Записки С.П. Руднева-13
ПРИ ВЕЧЕРНИХ ОГНЯХ
К 100-летию Приамурского Земского собора и восстановления монархии в России. Записки делегата Сергея Петровича Руднева.
ВСТУПЛЕНИЕ
Воспоминания Сергея Петровича Руднева, участника Поместного собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. и Приамурского Земского собора 1922 г. во Владивостоке, были написаны практически по горячим следам и изданы в Харбине в типографии «Заря» в 1928 году. Автор посвятил их как назидание «моим дорогим эмигрантам – любимым, богоданным внукам Сергею и Игнатию Хорошевским и племяннику Петру Рудневу».
Сергей Петрович Руднев (28.01.1872 — 8.01.1935) родился в гор. Курмыше Симбирской губернии в дворянской семье. Окончил Симбирскую гимназию и юридический факультет Харьковского университета в 1895 году и в течение года был помощником юрисконсульта Юго-восточных железных дорог. В 1896 г. он – сотрудник Елецкого окружного суда. Последовательно занимал должности: судебного следователя в Верхотурье, на Катавских и Симских заводах Уфимского уезда, товарища прокурора в Костромском, Смоленском и Нижегородском судах. С 1906 г. судебный следователь Московского окружного суда, но по семейным обстоятельствам уезжает в Крым, где до 1916 был членом Симферопольского окружного суда, а после смерти жены перевёлся в Симбирский окружной суд на туже должность. Член Поместного Собора Российской Православной Церкви по избранию от мирян Симбирской епархии. После революции жил на Дальнем Востоке. Учредитель и товарищ председателя правления Харбинской больницы в память доктора В.А. Казем-Бека. Скончался в Харбине.
Книга воспоминаний С.П. Руднева «При вечерних огнях», своим названием отсылающая к сборникам великого русского поэта Афанасия Фета из цикла «Вечерние огни», по мнению авторитетного парижского эмигрантского издания «Возрождение», «прошла незамеченной в общей печати.
А между тем — его воспоминания отнюдь не похожи на тот недавний поток мемуаров, почти все авторы которых, как бы, забегая вперед перед историей, или приписывали себе особые государственные роли или жаловались на то, как их государственных талантов не понимали современники».
И далее автор рецензии делает общий вывод: «Незамеченная книга С.П. Руднева как бы восстанавливает прекрасную традицию нашего 18-го века, когда, также не думая о суде истории или о посторонних свидетелях, наши пудренные пращуры, при вечерних огнях, рассказывали внукам об испытаниях своей жизни. И, читая книгу Руднева, вспоминаешь, например, не раз старинные и бесхитростные записки Мертва́го или Рунича о Пугачевщине. Будущий историк найдёт, вероятно, у Руднева не меньше, чем во многих прославленных мемуарах» (Возрождение, № 1668, 1929).
В моём случае так и произошло: получив книгу С.П. Руднева от одного из русских беженцев первой волны, использовал её материалы при написании своей книги «Восстановление монархии в России. Приамурский Земский собор 1922 года. Материалы и документы» (М., 1993. – 168 с.). Ссылки на книгу С.П. Руднева «При вечерних огнях» встречаются и в других исследованиях историков. Однако, насколько можно судить, в России она не переиздавалась и в настоящее время представляет собой библиографическую редкость и незнакома широкому кругу читателей. Публикуем главу из неё «На Дальнем Востоке – в Приморье», повествующую о ситуации здесь в 1920-1922 годах, о подготовке и проведении Приамурского Земского собора во Владивостоке, восстановившем Династию Романовых на Российском престоле.
Предисловие и публикация Андрея Хвалина.
+
ИНТИМНОЕ. Вместо предисловия. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-vstuplenie/
Часть I. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-1/
Часть II. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-2/
Часть III. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-3/
Часть IV. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-4/
Часть V. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-5/
Часть VI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-6/
Часть VII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-7/
Часть VIII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-8/
Часть IX. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-9/
Часть X. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-10/
Часть XI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-11/
Часть XII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-12/
+
Часть XIII.
С утра 1-го июня я запрягся в работу, подобную той, которая была в Симбирске с «Трудовым Днём»[1], только, разумеется, во много крат более интересную и захватывающую, так как всё время надо было создавать, организовывать, налаживать и видеть, как созданное понемногу встаёт на ноги и крепнет …
Скоро пришлось убедиться и в том, что маленькое государственное образование не освобождает правительство от больших государственных забот[2].
Первые три дня прошли в организации Управления Делами Правительства, отыскании и приглашении служащих, в разборке дел и документов, оставшихся от «Антоновского» Правительства, в торопливых, наспех составляемых распоряжениях нового Приамурского Правительства, главным образом его Председателя С.Д. Меркулова, развившего чрезвычайную, я бы сказал не человеческую, энергию.
С.Д. Меркулов все эти дни никуда из Морского Штаба — этого, как я говорил, местопребывания всех владивостокских Правительств, не выходил; ему туда приносили есть, и там же была поставлена ему кровать для сна, после того как он, не спав несколько ночей, дважды сваливался за работой головою на стол и моментально засыпал. Первый раз я испугался от неожиданности, а когда это случилось во второй раз, то мы перенесли его на диван, и после короткого, но глубочайшего сна, он с прежней энергией и рвением начал продолжать работать.
Я любовался и восхищался им в те дни, и все его недостатки казались маленькими и ничтожными перед такой титанической работой.
А ведь и было что работать! Ведь в то время он был безусловным самодержцем, диктовавшим прочим Членам Правительства свою программу и свои указания; кому из них и что следует делать.
Занятый деловой работой чернорабочего, так сказать, Правительства, я встречался с калейдоскопом мелькавших передо мной лиц, имевших дело к Председателю Правительства, и то, что касалось политической ситуации и разных хитросплетений по части внедрения и укрепления власти Приамурского Правительства, проходило мимо меня, но всё, что касалось управления и связанных с ним дел, — от Председателя возвращалось ко мне и надо было исполнять, решать или направлять куда следовало. Являлось множество и с проектами, и с предложениями, и с претензиями. Я домой приходил только на один час — от 3 до 4 — обедать и к часу-двум ночи — спать.
Ежедневно в 5 ч. собирался Совет Управляющих Ведомствами, и мне же в нём пришлось и председательствовать и вести дела, особенно первые недели. Часов в 9 или 10 веч(ера) начиналось заседание Правительства, где нередко приходилось, отпуская делопроизводителя О.А. Сезеневскую, — прекрасную протоколистку, взятую мною из прежнего Комитета Ввоза и Вывоза, — самому вести журнал заседания.
Такая работа продолжалась без перерыва все три месяца, пока я был в Правительстве, хотя уже в начале июля был приглашён мной в Помощники Н.И. Сахаров, когда выяснилось, что мне одному справиться совершенно невозможно, особенно по вопросам экономического и финансового характера, в которых я был слаб, а С. Д., особенно занятому этими вопросами, нужен был чернорабочий, и хороший, именно по этим вопросам. С.Д. Меркулов поручил было эти вопросы своему старому знакомому Скурлатову, да работы последнего его не удовлетворяли.
Так работа кипела, а между тем назревал чреватый своими последствиями конфликт с Атаманом Семёновым.
Из Харбина приехали, как я уже говорил, так называемые «семеновские министры» П.И. Иванов, видный когда-то деятель Урала, Г.И. Берсенев и В.Г. Шишканов — кооператоры, и С.А. Таскин.
Во Владивостоке же находились Члены Крестьянского Союза Славянский с Улитиным, про которого говорили, что он тоже — будущий Министр Земледелия у Атамана.
Лица эти все или не все, — я уж не помню, бывали у С.Д. Меркулова в кабинете и довольно его нервировали в связи с полученным 1-го июня известием, что Атаман на особом японском пароходе плывёт во Владивосток.
Лично я к этому относился безразлично: мне казалось, что после «болванки» песенка Атамана спета, и потому появление его в Правительстве мне не казалось для последнего страшным, а между тем он мог бы возглавить и объединить казачество и отдельные военные — «семеновские» группировки, влияние же на него, и по моему благотворное, мог иметь, и имел бы несомненно, Н.Д. Меркулов. Поэтому я не придал особого значения, когда Н.Д. Меркулов и А.Я. Макаревич ночью выехали на п/х. «Ставрополь» в море встречать Атамана, но не встретив его, вернулись назад; не беспокоился и тогда, когда 3 или 4 июня часа в 4 вечера во время молебна, который служился в кабинете Председателя Правительства в тесном кругу Правительства и только что сформированного мною Управления Делами Правительства, по случаю начала наших работ, мы наблюдали из окна этого кабинета, как тихо входил и бросил якорь пароход «Киодо-Мару», на котором ехал Г.М. Семёнов со своим штабом.
Перед тем, когда стало известным, что Атаман Семёнов плывёт во Владивосток, встревожились и Городская Дума и Консульский Корпус и вынесли постановление, чтобы Семёнов на берег не высаживался, а семеновские войска были разоружены. Казачья Конференция Уссурийского казачьего войска с Председателем Войскового Правительства ген. Савицким также постановили просить Атамана уехать из Приморья. С другой стороны, все военные группировки, возглавляемые генералами: Савельевым, Глебовым, Нечаевым, Петуховым, Малакен и др. «семёновцами» горячо против этого протестовали и готовили Атаману торжественную встречу.
Однако Атамана всё же просили на берег не выходить, и на следующий день к нему на «Киодо-Мару» поехал С.Д. Меркулов и провёл там свыше 5 часов в беседе с Атаманом.
Вечером собралось Правительство и представители всех казачьих войск, и только после этого совещания я узнал, что составом нынешнего Правительства ещё до переворота было заключено соглашение с военным командованием Каппелевской армии о том, чтобы Атаман Семёнов не был допускаем в состав Правительства, и что он может оставаться только Походным Атаманом Казачьих Войск, каковое звание он носил, командование же Каппелевской армией ему отнюдь не должно принадлежать. Только на этом условии братья Меркуловы, Еремеев, Адерсон и Макаревич были приняты Каппелевским военным командованием в Правители.
Уже в эмиграции мне стало известным, что 1 июня «семеновские министры» с делегатом Русского Национально-Экономического Союза были у ген. Вержбицкого, который заявил им, что каппелевцы «кровно связаны с создавшимся Правительством и не допустят в нём перемен».
От приехавшего с «Киодо-Мару» С.Д. Меркулова узнал я, что он договорился с Г.М. Семёновым о том, что Атаман не войдёт в состав Приамурского Правительства и не будет командующим войсками последнего, а будет организовывать и двигаться в Забайкалье и к Амурским казакам, где, как имелись сведения, ждут такого движения и готовят восстание, чтобы сбросить власть большевиков, Приамурское же правительство будет всеми доступными ему средствами способствовать этому, сохраняя однако, в своей Области мир и отказываясь от всяких военных действий.
Осведомился я тогда и о том, что у Атамана не только нет больших денег, данных ему для организации задуманных им экспедиций, как о том говорили, а нет почти и на содержание своих войск в Гродекове. По этому поводу С.Д. Меркулов поздно вечером просил меня съездить к Атаману и предложить ему сколько-то десятков тысяч (суммы не помню), которые ему будут немедленно выданы, чтобы он только уехал.
Я высказал мысль, что уезжать Атаману Семёнову из русской земли не пристало; что было бы гораздо приличнее, чтобы он жил в Приморье, организуя свой поход в Забайкалье, а чтобы около него было его войско, — указал, как на подходящее место, — Посьет. Меня поддержали Е.М. Адерсон и И.И. Еремеев, трое остальных решительно эту мысль отвергли.
Поздно ночью я, взяв с собой В.Е. Белякова, поехал на «Киодо-Мару». Прежде чем увидеть Атамана, я был принят Начальником его Штаба ген. Клерже, которого я знал ещё по Омску, и с ним долго беседовал о текущих делах.
Вошёл Григорий Михайлович; за год он почти не изменился. Подали чай, я рассказал о цели моего визита; он обещал завтра утром дать ответ.
Когда мы отъехали от парохода на катере, В.Е. Беляков рассказал мне, что он всё время был окружён офицерами Атамана, которые глядели зверями: «Так они на Приамурское Правительство злы!»
На следующий день я узнал, что прислано Атаманом требование 400.000 руб., что значительно, помню, превышало предложенную сумму, да едва-ли такая сумма и была в данный момент у Правительства!
Это обстоятельство, в связи с выпущенным приказом Атамана, как «Главнокомандующего всеми военными силами Российской Восточной Окраины», — титул, данный ему Верховным Правителем Адмиралом Колчаком перед тем, как последнему предстояло оставить поезд под союзными флагами и отдаться в руки революционеров, а затем большевиков, — взорвали С.Д. Меркулова, который, прочтя этот приказ, тут же написал и немедленно приказал напечатать довольно резкое, и по существу ненужное, объявление от имени Правительства о том, что последнее на своей территории и над своими войсками «никакой власти ген.-лейт. Семёнова не признаёт и ни на какие должности его не назначало».
Вызов таким образом был брошен, и война, отнявшая много сил и времени, а главное убийственно влиявшая на авторитет «правой» власти, – началась.
Чтобы охарактеризовать и эту борьбу и среду, в которой она велась, я приведу только один пример из множества, ему подобных.
«Семёновцы», назвавшись «Русской Группой Офицеров и Солдат», издали, расклеили и везде, как только смогли, распространили воззвание, в котором, призывая всех подчиниться Атаману Семёнову и признать его своим вождём и, перечисляя заслуги Атамана и тех партизан и области, где его с нетерпением ждут, в заключение писали:
«Ему, Атаману Семёнову, на предстоящую решительную борьбу с коммунистами, прислал из Москвы с нарочным человеком своё благословение Всероссийский Патриарх Тихон. Дайте место достойному!»
На это каппелевцы тотчас же ответили воззванием,·начинающимся так:
«Ты скажи мне гадина, сколько тебе дадено? Посмотрите, что вокруг Вас происходит!.. Пьянство, разгул, подкуп и всевозможные насилия семёновских приспешников — общеизвестны, и мнение населения об этих героях можно слышать на каждом углу. Кто окружает Атамана Семёнова? — 1) Неутомимый, честный работник[3] генерал Клерже — честно работавший большевикам, состоящий по сие время в связи с большевистской харбинской пристанской конференцией. Тот Клерже, который с английской подданной Брукс промотал не одну сотню тысяч рублей народных денег. Тот Клерже, который не бывал ни в одном бою. 2) Будущий фельдмаршал, общеизвестный ген-лейт. Савельев, изгнанный с территории Уссурийского казачьего войска, знаменитый пьяница и завоеватель всех Светланских кабаков. 3) Патиашвили, удачно облегчавший своей дружиной обывательские карманы в 1918 г. в Иркутске. 4) Генерал Макри, удачно слизнувший 30000 руб. у Атамана и теперь сидящий у него же на судне. 5) Один сладкоголосый присяжный поверенный, близкий давний друг профессора Устрялова — певца большевиков. 6) Общеизвестный Таскин. 7) Берсенев, Шишканов, ген-лейт. Петухов и тьма других ген-лейтенантов. 1921 г., проворных и жадных до денег, готовых мужественно бороться с большевиками за хорошей выпивкой и закуской, в обществе раскрашенных дам. 8) Ярые противники генерала Пучкова и полковников Озолина, Ловцевича и фон Ваха — представители молодого гениального генерального штаба, лихие герои тыла Францев, Волков, Брежнев, Плёткин и другие, удачно избежавшие полей сражения и не спускавшиеся ниже штаба армии или группы…»
«Попробуйте опровергнуть, что не большевики сейчас предлагают деньги Атаману и ведут с ним переговоры?»
«…Атаман Семёнов – лучший друг большевикам, ибо это лучшее пугало для красноармейцев. Имя его в сотню раз увеличивает их боеспособность. Мы с вами согласны, что Атаман Семёнов известен, но не как избавитель, а как олицетворение пороков, расстрелов, пыток в броневиках невинных людей…»
«Нет, не Атаман Семёнов и не вы поведёте нас на запад, а более достойные и безупречные люди, не преследующие своих личных интересов. Мы уже по Читинскому опыту знаем, что когда Атаман Семёнов призывает идти на запад, то идя с ним, роковым образом оказываешься на востоке, а так как позади нас теперь не только Тихий, но глубокий, Океан, то с Атаманом мы не пойдем !..»
Я нарочно буквально выписал это воззвание «каппелевцев», так как питаю сильное подозрение, что если оно не всё написано Членом Правительства Н.Д. Меркуловым, тесно за эти дни спаявшимся с каппелевским командованием, то в значительной мере инспирировано и продиктовано им. Это был его обычный стиль, прекрасный, может быть, для капитана амурского парохода, недурной для публициста и в особенности словесного бойца на трибуне Народного Собрания, но совсем неуместный для Члена Правительства. А стиль этот с течением времени у братьев Меркуловых не уменьшался, а возрастал в своей сочности и образности, что и побудило меня впоследствии на Земском соборе говорить о том, что «верховная власть должна быть облагорожена».
Борьба «Меркуловщины» и «Семёновщины» тянулась весь июнь.
В половине июня удалось созвать Съезд представителей Сельских Сходов, и дня два я с полным удовлетворением проработал с ними. Мне казалось, что крестьяне остались довольны С.Д. Меркуловым, признав в нём, по их словам, сына своего же амурского крестьянина.
Тем временем начался Второй Несоциалистический Съезд, в том же Общественном Театре, на который съехалось свыше 300 делегатов. Я изредка и лишь не надолго бывал там, занятый работой по подготовке к выборам в предстоящее Приамурское Народное Собрание, которое решено было созвать на Казанскую — 8/21 июля. Я настолько оторвался от текущей политической жизни и страстей, которые кипели на Съезде, что, когда, придя однажды туда, пытался о чём-то заговорить с группой лиц, то стоявший тут Д.И. Густов возбуждённо заявил мне: «Вам здесь нечего делать! Идите, пишите там свои бумаги и законы». Он был прав; делать там мне действительно было нечего. Главным предметом Съезда вместо укрепления и апробирования, так сказать, создавшейся верховной власти, на что Правительство рассчитывало, спешно созывая Съезд, явилось изживание распрей между Приамурским Правительством и Атаманом и перемывание грязного белья.
Наряду со Съездом во Владивостоке находились, как уже сказано, представители харбинского Русского Национально-Экономического Объединения, имевшего ещё с зимы тесную связь с Атаманом Семёновым и ориентирующегося на него, а «Харбин, — по собственному признанию впоследствии мне одного из деятелей того Объединения, — всегда себя мыслил в первом ряду на Дальнем Востоке и не мыслил себя на ином положении»;·так же точно мыслил себя и Владивостокский Демократический Союз по отношению к Национал-Демократам, почему обе эти группировки объединились и устраивали совместные заседания. Правительство это знало и нервничало и от них, и от Семёнова и, наконец, от японцев, которые даже 20 июня в составе полк. Гоми, проф. Хигучи, и кап. Фукуда пригласили на пароход «Патрокл» и Атамана Семёнова, и С.Д. Меркулова и чествовали одновременно их обоих банкетом.
В результате бывших, вероятно, на «Патрокле» переговоров С.Д. Меркулов от себя, как от Председателя Правительства, опубликовал и сообщил Несоциалистическому Съезду, что «если вся Дальневосточная Армия и вся местная общественность пожелали бы в данный момент видеть Атамана Семёнова у власти в Приморье, — он преклонится перед волей Армии и населения и сам оставит свой пост, но с Атаманом Семёновым ни в коем случае работать не будет. При своеобразной идеологии Атамана и его сотрудников, при их взглядах на действительность и способы выходить из неё, — никакое спасение края невозможно, и русское дело неизбежно погибнет».
Такое заявление С.Д. Меркулова Несоциалистическому Съезду, провал затеваемого ген. Лебедевым «Комитета по борьбе с большевиками», который должен бы быть возглавлен Атаманом, отказ Атамана от поселения в Посьете, что в конце концов было ему предложено, и — в особенности — присланное им 20 июня Приамурскому Правительству ультимативное требование денег, — создали такое неблагоприятное для Атамана настроение Съезда, что он кончился 22 июня принятием следующей резолюции:
«1) Свержение большевиков идейно было подготовлено Мартовским Съездом, точно формулировавшим цели и задачи движения и выдвинувшим его исполнителей; 2) Прочным фундаментом для власти в данный момент может быть только однородная, внепартийная, тесно спаянная идеологически, общественность: никакая партийная коалиция в данный момент и при данных условиях невозможна и 3) До созыва Учредительного Съезда власть никакому преобразованию подлежать не может».
Несоциалистический Съезд разъехался, причём некоторые харбинцы по дороге, как был слух, — задерживались, а через три дня — в ночь на 26 июня Атаман Семёнов тихонько покинул «Киодо-Мару» и проехал в Гродеково.
Верные ему воинские части вышли из Владивостока под командой ген. Иванова-Ринова и благополучно дошли до Гродекова, а те, которые вёл ген. Малакен, имели бой с каппелевцами в Раздольном, в который вмешались и прекратили его японцы.
6 июля состоялась Казачья Конференция, которая лишила Г.М. Семёнова звания Походного Атамана.
Семёнов, как политическая фигура, для Приморья был кончен, если не навсегда, то надолго. Он прожил затем тихо в своём вагоне в Гродекове до начала сентября, а потом туда приехали Члены Правительства Макаревич и Адерсон и дали ему материальную возможность уехать в Китай. Гродековские же войска были приняты на службу Правительства.
Примечания:
[1] «Трудовой день» – беспартийная, политическая, общественная и экономическая газета Симбирского края /ред. С.П. Руднев. Выходила в свет с 1917 г.
[2] To же самое отмечает и Винавер в своих крымских воспоминаниях «Наше Правительство», где он пишет: «В малых государственных органах правительственные заботы оказались, к некоторому изумлению нашему, те же, что и в больших». Прим. С.П. Руднева.
[3] Слова из воззвания «Семёновцев». Прим. С.П. Руднева.