Записки С.П. Руднева-8
ПРИ ВЕЧЕРНИХ ОГНЯХ
К 100-летию Приамурского Земского собора и восстановления монархии в России. Записки делегата Сергея Петровича Руднева.
ВСТУПЛЕНИЕ
Воспоминания Сергея Петровича Руднева, участника Поместного собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. и Приамурского Земского собора 1922 г. во Владивостоке, были написаны практически по горячим следам и изданы в Харбине в типографии «Заря» в 1928 году. Автор посвятил их как назидание «моим дорогим эмигрантам – любимым, богоданным внукам Сергею и Игнатию Хорошевским и племяннику Петру Рудневу».
Сергей Петрович Руднев (28.01.1872 — 8.01.1935) родился в гор. Курмыше Симбирской губернии в дворянской семье. Окончил Симбирскую гимназию и юридический факультет Харьковского университета в 1895 году и в течение года был помощником юрисконсульта Юго-восточных железных дорог. В 1896 г. он – сотрудник Елецкого окружного суда. Последовательно занимал должности: судебного следователя в Верхотурье, на Катавских и Симских заводах Уфимского уезда, товарища прокурора в Костромском, Смоленском и Нижегородском судах. С 1906 г. судебный следователь Московского окружного суда, но по семейным обстоятельствам уезжает в Крым, где до 1916 был членом Симферопольского окружного суда, а после смерти жены перевёлся в Симбирский окружной суд на туже должность. Член Поместного Собора Российской Православной Церкви по избранию от мирян Симбирской епархии. После революции жил на Дальнем Востоке. Учредитель и товарищ председателя правления Харбинской больницы в память доктора В.А. Казем-Бека. Скончался в Харбине.
Книга воспоминаний С.П. Руднева «При вечерних огнях», своим названием отсылающая к сборникам великого русского поэта Афанасия Фета из цикла «Вечерние огни», по мнению авторитетного парижского эмигрантского издания «Возрождение», «прошла незамеченной в общей печати.
А между тем — его воспоминания отнюдь не похожи на тот недавний поток мемуаров, почти все авторы которых, как бы, забегая вперед перед историей, или приписывали себе особые государственные роли или жаловались на то, как их государственных талантов не понимали современники».
И далее автор рецензии делает общий вывод: «Незамеченная книга С.П. Руднева как бы восстанавливает прекрасную традицию нашего 18-го века, когда, также не думая о суде истории или о посторонних свидетелях, наши пудренные пращуры, при вечерних огнях, рассказывали внукам об испытаниях своей жизни. И, читая книгу Руднева, вспоминаешь, например, не раз старинные и бесхитростные записки Мертва́го или Рунича о Пугачевщине. Будущий историк найдёт, вероятно, у Руднева не меньше, чем во многих прославленных мемуарах» (Возрождение, № 1668, 1929).
В моём случае так и произошло: получив книгу С.П. Руднева от одного из русских беженцев первой волны, использовал её материалы при написании своей книги «Восстановление монархии в России. Приамурский Земский собор 1922 года. Материалы и документы» (М., 1993. – 168 с.). Ссылки на книгу С.П. Руднева «При вечерних огнях» встречаются и в других исследованиях историков. Однако, насколько можно судить, в России она не переиздавалась и в настоящее время представляет собой библиографическую редкость и незнакома широкому кругу читателей. Публикуем главу из неё «На Дальнем Востоке – в Приморье», повествующую о ситуации здесь в 1920-1922 годах, о подготовке и проведении Приамурского Земского собора во Владивостоке, восстановившем Династию Романовых на Российском престоле.
Предисловие и публикация Андрея Хвалина.
+
ИНТИМНОЕ. Вместо предисловия. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-vstuplenie/
Часть I. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-1/
Часть II. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-2/
Часть III. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-3/
Часть IV. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-4/
Часть V. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-5/
Часть VI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-6/
Часть VII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-7/
+
Часть VIII.
Только по возвращении из поездки в Читу и Верхнеудинск я стал принимать участие в работах Народного Собрания и познакомился с государственным устройством нашего маленького Приморья. Во главе, как я говорил уже, находилось Вр(еменное) Правительство — Областная Земская Управа, которая несла обязанности президента, с нею вместе наше Народное Собрание осуществляло законодательную власть. Во главе власти исполнительной находился Совет Управляющих Ведомствами, ответственный перед Народным Собранием. Премьер назначался Вр. Правительством и сам составлял кабинет, приглашая Управляющих Ведомствами (министров). Всё, одним словом, было у нас, как быть полагается в хороших демократических государствах.
Первым премьером был тов. Никифоров, а когда договорились о коалиционном Совете Управляющих, в котором должности Управляющих Иностранных Дел, Финансов, Торговли и Промышленности и Контроля были отданы цензовым элементам, премьером стал Бинасик — молодой ещё социал-демократ, бывший помощник присяжного поверенного, во время войны служивший где-то, кажется, в штабе писарем и попавший оттуда в Петроградский Совет Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов. Это был не глупый и вполне приличный работник, довольно умело разбиравшийся в обстановке.
Коалиционный Совет Управляющих Ведомствами состоялся только после того, как между блоками социалистическим и несоциалистическим было достигнуто соглашение о том, что программа правительства будет именно та, которая декларировалась при созыве Народного Собрания, а именно — демократическая.
Несоциалисты вступили в коалицию, заявив, в лице В.А. Виноградова, в Народном Собрании 25 июня так: «Пока правительство останется верным принципам провозглашённой демократической программы, несоциалистический блок пойдёт вместе с ним и отдаст все силы на защиту русских национальных интересов».
В Совет Управляющих Ведомствами от цензовиков пошли: бывший Член Всероссийской Директории В.А. Виноградов — портфель Иностр. Дел, банковский деятель — И.И. Циммерман — портфель Финансов, Б.Ю. Бриннер — Торговли и Промышленности и Управляющий Отд(елением) Русско-Аз(иатского) Банка В.Я. Исакович — Государственный Контролёр.
Когда я вернулся из поездки, то среди нашей Торгово-Промышленной фракции, в которую я входил, будучи выбранным, как говорил, от Владивостокской Торговой Палаты, я застал нового сочлена: это был Ник(олай) Дион(исьевич) Меркулов. Его впервые я увидел ещё во время выборов в Народное Собрание и по разговорам, которые велись у нас в выборной комиссии, я ожидал встретить неразвитого и неинтеллигентного субъекта, и приятно ошибся: это был видный, с открытым, располагающим к себе русским лицом человек, имевший мужество иметь собственное мнение и его высказывать, не стесняясь никем и ничем. Он был убеждённый правый, но не озорник и не хулиган, которым его рисовали, и, что греха таить, – малость побаивались. Он издавал газету «Слово» и очень причастен был к сатирическому журналу «Блоха», выходящему «когда захочет» и неуловимому в течение года за всеми принятыми к розыску её редакции и типографии мерами: больно подчас кусала кое-кого эта «Блоха». Н.Д. Меркулова провёл в Народное Собрание Н.И. Кузьмин от Никольской Торгово-Промышленной Палаты.
Н.И. Кузьмин был богатый, но обязанный только себе этим богатством, домовладелец и мыловаренный фабрикант. О нем, как о русском предприимчивом человеке, мне ещё говорил И.Ф. Чистяков. Н.И. Кузьмин по окончании Лазаревского Института Восточных языков служил сначала в наших посольствах на Ближнем Востоке, а затем стал заниматься коммерческою деятельностью, начав её с транспортных предприятий. Отца Ник(олая) Ив(ановича) — Земского Начальника Липецкого у(езда), жившего в своём имении под Грязями, я знавал ещё в мои студенческие годы, когда вакаты (т.е. каникулы – А.Х.) проводил в чудесных Липецких парках и на реках Лесном Воронеже и Матыре. Это прошлое сблизило нас с Н.И. Кузьминым, а через Ник. И. я сблизился и с Н.Д. Меркуловым. Да и трудно было с ним не сблизиться!
Никто, как он, не умел вовремя ввернуть словцо, которое «великое» всемогущего у нас социалистического блока превращало «в смешное», а ведь в политике нет ничего страшнее и опаснее смеха. Прощается и забывается всё, только не смешное. Я помню, как однажды Н.Д. Меркулов произносил с трибуны Народного Собрания речь, касавшуюся соглашения с Читой. Всякое появление Меркулова уже настораживало и нервировало весь социалистический блок, поэтому и Председатель Мансветов был весь одно внимание. Ник. Дион., говоря о засилии дезертиров в деревне, между прочим, произнёс такую фразу:
«Заведутся в деревне три-четыре мерзавца»…
В зале — общее движение. Председатель Мансветов:
«Член Народного Собрания Меркулов! Я прошу Вас таких выражений не употреблять».
Меркулов, обращаясь к Председателю: «Подчиняюсь!» – и, продолжая начатую речь, произносит:
«Так вот, я и говорю: заведутся в деревне три или четыре коммуниста…»
В зале смех и негодование, Мансветов теряется, оратор, как ни в чём не бывало, продолжает далее свою речь.
В нашем несоциалистическом блоке было две фракции: одна — Торгово-Промышленная, а другая — Прогрессивно-Демократическая. Мозгом нашего блока я бы назвал В.Я. Исаковича, а «магистром» парламентских правил, обычаев и традиций — Л.А. Кроля — екатеринбургского инженера, Члена Учредительного Собрания и Члена Главного Комитета партии к-д. (конституционных демократов).
Л.А. Кроль так любил поучать, что однажды я вынужден был даже усумниться в точности его знаний и попросить его показать нам «от писания». Во всяком случае среди нас — доморощенных политиков — он, пожалуй, один являл собою тип законченного парламентария, хотя среди нас находился Член чуть ли не всех четырёх Государственных дум В.А. Виноградов.
Помещение для Народного Собрания, для кабинетов Председателя и президиума, а также канцелярии и комиссий находились в Адмиральском Доме — бывшей квартире Командующего Флотом, для пленарных же заседаний пользовались большим и просторным залом Коммерческого Училища. В Адмиральском Доме внизу было также устроено, как я упоминал уже, общежитие для крестьян-депутатов, там же был и буфет — нечто вроде социалистического клуба.
Перед Покровом во Владивосток приехал на несколько дней мой старший брат Александр, с которым я не виделся свыше двадцати лет. Брат Александр в чине полковника артиллерии вышел в отставку и в 1901 или 1902 г. уехал на Дальний Восток, где находился уже один из наших родственников — моряк, командир крейсера «Варяг», в будущем — герой Чемульпо, флигель-адъютант и георгиевский кавалер, сошедший потом с ума от контузий, полученных им в этом бою с японцами.
Ранее до них был на Дальнем Востоке второй мой брат Петр, доктор медицины, который в 1895-96 гг. в качестве врача участвовал в экспедиции инженера Пушечникова. Эта экспедиция — в составе около 70 человек — верхами прошла, выйдя из Владивостока, через Нингуту, Гирин, Цицикар на Сретенск, разведывая путь для будущей Кит(айской) Вост(очной) железной дороги. Брат оставил очень интересный и подробный дневник этого путешествия, который я приготовил к печати, но в революцию все материалы остались в нашем Симбирском доме и, вероятно, погибли.
У брата Александра один сын — старший Борис, офицер, был убит на германском фронте, а два других — кадеты старших классов — Николай и Александр приняли участие в гражданской войне и оба погибли; — Николай был убит под Дарасуном в отряде Орлова и погребён в Харбине, а Александр, добравшийся с польского фронта до Парижа совершенно больным, умер там от чахотки. Четвёртый сын — Петр, совсем ещё мальчик, только что прибыл во Владивосток на Русский Остров с Хабаровским Кадетским Корпусом, эвакуировавшимся из Хабаровска, оставленного японцами; во Владивостоке же была и дочь брата — Ксения. Вот проведать детей своих брат и приезжал. Это было последнее свиданье его и со мной и, кажется, с детьми, так как через два года Ксения, вышедшая замуж за лейтенанта флота Котельникова, и племянник Пётр уехали на Филиппины, а затем в Америку, а брат в Хабаровске в январе 1925 г. скончался.
Со временем приезда во Владивосток брата совпал, как помню, выход нас —цензовиков — из коалиции с социалистами и коммунистами.
В том, что такая неестественная коалиция, продиктованная наличностью в крае чужеземцев и желанием отстоять край от захвата, — будет непрочна и недолговечна, — никто не сомневался, но что она оказалась как-никак всё же возможной, показывает опыт, проделанный у нас в маленьком Приморье, — единственный, кажется, опыт в этом отношении, не давший, впрочем, добрых результатов. Коалиция продолжалась четыре месяца, совместная же работа социалистов, коммунистов и несоциалистов в Народном Собрании — почти год, и хотя, как я уже говорил, громаднейшее большинство было против нас, несоциалистов, всё же присутствие наше в Народном Собрании, наши выступления и критика законопроектов имели громадное значение. С нами несомненно, считались, и мы были чрезвычайно серьёзным тормозом, задерживавшим внедрение коммунизма под тем или иным видом. Правда, нам приходилось прятать наше недовольство и терпеть, разгуливая часами по зале или кулуарам, пока социалистический блок совещается в своём помещении или пока коммунисты убеждают крестьян, чтобы потом явиться в залу и вотировать (т.е. голосовать – А.Х.) всё, как один человек, но даже и то, что на это надо было употреблять не только часы, а и дни, — уже утешало нас: ведь нас было не более двух десятков, а их почти 200 человек!
Цензовики вышли из Совета Управляющих Ведомствами 13 октября, после того, как постановление об этом было вынесено на состоявшемся в Биржевом зале объединенном заседании организаций: Торгово-Промышленной, Совета Частных Банков, Прогрессивно-Демократической, Союза Домовладельцев, Союза Рыбопромышленников, Биржевого О-ва и Торговой Палаты.
Поводом послужило решение, принятое Кабинетом в отношении дипломатической миссии некоего Юрина-Дзевалтовского от Верхнеудинска в Пекине. Ещё 24 сентября последовал указ Президента Китайской Республики об упразднении Российских Посольства и Консульств в Китае. Этот указ связывали с настояниями Москвы и её аванпоста ДВР. Приморское Правительство постановило считать Юрина-Дзевалтовского лицом, уполномоченным говорить и от его имени, и послало ему в помощь своего представителя Агарева.
Такое поведение, показавшееся нам явно вредным для русских национальных интересов, и побудило некоторых из нас заявить в несоциалистическом блоке, что мы выйдем из Народного Собрания, если вопрос о действиях правительства и продолжении участия в нём наших представителей не будет поставлен на обсуждение объединённых организаций, нас делегировавших. Следствием этого и было указанное выше объединённое заседание организаций в Биржевом зале.
Мне, как первому, внёсшему в блоке вопрос о прекращении коалиции, — пришлось и здесь говорить первым.
У меня не нашлось ни сильного слова, ни яркой мысли; я чувствовал, что безнадежно проваливаюсь. Моим противником, очень сильным и талантливым, выступил Кроль, защищавший коалицию. Вдруг из публики поднялся мужчина лет 42 в сером френче и жёлтых высоких сапогах, и очень образно, убедительно и горячо поддержал меня, сказав в конце концов, что, если у кого-нибудь в доме начнут хозяйничать забравшиеся туда воры и разбойники, то совершенно будет бессмысленно, если хозяин им будет помогать грабить и разрушать дом, стараясь ещё придать всему этому какие-то более или менее приличные, а тем более правовые, формы. После этого страсти разгорелись, и в результате голосования громадным большинством было постановлено цензовикам из правительства выйти.
Человек в сером френче и жёлтых сапогах — костюм, в котором затем я неизменно видел его, – был родной брат Н.Д. Меркулова – Спиридон Дионисьевич Меркулов. В то время, как Ник. Д. Меркулов был только шкипером, плававшим ранее на пароходах по Амуру, а затем имел под Владивостоком небольшую спичечную фабрику, брат его Спиридон окончил юридический факультет, служил в Петербурге в Министерстве Земледелия и считался там даже авторитетом по вопросам Дальнего Востока. Оба они по происхождению были детьми крестьянина Амурской Области.
После этого выступления я познакомился с С.Д. Меркуловым, который вскоре вошёл в Народное Собрание, на место, кажется, отказавшегося Еремеева, и стал у нас среди Торгово-Промышленной фракции играть первую скрипку.