Записки С.П. Руднева-11
ПРИ ВЕЧЕРНИХ ОГНЯХ
К 100-летию Приамурского Земского собора и восстановления монархии в России. Записки делегата Сергея Петровича Руднева.
ВСТУПЛЕНИЕ
Воспоминания Сергея Петровича Руднева, участника Поместного собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. и Приамурского Земского собора 1922 г. во Владивостоке, были написаны практически по горячим следам и изданы в Харбине в типографии «Заря» в 1928 году. Автор посвятил их как назидание «моим дорогим эмигрантам – любимым, богоданным внукам Сергею и Игнатию Хорошевским и племяннику Петру Рудневу».
Сергей Петрович Руднев (28.01.1872 — 8.01.1935) родился в гор. Курмыше Симбирской губернии в дворянской семье. Окончил Симбирскую гимназию и юридический факультет Харьковского университета в 1895 году и в течение года был помощником юрисконсульта Юго-восточных железных дорог. В 1896 г. он – сотрудник Елецкого окружного суда. Последовательно занимал должности: судебного следователя в Верхотурье, на Катавских и Симских заводах Уфимского уезда, товарища прокурора в Костромском, Смоленском и Нижегородском судах. С 1906 г. судебный следователь Московского окружного суда, но по семейным обстоятельствам уезжает в Крым, где до 1916 был членом Симферопольского окружного суда, а после смерти жены перевёлся в Симбирский окружной суд на туже должность. Член Поместного Собора Российской Православной Церкви по избранию от мирян Симбирской епархии. После революции жил на Дальнем Востоке. Учредитель и товарищ председателя правления Харбинской больницы в память доктора В.А. Казем-Бека. Скончался в Харбине.
Книга воспоминаний С.П. Руднева «При вечерних огнях», своим названием отсылающая к сборникам великого русского поэта Афанасия Фета из цикла «Вечерние огни», по мнению авторитетного парижского эмигрантского издания «Возрождение», «прошла незамеченной в общей печати.
А между тем — его воспоминания отнюдь не похожи на тот недавний поток мемуаров, почти все авторы которых, как бы, забегая вперед перед историей, или приписывали себе особые государственные роли или жаловались на то, как их государственных талантов не понимали современники».
И далее автор рецензии делает общий вывод: «Незамеченная книга С.П. Руднева как бы восстанавливает прекрасную традицию нашего 18-го века, когда, также не думая о суде истории или о посторонних свидетелях, наши пудренные пращуры, при вечерних огнях, рассказывали внукам об испытаниях своей жизни. И, читая книгу Руднева, вспоминаешь, например, не раз старинные и бесхитростные записки Мертва́го или Рунича о Пугачевщине. Будущий историк найдёт, вероятно, у Руднева не меньше, чем во многих прославленных мемуарах» (Возрождение, № 1668, 1929).
В моём случае так и произошло: получив книгу С.П. Руднева от одного из русских беженцев первой волны, использовал её материалы при написании своей книги «Восстановление монархии в России. Приамурский Земский собор 1922 года. Материалы и документы» (М., 1993. – 168 с.). Ссылки на книгу С.П. Руднева «При вечерних огнях» встречаются и в других исследованиях историков. Однако, насколько можно судить, в России она не переиздавалась и в настоящее время представляет собой библиографическую редкость и незнакома широкому кругу читателей. Публикуем главу из неё «На Дальнем Востоке – в Приморье», повествующую о ситуации здесь в 1920-1922 годах, о подготовке и проведении Приамурского Земского собора во Владивостоке, восстановившем Династию Романовых на Российском престоле.
Предисловие и публикация Андрея Хвалина.
+
ИНТИМНОЕ. Вместо предисловия. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-vstuplenie/
Часть I. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-1/
Часть II. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-2/
Часть III. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-3/
Часть IV. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-4/
Часть V. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-5/
Часть VI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-6/
Часть VII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-7/
Часть VIII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-8/
Часть IX. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-9/
Часть X. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-10/
+
Часть XI.
После Несоциалистического Съезда для Совета его было снято помещение на Светланской улице, а для ведения дел был приглашён Секретарём Η.М. Соколов – бывший Амурский Тюремный Инспектор. Председателем Совета был избран С.Д. Меркулов, а его Товарищем — И.И. Еремеев. Мы — Члены и кандидаты к ним Совета Несоциалистического Съезда (или «Несосъезда», как его обычно называли) ежедневно к 5 ч. дня собирались и деятельно готовились к тому, что должно было случиться, однако как это должно случиться, где, кем и когда, — мы этого не знали и думали, что случится это ещё не скоро, а «когда хлеб — тогда и мера».
Между тем, как я узнал потом уже через несколько лет, после описанного сейчас мною заседания в газ(ете) «Вечер» жребий каппелевцами был брошен, и ген. Вержбицкий — от каппелевцев и С.Д. Меркулов — от Несосъезда договорились между собой, с тою только разницей, что ген. Вержбицкий договаривался с ведома и согласия прочего каппелевского командования, а С.Д. Меркулов — только сам единолично, не посвящая в это Совет, но действуя от его имени и выдавая свои личные мнения и решения за мнения и решения всего Совета. Но всё это, повторяю, обнаружилось позднее, через много лет.
О нашей беседе с Демократическим Союзом нами было сообщено в Совете; С.Д. Меркулов знал, конечно, что это была попытка каппелевцев привлечь к перевороту демократов, знал, что она не удалась и что благодаря этому он и становится у власти. Поэтому всё сошло благополучно и особых упрёков за «левизну», как обычно, мы не получили.
Однако скоро в заседаниях мы почувствовали какие-то новые нотки властности у С.Д. Меркулова и, не зная говорю — о том, что у него было уже всё решено с Вержбицким, — насторожились.
У Д.И. Густова, как человека нервного и горячего, начались словесные стычки и споры. Дело кончилось тем, что как-то в Четверг или Пятницу на шестой неделе Великого Поста Дм. Ив., рассердившись тем, что вопросы предрешаются, как ему показалось лишь двумя братьями Меркуловыми, а в Совет вносятся только для формы и наложения штампа, наговорил обоим братьям кучу дерзостей и крикнув, что «это будет не правительство, а торговый дом братьев Меркуловых», и что в «торговом доме братьев Меркуловых он не участник», — не простившись ни с кем, ушёл и прислал заявление о своём выходе из состава Совета.
Мне показалось, что С.Д. Меркулов делал только вид, что он обижен и что ему это неприятно, а на самом деле был уходу Густова рад.
Действительно, во Владивостоке налицо оставались все тихие и скромные, а потому и склонные слушаться его, Члены Совета — Еремеев, Адерсон, Макаревич, я; харбинские — В.Ф. Иванов, и кн. А.А. Крапоткин — старый знакомый по Земскому Съезду и Уфе, и никольский — Н.И. Кузьмин — в данное время во Владивостоке не были.
Наступила Вербная Суббота. К 5 часам собрались мы — Совет — на обычное заседание. Присутствовали оба Меркуловых, я, Еремеев, Макаревич, Адерсон и кто-то, кажется, ещё; секретарствовал, как обычно Η.М. Соколов. Вдруг С.Д. Меркулов вносит совершенно неожиданное для меня предложение: в виду имеющего произойти со дня на день переворота — следует немедленно избрать членов будущего правительства. Заранее было предрешено, что число их будет 5 и что состав должен быть идеологически однородный. Мне всё думалось, что момент образования правительства наступит ещё не скоро, и вдруг уже выборы и так сразу, без подготовки и при малом количестве собравшихся Членов!.. Но делать было нечего: надо, так надо, и мы приступили к избранию.
Двух наметили и избрали скоро: С.Д. Меркулова и И.И. Еремеева, когда же зашла речь о третьем, то С.Д. Меркулов назвал своего брата Н.Д., заявив, что это желание и чуть ли не требование даже каппелевцев.
Я стал возражать, указывая, во-первых, что Н.Д. по свойству своего характера и природным данным был бы прекрасным Председателем Народного Собрания, которого можно было бы потом включить, как такового, в состав Правительства, а на посту Председателя Собрания должен быть близкий Правительству человек, и, во-вторых, потому, что и так имеется много нареканий на «братьев» Меркуловых , а тогда и совсем деваться будет некуда.
С.Д. Меркулов начал горячиться и приводить обычные свои доводы о том, что поиски «лучших людей» — заблуждение интеллигентов, что народные массы не знали и не знают ни Зиновьевых, ни Калининых, ни Троцких, а слушаются их и идут за ними; что — все эти опасения мои — плод мышления Демократического Союза и т.д. в этом же роде. Я упомянул, что если каппелевцы требуют активное лицо в правительство, которое являлось бы вроде какого-то генерала, то не лучше ли пригласить настоящего? На вопрос С.Д. Меркулова — «кого же»? — я, не отдавая себе отчёта и предположительно, назвал фамилию ген. Болдырева. Это произвело впечатление разорвавшейся бомбы, и слово за слово дело кончилось тем, что я подтвердил слова Густова, назвавшего творящееся здесь «торговым домом бр. Меркуловых», и, заявив тоже о выходе своём из Совета, ушёл.
С тех пор до 26 Мая я нигде не был и о том, что делалось и делается в Совете Несосъезда, ничего не знал и не интересовался, думая почему-то даже что всё расстроилось, так как прошло с этого заседания больше месяца, а обещанного вот-вот совершиться переворота всё не было и нет.
За это время, впрочем, следуют быть отмеченными два обстоятельства: первое — это посещение меня утром в Вербное Воскресенье представителем каппелевского командования, просившего меня, во-первых, — вернуться в Совет, от чего я отказался тогда решительно, и второе — экстренное приглашение меня на следующий день — в понедельник в Совет.
Когда я пришёл туда, то в залу, где вдали сидел какой-то каппелевский офицер, вошли оба Меркулова, и С.Д. тихонько сказал мне, что если я кому-нибудь скажу о делах и постановлениях Совета, то буду убит. Это было настолько неожиданно и глупо, что я даже не нашёлся что ответить, и, повернувшись, вышел из залы. Впоследствии, как увидим, такие угрозы мне пришлось выслушать ещё дважды: среда, в которой я вращался, говорила сама за себя.
Наконец, 26-го мая поползли по городу какие-то слухи о производящихся или имеющих производиться арестах каппелевских офицеров. С утра 26 Мая чувствовалась в воздухе напряжённость и ожидание чего-то необыкновенного. Ночью действительно были произведены где-то на окраине города и в предместье Первая Речка аресты каких-то стянувшихся туда из Раздольного и Гродеково солдат и офицеров . Стало известным, что вчера в Никольске местная милиция арестовала своих комиссаров и перешла на сторону старой цензовой Городской Думы, которая экстренно собралась и заседает под председательством её прежнего председателя Н.И. Кузьмина, и что Думу эту и порядок в городе и на железной дороге охраняют каппелевцы ген. Смолина.
От 9 утра и часов до 11 дня в контору Кунст и Альберс, где я сидел за обычной работой, то и дело доносились слухи о том, что происходит на улицах.
А на улицах всё больше и больше толпились какие-то люди и скоплялись на Светланке, главным образом около магазина Кунст и Альберс и расположенного напротив в доме японского командования. Рассказывали, что сейчас вели арестованных каппелевцев на Полтавскую улицу в помещавшуюся там Госуд. Полит. Охрану («Госполитохрану»), но по дороге толпа стиснула и конвоиров и арестованных, и последние смешались с толпой.
Наконец, под окнами послышался какой-то шум и крики, загудели снующие взад и вперёд автомобили с какими-то, по-видимому, военными людьми и где-то раздались винтовочные выстрелы. Магазины наши спешно стали закрываться, а Конторе было разрешено прекратить на сегодня занятия и идти служащим домой.
Мой путь лежал по Светланской улице, по которой я жил в полутора кварталах от Конторы, как раз против дома, где помещался наш Совет Несоц. Съезда. Улица была сплошь запружена народом, и пройти было довольно трудно.
На одной из тротуарных тумб, на углу магазина Кунст и Альберс, где скопление народа было особенно велико, стоял Д.И. Густов и произносил зажигательную речь — одну из тех, на которые он был большой мастер. Над его головою реял большой русский, трёхцветный флаг.
Выстрелы раздавались довольно частые и, как слышно, винтовочные — на Полтавской улице около Госполитохраны.
Из окна моей комнаты я видел потом, как появились солдаты с винтовками, как с винтовкою на плече пробежал мимо ворот нашего дома и племянник мой кадет Петя, который ранее обещал не уходить из кадетского корпуса с Русского Острова и не принимать участия в перевороте, — «будет, — говорил я, — что у отца трое вас погибло, хоть ты-то один останешься»! Должен признаться, что всё же в душе я гордился тем , что Пётр с каппелевцами и с винтовкой…
Чувство обиды закралось в мою душу, что я сейчас не там, где Совет наш (а где он — я и не знал), что я не с ними, моими соратниками, тем более, что я сознавал, что в случае неудачи начатого среди бела дня переворота, — мне всё равно не избежать держать ответ наравне со всеми Членами Совета и Съезда.
Скоро то на той, то на другой сопке и на крепостных батареях взвились русские флаги, на улицах раздалась солдатская песня, и в город стали вступать с палками в руках вместо ружей каппелевцы, одна часть за другой, и маршем лихо проходить по улицам. Японцы начали разоружать и каппелевцев, и красную милицию. Было уже несомненно, что переворот удался, а к вечеру об этом узнали все из воззвания нового Вр(еменного) Приамурского Правительства, которому будто бы власть эту передал Владивостокский Народно-Революционный Комитет, возглавляемый ген. Лебедевым.
Так у нас и предполагалось, что устройство переворота будет приписано этому, несуществующему, кроме работавшего с Советом ген. Лебедева, Комитету, а он уже, вырвав власть у «Антоновского» правительства, очистит таким образом место для власти созданной Несоциалистическим Съездом.
Вот с каким воззванием обратилось тогда новое Правительство к населению Приморья:
«Тяжёлое наследие от свергнутой власти коммунистов осталось на долю населения г. Владивостока и Приморской области. Всё расхищено, растрачено и уничтожено. Государственная касса, имевшая 31 Января 1920 г. свыше 25 миллионов золотом, — окончательно опустела. От несметных богатств, находившихся в казённых и таможенных складах, ничего не осталось. Железная дорога разрушена и влачит жалкое существование. Морское судоходство, представлявшееся судами и организацией Добр(овольного) Флота, сократилось на 70 % и печальные остатки его требуют фундаментального ремонта и реорганизации, при отсутствии на то каких-либо средств; казенные предприятия дают огромные, ничем не оправдываемые, убытки, и частные фабрики, заводы, рудники и т.п. на 80 % сократились, и для продуктивного возобновления работы в них требуются крупные средства, которых нет ни в казне, ни у владельцев этих предприятий.
Государственные учреждения — дезорганизованны, значительная часть трудового населения — развращена преступной демагогией свергнутой коммунистической власти и не способна уже к производительному, полезному труду; безработица растёт не по дням, а по часам. Возрастающая бедность и полное обнищание и угроза голодной смерти для массы населения наблюдается и становится неизбежной и неотвратимой с каждым днём.
При таких невыносимо трудных и безотрадных условиях Совет Съезда Представителей Несоциалистического населения Дальнего Востока временно принимает от Национального Революционного Комитета в свои руки государственное управление.
Только полное сознание со стороны всего русского населения Окраины всей тяжести условий и необходимости единодушия в общей борьбе по спасению от надвигающейся гибели, да твердая вера в Божью помощь дадут возможность Совету положить начало оздоровлению жизни.
Призывая к единодушному сотрудничеству всех русских граждан, Совет Съезда заявляет, что в своей временной государственной деятельности он будет строго руководиться началами, провозглашенными в резолюциях Съезда, его избравшего.
Совет, как беспартийное учреждение, при скромной в своих размерах исполнительной власти, а равно и в вопросах управления, будет одинаково относиться ко всем гражданам без различия их партийных убеждений. Исключением признаётся партия большевиков-коммунистов и все, ей сочувствующие, каковые объявляются противогосударственными и преступными, и принадлежность к которым почитается государственным преступлением, сурово наказуемым по суду.
Народное Собрание, как орган исключительно законодательной власти, сохраняется с отменой закона 4 декабря 1920 г. о праве его издавать законы без утверждения Верховной Власти и с привлечением к участию в нём организаций и партий, не допускавшихся свергнутым правительством.
Совет Съезда, как орган временной Верховной Власти на Дальнем Востоке, переименовывается во Временное Приамурское Правительство, которое, впредь до избрания органа Верховной Власти всем не коммунистическим населением окраины, является носителем ни от кого не зависимой Верховной Власти.
По избрании постоянного, впредь до восстановления Всероссийского Правительства, Приамурского Правительства, в порядке, указанном выше, настоящее Временное Правительство слагает с себя власть и передает её означенному, избранному населением, правительству.
Дальневосточная Армия, во главе с командующим её генерал-лейтенантом Вержбицким и всем командным составом её признала вышеозначенное Временное Правительство и изъявила полную готовность стать на защиту её демократического правового государственного порядка.
Совет Съезда Представителей Несоциалистического населения Дальнего Востока в качестве Временного Приамурского Правительства: Председатель С.Д. Меркулов, Члены: И.И. Еремеев, А.Я. Макаревич, Е.М. Адерсон, Н.Д. Меркулов, Секретарь Η.М. Соколов».