже раздета и разута.

Носившиеся ещё с весны и усилившиеся летом слухи о готовящихся в Забайкалье и Амурской области восстаниях, которые-де начнутся тотчас же и сделаются всеобщими, как только белые войска двинутся туда, о чём всё время мечтали приверженцы атам. Семёнова и в чём они старались всех убедить, почему и настаивали на возглавлении этого движения Семёновым, — по-видимому сделали своё дело и внушили каппелевцам надежду, что их выступление будет населением поддержано.

Эта надежда, однако, не осуществилась; немногочисленное население по реке Уссури сидело до домам: оно было не прочь стать освобождённым от власти красных другими, но восставать и идти воевать само не проявляло ни малейшей охоты.

Каппелевцы являлись победителями только тоненькой ленточки вдоль Уссурийской железной дороги, по бокам же её властвовали по-прежнему — красные и партизаны. Насколько всё было непрочно и несерьезно, показывает случай, имевший место в одну из рождественских ночей в Хабаровске, когда начальник экспедиции ген. Молчанов со всем своим штабом едва не был захвачен небольшим партизанским отрядом, налетевшим на дом, где генерал со штабом помещался. Только находчивость Начальника Штаба полк. Ловцевича, начавшего в ночной темноте командовать спокойно и уверенно несуществующими военными частями, в действительности изображёнными двумя-тремя стрелками, — спасла положение, и партизаны, испугавшись, поспешили скрыться.

Увлекаемые надеждой на восстание богатого и хозяйственного амурского крестьянства, достаточно уже разоренного и потрепанного большевиками, каппелевцы, не задерживаясь в Хабаровске, двинулись по Амурской ж. д. и повернули уже на запад — к житнице русского Дальнего Востока — Благовещенску; 24 декабря они уже были в 120 верстах за Хабаровском; военное счастье пока способствовало им и тут, но что это было последнее напряжение, последние силы, которые скоро должны иссякнуть, если не будут поддержаны извне, — было совершенно очевидно.

Пока всё это происходило и отвлекло к себе целиком внимание бр. Меркуловых, один из которых — Николай Дионисьвич, даже уезжал к войскам в Хабаровск и дальше, — в Народном Собрании недовольство братьями и агитация против них неудержимо росли. Сам по себе поход, да ещё неожиданный, разумеется, встревожил всё Народное Собрание, а невозможность добиться объяснений от Правительства о причинах и цели этого похода, нервировала и раздражала Членов Собрания ужасно. Наконец, дошло перед Рождеством до открытого столкновения между недавними друзьями и единомышленниками, объединившимися в борьбе с Приамурским Правительством с оппозицией — Демократическим Союзом. Начались взаимные, переносимые на трибуну и в прессу, попрёки и разного рода обвинения. Ушаты грязи полились с обеих сторон.

По вкоренившейся привычке обвиняли Меркуловых, что они наживаются через родственников и подставных лиц в срочных поставках на армию, Меркуловы — в свою очередь изобличали наиболее активных и видных Членов Народного Собрания в алчности и стремлении к казённому пирогу, а Управляющего Ведомством Финансов — несомненно честного старика Лихойдова — попытались было, и конечно неудачно, уличить даже в хищениях и растратах. Одним словом — «пошла писать губерния»…

Народное Собрание, вопреки желанию Правительства, — в дальнейшем под этим словом я буду подразумевать братьев Меркуловых, так как остальных трёх Членов Правительства они оттерли в сторону и мало, а то и совсем, с ними не считались, — прервало сессию для рождественского ваката (т.е. каникул – А.Х.), чтобы этим дать возможность иногородним и крестьянским Членам ехать домой и там агитировать против бр. Меркуловых, и чтобы делегации Народного Собрания, во главе с ген. Болдыревым, съездить в Хабаровск, разузнать, что там делается, и каковы намерения каппелевского командования и, вернувшись, доложить обо всём этом Собранию.

Делегация эта ездила, претерпела в дороге массу неудобств, так как ей умышленно не оказывалось, по уверению делегатов, агентами власти никакого содействия, и ещё больше вырыла пропасть между Правительством и Народным Собранием.

Наступило Рождество, и 29 декабря, а по новому ст. 11 января 1922 г. указом Правительства уволены были любимцы Совета Несоц. Съезда — премьер В.Ф. Иванов и Управляющий Ведомством Финансов К.Т. Лихойдов. Место премьера занял В.П. Разумов, столь нелюбимый Народным Собранием и уже однажды, как я рассказывал, заменённый мною на должности Управляющего Ведомством Юстиции. В.С. Колесников находился в Вашингтоне, куда Приамурское Правительство послало его своим представителем, пытаясь быть допущенным на эту конференцию, но безуспешно. Такими действиями Правительство открыто и решительно порывало со своим Народным Собранием и данным составом Совета Несоц. Съезда.

Казалось бы, что при таком положении было логичным распустить Народное Собрание, пока ещё на фронте длится успех, и фронт привлекает общее внимание; что, оставляя данный состав Народного Собрания, Правительству ничего хорошего для себя ожидать нельзя и что, распуская, следует подумать о будущем и на что-то решиться, имея в виду, что надежды на восстания на Амуре не оправдываются, — и вот тогда-то я и сделал доклад пленуму Правительства обо всём этом и о постепенном переселении на Камчатку с одним из Членов Правительства, — я называл И.И. Еремеева, — вооружённых каппелевцев, которых надо вернуть назад, — тот доклад, о котором я говорил выше.

Н.Д. Меркулов решительно возражал против роспуска Народного Собрания, мысль же о Камчатке возражений не встретила, но и дальнейшему обсуждению не подвергалась. Я не настаивал, считая, что у Правительства я сделал , что мог.

С этого момента я был убеждён, что «двум медведям в одной берлоге не жить» и что надо, чтобы не погубить себя и дело, монархистам, каковыми себя любили называть Члены Совета Несоц. Съезда, уступить одному, потому что монархия, говорил я, и есть власть одного: «монос» по-гречески — один.

И с той поры среди несоциалистов не стало другого имени для Спиридона Дионисьевича Меркулова, как «Монос» — кличка, подхваченная и пущенная П.В. Олениным.

Всем этим я сильно досадил Членам Совета и Народного Собрания и сделался затем мишенью, стреляя по которой, полагали, что обстреливают Правительство.

Не пройду молчанием здесь мимо одного Члена Народного Собранія крестьянина Т.К. Бардина из с. Халкидона. Простой, очень не глупый, с мужицким лукавством и с языком, не лишенным яда, — он с небольшой ещё группой членов — Куржанским, Мельниковым, Лазаревым, Леоновым и др. — образовали как-то само-собой, без уговора и сговора, небольшой кружок, центром которого сделался я. Меня и начали называть, всегда сплетая моё имя с именем Бардина, желая разумеется этим унизить, так как этому Бардину, в свою очередь, дали насмешливую кличку «Халкидонского мудреца» за то, что он как-то с трибуны Народного Собрания назвал Членов Павловского и Кроля — «сионскими мудрецами».

С такими настроениями и нестроениями мы возобновили 23 января сессию Народного Собрания и на первом же заседании, по выслушании доклада ген. Болдырева о поездке делегации в Хабаровск, единогласно, за исключением эсэра Д.И. Позднякова, выбывшего из Народного Собрания и уехавшего в Харбин, приняли закон о специальном военном налоге и о самообложении в пользу Армии, так как требовались средства, и большие, не на продолжение этого несчастного похода, а для его ликвидации и поддержки новых обмороженных, больных, раненых и инвалидов.

Чтобы почтить К.Т. Лихойдова, несправедливо, как я говорил, обвинённого Меркуловыми в хищениях, и удовлетворить оппозицию, для которой Н.А. Андрушкевич был слишком правым, вместо него Председателем Народного Собрания был избран К.Т. Лихойдов.

Тем временем у ст. Ин на Амурской ж. д. за Хабаровском каппелевцы в своём продвижении остановились. Красные за два месяца успели собрать и подвезти войска, во главе которых встал, как говорили, знаменитый в Сибири Блюхер. В начале февраля красные потеснили каппелевцев, и последние начали отступать, и чем дальше, тем стремительнее; в конце концов это стало похоже на бегство. 14 февраля был оставлен Хабаровск, откуда даже не вывезли того, что надо и можно было вывезти ранее — арсенал и воинские припасы, а к марту было всё кончено; вернувшись за японские штыки, армия Приамурского Правительства, как вооружённая сила, согласно Русско-Японскому соглашению, перестала существовать.

Неудачная и прямо надо сказать — преступная авантюра, которою явился этот поход, не только не принесла лавров Правительству, а, отыскивая виновников похода и его неудач и сваливая вину друг на друга, поссорила бр. Меркуловых как с каппелевским командованием, так и с каппелевской массой, шедшей исключительно за своими генералами и им верившей.

Март, апрель и май — шла непрекращающаяся борьба между Правительством и Народным Собранием, к главарям которого в конце концов примкнули каппелевцы, делавшие политику: генералы Пучков, Вержбицкий, Молчанов и др.

Правительство спохватилось и назначило было премьером инженера Ефремова — золотопромышленника с Амура. Это было удачное назначение и если бы оно состоялось год назад — лучшего трудно было бы и желать, но теперь было уже поздно, и помочь Ефремов ничему не мог.

Не помогло и увольнение Н.И. Сахарова — «Золотого Канцлера», как прозвали его несоциалисты, заменённого генералом Симоновым.

Позиции свои Правительству пришлось мало-помалу сдавать, потому что распустить Народное Собрание ему уже было нельзя, так как на стороне последнего были каппелевцы — с одной стороны, а с другой — Народное Собрание демонстративно декларировало и занялось выработкой закона об Учредительном Съезде, обещанном Приамурским Правительством при временном принятии власти в день переворота созывом к 1-му сентября, но до сих пор не созванном.

Не улучшило создавшегося положения и то, что весной прибыли во Владивосток представители Якутской Области, только что своими силами освободившейся от власти большевиков, и, заявив, что Область подчиняется Приамурскому Правительству, просили поддержать их и помочь им наладить управление. Правительство формально приняло область «под свою высокую руку» и послало туда своим Особоуполномоченным знающего хорошо Край и известного там эсэра Куликовского, впоследствии Куликовский отравился, когда был захвачен в Якутске большевиками.), а затем мало-помалу была подготовлена в Харбине и снаряжена затем во Владивостоке экспедиция ген. А.Н. Пепеляева, отправившегося в Якутск морем, кажется, через Аян, уже при ген. Дитерихсе.

Дальнейшая печальная судьба этой экспедиции общеизвестна: через три с лишним года она попала в плен к большевикам, и ген. Пепеляев ныне, несмотря на принесённую им покаянную, томится, как рассказывают, где-то в тюрьме.

Эта возможность продержаться в Якутской Области у Охотского побережья в течение более трёх лет, не имея ни откуда помощи и не имея никаких надежд на неё, показывает, между прочим, насколько осуществима была длительная самостоятельная жизнь русских белых частей на Камчатке.

Была попытка у Правительства найти себе поддержку у других групп населения, и с этой целью приехавший из Харбина бывший, если не ошибаюсь, Секретарь Комитета кадетов в Петрограде Н.А. Митаревский начал образовывать мало-помалу вокруг себя беженскую, главным образом, интеллигенцию, но и с ней дело у Правительства как-то не клеилось и не налаживалось.