Загадка трех «П»

В год столетия начала гонений на Русскую Православную Церковь и русский народ нас вновь, как в февральско-октябрьскую революцию 1917 года, пытаются разделить на консерваторов и либералов, «белых» и «красных», увести от понимания сути продолжающегося на Руси иноверного и иноземного ига. Освобождение от этого ига, страшнейшего даже по сравнению с монголо-татарским и польско-литовским, возможно только при возвращении на прерванный исторический имперский, державный путь, по которому вел Россию святой Царь-мученик Николай II Александрович. Поэтому и предпринимаются колоссальные усилия, в первую очередь среди православного народа, чтобы подменить светлый образ «хозяина земли русской» на фигуры «белых» вождей или коммунистических правителей страны. «Промывка мозгов» населения предпринималась неоднократно в течение республиканского периода российской истории. Искусственно раскрученная ныне вакханалия вокруг «сталинизации» страны, «святых девяностых» преследует главную цель: сохранить статус-кво власти наследников февральско-октябрьского переворота, не допустить освобождения России от длящегося с 1917 года иноверного и иноземного ига.

Статья «Загадка трех «П», раскрывающая приемы манипулирования массовым сознанием россиян, была написана более четверти века назад и опубликована в малотиражном журнале «Дальневосточная панорама» (Владивосток, № 1, 1991. С 131-136). Перечитав ее сегодня, убедился в актуальности своей давней работы, поэтому предлагаю вниманию читателей «Имперского архива». Будем помнить, яко опасно ходим, в канун столетия христоподражательной жертвы святой Царской Семьи на Екатеринбургской Голгофе.

+       +       +

 

Политическая песня – скверная песня.

Гете «Фауст».

 

Посмотрите на его постную физиономию

и сличите с теми звучными стихами, которые

он сочинил к 1 Мая: Хе-хе-хе… «Взвейтесь!»

да «Развейтесь!!» А вы загляните к нему внутрь,

что он там думает.- вы ахнете!

 

М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

 

Мысль написать эту статью пришла несколько лет назад (т.е. в конце 80-х гг. прошлого века – А.Х.). Был собран материал, сделаны первые наброски. Однако, судьба распорядилась иначе: работу по «объективным» причинам пришлось отложить. Видимо, должно было пройти время, чтобы окончательно вызрел замысел, четче обозначилось для себя самого понимание общего хода истории, в котором данный частный случай занял бы только ему строго отведенное место. Начну с мучивших меня тогда, да и теперь, вопросов.

Почему так медленно пробуждается ото сна лжи и дурмана приморец? Почему так хлипка и немощна основа его национально созидательных устремлений? Почему продолжаем разрушать каменную историю своих городов и на месте снесенных неповторимых архитектурных ансамблей возводить стилизованные на восточный манер постройки? Почему в загоне культура и на ее носителей-хранителей все еще смотрят как на подотдел какого-нибудь собеса или филиал общества побирушек? И, наконец, выживем ли на буфере-волноломе, если стихии «интернационализирующие» нас с Запада и Востока ударят с двух сторон?

Сколько вопросов! Их перечень отнюдь не исчерпывается приведенными мною. Тронь, попробуй распутать любой клубок и, за какую нитку бы ни взялся, она поведет в глубину морскую и толщу земную – в историю, которой живы еще свидетели и участники, а потому так и труден путь к истине.

Духовная жизнь провинции… Лучше, ярче всего она проявляется в литературе. Ибо — сначала было Слово. Как для гуманистов, вознесших на пьедестал бытия человека, можно сегодня «перевести» эту древнюю мудрость? А так: сначала была Жизнь, и Жизнь была одухотворена, и Жизнь была Дух. Жизнь Духа — вот основа, сердцевина земного существования человека. Материальны не только кооперативные джинсы и финские ватерклозетты, но и Мысль людская. Она также принадлежит действительности, как и «Жигули» последней модели. Если мысли низко вьются только над откормочным корытом, то и весь мир сузится до его размеров. Если же мысль художника – Космос, то и жизнь его – Вечность.

Итак, речь о духе и его воплощении в литературе, а точнее – в поэзии. Расшифруем поэтому сразу, что означают три «П» – Провинция, Поэзия и…Политика.

Но расшифровка еще не разгадка. В чем же здесь вообще загадка и где искать ответ? Кажется, все на поверхности: держись за ниточку определения литературы как «колесика и винтика, части общепартийного дела» (В.И. Ленин), и она выведет хоть к истокам, хоть к дню нынешнему.

Но почему не дает покоя, торчит занозой в мозгу горькая тирада из дневника навсегда русского писателя Ивана Бунина от 24 апреля 1919 года? Вот она: «Когда совсем падаешь духом от полной безнадежности, ловишь себя на сокровенной мечте, что все-таки настанет же когда-нибудь день отмщения и общего всечеловеческого проклятия теперешним дням. (…) — И опять закрадывается сомнение: — Все будет забыто и даже прославлено! И прежде всего литература поможет (выделено Буниным — А.Х.), которая что угодно исказит, как это сделало, например, с французской революцией, то вреднейшее на земле племя, что называется поэтами, в котором на одного истинного святого всегда приходится десять тысяч пустосвятов, выродков и шарлатанов».

Легче легкого сказать: не было у нас в Приморье литературы, не было поэзии. А были политические конъюнктурщики, «пустосвяты» и «шарлатаны», спешившие зарифмовать каждую самоновейшую партийную установку. Однако: велико ли мужество лягать прошлое задним числом? Вся трудность в том, чтобы вернуть словам их первоначальный смысл, тогда и прояснится истина, обозначатся в тумане былого ее контуры, раскроют свои тайны все нынешние «почему».

О том, что с нами происходило многое могут рассказать старые подшивки краевой молодежной газеты «Тихоокеанский комсомолец» (Владивосток). Такой выбор объясняется рядом причин. Где, как ни на газетной оперативной полосе ярче всего выявляется политическая тенденциозность стихов? Здесь также четко просматриваются и общие не только для провинции или Приморья цели и принципы такого отбора, но и по всей стране в виду строгой централизованности советской «партийной печати». А главное, — воспитывая десятилетиями «красный молодняк» в коммунистическом духе, эта газета не только внесла свою посильную лепту в формирование литературного вкуса и эстетических критериев именно тех поколений людей, которые сегодня, находясь в зрелой поре, являются основным «потребителем» художественных ценностей, определяя лицо и уровень культуры в крае, но и сама дала «путевку в жизнь» многим ныне известным в Приморье деятелям литературы и искусства.

Для «чистоты эксперимента» без шага вперед сделаем два назад и, не вдаваясь в дебаты о дне текущем и его отражении в поэтических текстах, рассмотрим три временных среза: 1953-й, 63-й и 73-й годы. Тридцать лет — вполне достаточный промежуток, чтобы выявить общую поэтически-политическую тенденцию, а смена «правителей», падающая на эти десятилетия, поможет уловить колебания «генерального курса», если таковые обнаружатся в стихах, обнародованных тогда на газетных страницах.

 

 

53-й: холодная весна

 

Далеко от Москвы новый — пятьдесят третий — год начинался привычно: со звона бокалов, здравиц в честь вождя. Ощущение незыблемости режима здесь, на краю страны, тесно переплеталось с обычной человеческой надеждой на стабильность завтрашнего дня и верой в светлое будущее.

Уже вышедшая в первое утро Нового года газета так поздравила своего читателя:

 

Воздух утренний свеж и кристален.

С новым счастьем, родная земля,

С Новым годом, любимый наш Сталин! —

 

Это, так сказать, редакционное коллективное творчество «без авторства». Вполне возможно, что позаимствованы сии проникновенные строки были у других собратьев по перу.

А вот и индивидуальные рапорты. Иван Степанов:

 

Друзья! Опять, вступая в новый год,

Давайте все бокалы дружно сдвинем:-

За нашу жизнь, за счастье, за народ,

За Сталина сияющее имя!

 

Но завершающий аккорд, окончательный мазок, придающий картине целостность, принадлежит в первоянварском номере все-таки не И. Степанову, а некоему Федору Белкину. Именно он, на мой взгляд, наиболее точно передал смысл и суть эпохи, поверхностно многими трактуемой как «культ личности»:

 

Партия! И в сердце отзовется

Пресня, Перекоп и Сталинград.

Ленинской и Сталинской зовется

Партия — народа авангард!

 

Вообще, надо сказать: «канонические» тексты непосредственных участников событий и живых свидетелей (но не в коем случае не «судий») тех лет недвусмысленно говорят, что нынешние неуклюжие попытки разъять Ленина, Сталина и всю коммунистическую партию в целом, мягко выражаясь, поверхностны либо злонамеренны. Тогда, в 53-м, в сознании рядового молодого (про людей более старших возрастов, оставшихся в живых, имевших право голоса и желавших его подать с газетной полосы, и говорить нечего) гражданина-поэта такие понятия были неразделимы. Взаимозаменяясь, они пронизывали все стороны общественного бытия.

Синонимичность гражданских стихов была очевидна. Когда отсутствовали персоналии, им находился «общепартийный» эквивалент, как например, в тексте П. Константинова от 13-го января — «Огни коммунизма»:

 

Звездою вспыхнув в городе Кашире,

Стосильным солнцем стали на Днепре.

Они горят. Их свет в родной столице,

Над всей страной, как вешняя заря.

Как символ счастья над землей струится

Свет правды мира, правды Октября.

 

Иной по форме, но не по сути смысловой ряд выстраивает А. Рехтин в стихотворении «Великое право» (24-го января):

 

Конституцией Сталинской нашей

Нам великое право дано,

Людям строек, заводов и пашен

Жизни путь озаряет оно.

…………………………………..

В октябре оно взято с боями,

Мы его пронесли сквозь года.

Гордо Ленина-Сталина знамя

Осенило его навсегда.

 

Надо отметить, что в то время молодежная газета радовала читателей стихотворными подарками регулярно — к каждому «общественно-политическому мероприятию» обязательно по подарку, а то и несколько. Видимо, тут сказывались отголоски «частушечной» (в деревне) и ТРАМовской (или возьмите те же окна РОСТА у Маяковского — в городе) традиций политпросветработы, когда считалось, что наиболее злободневные лозунги лучше усваиваются «массой», если их подавать «всклад и лад».

Вот и к 22 февраля — выборам в местные Советы — газета развернула как «прозаическую», так и стихотворную пропагандистскую кампанию. Обращает внимание финал опуса В. Окулевича «Мой голос» (19 февраля), могущий служить образцом для нынешнего легиона кандидатов в депутаты:

 

Пусть ярче светят звезды небосвода

Над той страной, где люди мир хранят,

Где в мыслях, чувствах и делах народа

Любимый Сталин — первый кандидат.

 

И что удивительно: угадал В. Окулевич итоги выборов. О чем и доложил народу 24 февраля другой стихотворец, С. Шитин, в тексте с красноречивым названием «Первый депутат»:

 

И когда мой народ выбирает в Совет,

Клятву верности делом скрепляя,

Чтоб скорее настал коммунизма расцвет,

Первым Сталина он называет.

 

Но «коммунизма расцвет» пообещает терпеливому народу уже другой верный «сын партии». Меньше чем через две недели «первого кандидата и депутата» не стало. Судя по всему, в редакцию пошли отклики, в том числе и поэтические. 24 марта выходит обзор стихов (без подписи, т.е. выражающий мнение редакционного коллектива и линию газеты) под заголовком «Великий Сталин бессмертен». Статья настолько «свежо» читается с дистанции нашего «светлого настоящего», что приведу ее целиком, выделяя по своему усмотрению ключевые слова и фразы.

 

«Великий Сталин бессмертен.

 

В эти скорбные дни, когда народы не только Советского Союза, но и всего мира переживают боль великой утраты, из всех уголков нашего Приморья в редакцию поступают письма. Много приходит стихов. Авторы их — рабочие, колхозники, студенты, инженеры и служащие. Едины их чувства. Простыми словами, идущими из глубины души, люди выражают свою беспредельную любовь к человеку, отдавшему всю свою светлую жизнь за всенародное счастье, клянутся в верности Коммунистической партии и Советскому Правительству.

Горе советских людей неизмеримо. Но оно не сломило народ, не внесло в ряды строителей коммунистического общества смятения и паники. Советских людей учил великий Сталин: не поддаваться трудностям, быть твердыми и стойкими при любом испытании, не падать духом в беде.

Эту мысль хорошо выразил в своем стихотворении читатель нашей газеты Н. Илюхин (г. Владивосток):

 

А мы, ряды сомкнув еще теснее,

Вокруг любимой партии своей

Пойдем вперед уверенней, смелее

Под ярким светом сталинских идей!

 

Авторы стихов пишут о всех тех великих делах, которые совершались и совершаются по гениальным предначертаниям Иосифа Виссарионовича Сталина. Советские люди построили в своей стране социализм, за годы сталинских пятилеток добились величайших побед во всех отраслях народного хозяйства.

 

Всегда, трудясь, мы знали:

с нами Сталин.

А раз он с нами,

значит, победим!

 

— говорит в своем стихотворении Л. Оськин (г. Владивосток).

С именем великого Сталина связаны грандиозные работы по преобразованию природы. Это по его гениальному плану советские люди осуществляют величайшие стройки коммунизма, орошают и осушают огромные площади земли, заставляют природу служить человеку.

 

Это он суховею пути

Навсегда на земле преградил,

И пустыни на веки веков

Ключевою водой напоил.

 

— пишет Н.Косых из Тетюхе.

Сталин умер, но память о нем будет жить в веках. Советский народ полон решимости продолжать дело, начатое Сталиным, идти по пути, предначертанному великим вождем человечества. Клятвой верности вождю народов звучат стихи военнослужащего А.Рехтина:

 

Мы не свернем с дороги верной,

Что указал народам он.

Он будет нам всегда примером.

Его заветы — наш закон.

 

Той же мыслью проникнуто стихотворение В.Ворошилова (г. Спасск):

 

И мы торжественно над гробом

Тебе клянемся, вождь родной,

Что мы пойдем по тем дорогам,

Что нам указаны тобой.

 

Давая клятву верности своему вождю, советские люди еще теснее сплотили свои ряды, заверили ЦК Коммунистической партии и Советское правительство в том, что они своим самоотверженным трудом будут крепить мощь и силу любимой Родины, будут стремиться жить так, как учил великий Сталин.

 

Так будем достойны мы

имя вождя.

Сплотимся еще теснее,

Чтоб Родина краше еще

расцвела,

Чтоб стала еще сильнее.

 

— пишет военнослужащий М. Хаверсон.

Сталин жив! Эта мысль сквозит во всех стихах молодых и начинающих поэтов. Не может умереть человек, который воплотил в себе все надежды, мечты и стремления всего прогрессивного человечества, который научил .людей воплощать мечты в действительности, дерзать и побеждать.

 

Нет! Сталин не умер!

Он не умрет!

Он жить будет тысячелетия!

 

— восклицает студентка Владивостокского педучилища Н.Ковалева.

Бессмертное имя Сталина будет вечно жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества».

 

Вот такая замечательная в своем роде вещица. Остаток года прошел в некотором тихом замешательстве, что естественно. Но идея «великий Сталин бессмертен» красной нитью вышивала прежние звездочки-пентаграммы на траурных партийных знаменах. Пропагандистская машина лишь на миг замедлила ход, но поскольку человек Иосиф Джугашвили-Сталин уже давно стал «воплощением надежд и стремлений всего прогрессивного человечества», мифом, легендой, придатком ее, вновь скоро застучала в размеренном ритме.

В этом «общепартийном деле», творимом молодежной газетой в общем строю, «винтик» поэзии не просто помогал манипулировать общественным сознанием для вдалбливания образов вождей и партии. Газетные стихи в подавляющей массе навязывали, культивировали примитивизм как основной поведенческий императив. Лишая человека выбора, пресса долгие годы диктовала «предложения», в конце концов сформировав «спрос». Воистину: вперые «социалистический рынок» возник у нас в области идеологии, в сфере идей; а складываться он начал еще с тех пор, как Ленин ввел цензуру, а Дзержинский построил концлагеря. Но все они были пока еще «бессмертны», как и «великий» Сталин.

 

 

63-й: была ли «оттепель»?

 

Легенда о «хрущевской оттепели» долго и упорно вдалбливалась в наши головы, подготавливая следующий этап «прыжка в пропасть»: перестройка – это революция, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Страницы «Тихоокеанского комсомольца» шестьдесят третьего года переполнены «вольнолюбивыми» рассказами, рецензиями, стихотворными подборками И. Фаликова, В. Пономаренко, Ю. Кашука, И. Рабеко и других авторов. Однако все они не преступают рамок неотмененной пятьдесят восьмой статьи. Что из того, что не стало здравиц и меньше «краснодатских» стихов и исчезло одно-единствеиное имя? Сравните, например, «Коммуниста» В. Харитонова (номер за 13 сентября) со стихами, приводившимися выше:

 

Возмужал ты в борьбе за свободу

И душой справедливою чист,

Верный сын трудового народа,

Коммунист, коммунист!

 

Зачем надо было славить нового здравствующего генсека, неизвестно чем могущего кончить в любой момент, когда безопаснее и вернее поклясться в преданности разом всей партии, коммунистической идее, ни на йоту не изменившейся (извивы тактики не в счет) за прошедшее десятилетие и, как и прежде, пронизывающей все сферы существования отдельно взятого советского человека? Вот, один из характерных текстов на эту тему – А. Кошеида «У качала начал»:

 

 

Славься, Учитель учителей,

Обучающий сыновей

Землю пахать.

Сталь выплавлять,

Строить мосты,

Счастье искать,

ты –

Партия коммунистов!

 

Как видим, дело не в персоналиях, а в принципе. Развенчание культа личности, заморозки после оттепели – это все поверхностно политические байки в пользу бедных. Линия раздела проходила не здесь. Ее верно уловил Ю. Кашук, поэт и журналист, четко сформулировав в номере за 11 августа в рецензии на фильм «Русское чудо»: «Бессмысленность, тупость, жестокость самодержавияи – и великие ленинские планы создания коммунистического общества. Бессилие, нищета, фантастическая отсталость России – и космический взлет. Гагарин! Честное слово, увидя Юрия на экране после дурака-царя, зверей-интервентов и лошадей на веревках, я был счастлив не меньше, чем 12 апреля!»

Любопытная деталь: в 1989 году автор отметил тридцатилетие сотрудничества с молодежной газетой, поместив 3 июня подборку поэтических опытов разных лет. Так вот, в стихотворении «У надгробия ХVI века», датированном 68-м годом, в бессилии постичь подвижничество «Христовой невесты», поэт признается:

 

Тело тленно и дело тленно,

и веков непроглядна мгла.

Мать-игуменья, мать Елена,

Лена Девочкина — жила.

Ничего я о ней не знаю,

ничего узнать не смогу…

Слава Богу, хоть не солгу.

 

По стилистике и легковесно панибратскому отношению к истории, предкам «У надгробия…» напоминает поэзию раннего А. Вознесенского. Но в целом стихотворение окрашено чувством милосердия, пониманием связи всех — ныне живущих и ушедших в мир иной, хотя в основе такого единения и лежит, по автору, тривиальная рационалистическая мысль о тленности «тела и дела». А вот в маленькой рецензии на фильм ни этого чувства, ни даже банального взгляда на исторический процесс нет; а есть – жесткий идеологический барьер между «темным проклятым» прошлым (до 1917 года) и светлым социалистическим настоящим, благополучно преодолевшим «культ личности» и вырвавшимся в космос. Не в осуждение говорю, а просто констатирую факт, понимая ангажированность журналиста и поэта социальным заказом – писать о российском прошлом как надо. Другое дело, что бесследно никому никакая ложь не проходит – «есть высший суд…»

Возможность поэтически-политических мистификаций основывалась на абсолютной закрытости правдивой информации, когда речь заходила о прошлом Российской Империи, что позволяло при почти тотальном уничтожении «бывших» образованных слоев создавать сусальные картинки революции, превращая ее самое и «ленинскую гвардию» в некий абсолютный идеал. С другой стороны, так как реальная жизнь все больше свидетельствовала о расхождении велиречивых слов и дел коммунистов, все труднее становилось отыскивать беспроигрышные моменты в настоящем, чтобы обыграть их в политических стихах. Поэтому наряду с «космическими взлетами» и гигантскими разорительными стройками «успехами», обеспеченными партией, уже объявлялись обыкновенные профессиональные занятия людей да и сама возможность «свободно» жить на воле, а не в концлагере.

 

 

73-й: макушка застойного лета

 

Тот год был урожайным по части литературы. Довольно регулярно появлялись странички «ЛИК» — литература, искусство, критика. Много печаталось детских стихов, детективов. И что характерно: авторы в подавляющем большинстве свои, доморощенные, приморцы. Среди поэтов выделяется Геннадий Лысенко –

талантом, образностью, силой чувства. У него нет политической трескотни. Он безусловный лидер в Приморье того течения, что называют «тихой лирикой». Представленная на страницах газеты стихами В. Туфанова, В. Майорова, Л. Долинского, В. Викторова, она почти на равных пытается соперничать с тенденциозно-политическими агитками.

Возникает интересная ситуация: за «тихой лирикой», вобравшей в себя и черты поэтической репортажности, остается разработка темы современности, в то время как собственно политическая, гражданская поэзия отступает в прошлое, в историю, чтобы оттуда действовать, как чертик из засады, выскакивая каждый раз к очередной красной дате или кампании со звонкими лозунгами, призывами, а то и на коне с шашкой и наганом, напоминая читателям в какой замечательной советской стране им посчастливилось родиться.

Вот в номере за 27 января Г. Швецов настроен уверенно и благодушно:

 

Все дальше мы под красным стягом

Идем дорогой Ильича.

И нас уже никто не в силах

Ни обойти, ни задержать.

 

Тех же, кто только воздерживается разделить радость по поводу уверенной поступи Страны Советов по «дороге Ильича» А. Гончаров (25 октября) «ставит на голосование»:

 

Не доверяю их позиции.

Не понимаю их основ.

Уж если не единогласно —

То будь хоть черным, раз не красным,

Но только — без полутонов!

И если нам после собрания –

По коням с шашкой наголо.

Давай определим заранее,

С кем рядом вскочишь ты в седло.

Кулак, на рукояти сжавшийся,

Да еще лезвие само

Пускай напомнят воздержавшимся,

Как голосует комсомол!

 

Когда в ход пошло «лезвие само», тут уже само собой проголосуешь «за»: решения съездов, стройки века, родные партию и комсомол… Психология гражданской войны подспудно культивировалась постоянно. Сегодня понятно, что принцип «разделяй и властвуй», «стравливай профанов и властвуй сам» — всегда был стратегическим боезапасом верхов Совдепии.

«Красный костер» из стихотворения Ю. Панкова (9 декабря) снова готов вырваться на «перестроечные» просторы России:

 

Стынут сопки в осеннем молчании,

Красный ветер, как сотни знамен,

Чуть колышет в суровой печали

Ветви дружных кленовых колонн.

 

Здесь в двадцатом прошли партизаны,

То их кровь над тайгой разлилась,

Чтоб у серой волны океана

Встала прочно Советская власть.

 

Еще будет шуметь непогода,

Поредеет лесная братва,

Но, как вечное пламя восхода,

Будет память о битвах жива.

 

Чем меньше было в политических стихах правды жизни, правды истории, тем больше в них становилось мертвой красивости, внешней мастеровитости. Среди дежурных «камланий» по поводу революционных битв, хозяйственных побед и ведущей роли партии везде и всегда возникает и новый мотив. Как известно, в семидесятые годы в стране растет правозащитное движение, появляется и так называемая эмиграция «третьей волны», хотя большинство инакомыслящих принимали, как и в прежние времена, лагеря.

Откликаясь на «заказ», молодежная газета помещает на своих страницах 29 мая стихотворение И. Рабеко «Эмигрант», где развенчивает это явление, начиная с истоков, как таковое:

 

Былых надежд давно иссякла россыпь,

Уже никто не вспоминал о нем…

Протлела жизнь дешевой папиросой,

Ни разу не зайдясь большим огнем.

 

Слов нет, жизнь людей, оказавшихся по воле судеб вдали от Родины, была не сахар. Но что знал о ней приморский стихотворец, беря на себя право судить? Легковесность, уверенность, что за «идеологическую выдержанность» все спишется — еще одна из характерных особенностей советской политической лирики. Но по сравнению с предыдущими десятилетиями в семидесятых все меньше в стихах чувствуется надрыв и голая лозунговость «даешь!» Сильнее проявляется обыкновенная инерционность пропагандистской машины, которая довольствуется соблюдением верноподданических форм по отношению к государству и правящей верхушке, смотря сквозь пальцы на личную жизнь человека, могущего «кое-где порой» испытывать не только восторг от того, что ему довелось жить и строить коммунистическое общество, но и другие чувства и ощущения.

Если говорить о литературных впечатлениях 73-го года в целом, то бросается в глаза сразу: дробь поэтически-политического барабана стихает. Начинают нарастать иные музыкальные темы и мотивы в собственно лирических произведениях: тихих раздумий, грусти, покаяния, возвращения к истокам… Но делалось это не в прямую, а путем интонационных, стилистических перекличек, чтобы не давать явного повода «контролирующим» инстанциям придраться.

В стихотворении А. Солода (22 сентября) явно ощущается «есенинское дыхание»:

 

Милая деревня, я к тебе вернусь,

Чтоб увидеть снова вербенную грусть,

Чтобы выйти в поле снова на свидание,

Не случайным гостем — а его хозяином.

 

Однако вернуться человеку в деревню «не случайным гостем, а хозяином» мешали городские власти, по сути нисколько не изменившиеся за рассматриваемый нами тридцатилетний период. Внешние зигзаги партийного курса, находя отражение в поэтических текстах на страницах «Тихоокеанского комсомольца», с еще большей наглядностью свидетельствовали о неизменности магистральной линии, когда вопреки логике жизни, продолжался эксперимент по строительству «рая на земле» – бессклассового коммунистического общества. Его-то и воспевали местные пииты вслед за столичными собратьями. С годами абсурдность такого положения каждому здравомыслящему человеку становилась все очевиднее. Но зуд писательства и грех тщеславия «околдовывали» стихотворцев, заставляли их усыплять совесть. Вот почему для многих «перестройка» подоспела как нельзя кстати. И теперь мы такое узнали об их застойных «страданиях»!

А что же политическая поэзия? Жива курилка! И так же со страниц «независимых» и все-таки партийных газет продолжает лгать. Ведь Правда частичной (партия с латыни – часть) не бывает. Выходит, что, действительно, «партийная песня — скверная песня»? Бросить ее — и вся разгадка? Но перестанут ли поэты после этого создавать гражданские вирши, так волнующие соотечественников?

До сих пор, вскрывая волшебный ларец, ловя зайца и утку, мы только подбирались к кощеевой игле – разгадке феномена политической советской поэзии в провинциальном городе.

 

 

91-й: кощеева игла

 

В том, что советская политическая поэзия ранее апеллировала к октябрю 1917 года, а теперь «в демократическом духе» отваживается заглядывать в глубь веков — нет ничего удивительного. После долгих лет физического геноцида в стране появился слой худо-бедно образованных людей, который не удовлетворяется лобовыми штампами и клише. Следовательно, аргументация должна быть изощреннее, а ложь – тоньше. Вот где и погодились авторитеты прошлого. Тем более, что «политические» споры насчитывают века.

Само слово «политика» происходит от греческого «полис», т.е. город, град. В христианской традиции после блаженного Августина принято различать град земной и град Божий, которые ведут между собой главный спор о смысле человеческой жизни. Решение этого спора на Западе и Востоке было различным. Запад пошел путем рационализма, «автономной» науки, оторвав ее от живой связи с христианскими началами, возмечтал внешним насилием построить политически совершенное общество на земле. Как известно, к началу ХХ века западноевропейские философские, социальные, экономические учения прочно внедрились на русской почве. Все российские революционеры были ярыми «западниками», получая инструкции, деньги и моральную поддержку из многочисленных зарубежных центров. Понятно, что и «демократическая», «революционная» литература носила соответствующий характер. Возвращение сегодня к февралю 17-го года есть по сути тот же самый прозападный путь только в его либеральном варианте, а, следовательно, никакого освобождения и возрождения для России не сулящий, т.к. хозяева и властители наших дум останутся прежними.

Иное понимание политики и гражданской литературы сложилось на Руси еще с древнейших времен. «Слово о Законе и Благодати» первого русского митрополита Илариона, «Слово о князьях» Кирилла Туровского, «Слово печальное…» Максима Грека, «Наставление князьям» неизвестного автора и многие другие произведения древнерусской литературы имели остро современное звучание для своего времени. В красноречии Древней Руси сложился высокий образ автора — «печальника Русской земли», бесстрашно обращающегося к сильным мира сего, если они преступали Христовы заповеди: «Князья и все судьи земные есть слуги Божии, по учению Павла» («Наставление князьям»). Тогда же в «политической» литературе впервые были высказаны многие научные, философские идеи, сделаны открытия в области психологии и эстетики. А главное – был поставлен вопрос о соотношении государственности и морали, власти и справедливости. Говоря о нравственном совершенствовании человека на его пути к Богу, древнерусские авторы придавали ему и глубокий государственный смысл, т.к., например, по Максиму Греку именно законы морали лежат в основе мудрой деятельности на благо государства. Только в России возможно такое, что произошло с известным литератором Шишковым, стоящим перед Царем – Помазанником Божиим и говорившем: «Ты не прав, Государь».

После революционных катаклизмов у нас в стране возникла совершенно противоположная ситуация. Приведу цитату из статьи «Погибельные тропы и последние пути» поэта и прозаика Владимира Карпеца: «Московская Русь и императорская Россия, имевшие в целом то же самое государственное строение, имели «обратный духовный знак», были оживлены и живы тем, что власть принадлежала лично Царю – верховному оградителю Православной веры. Верховная власть СССР лица не имеет. Православная церковь унижена и гонима при формальном «отделении от государства». Место Православия занял «марксизм-ленинизм». Во всех партийных документах подчеркивается, что отношение к религии — не частное дело по отношению к партии (партия — непримиримый враг религии), хотя и является частным делом по отношению к государству. Но глава государства — партия. Иными словами, власть религии прямо враждебна, управление — вроде бы к ней безразлично».

Таким образом, лежащая в основе советского государства мораль была партийной, антихристианской. Каковы были на самом деле «ум, честь и совесть нашей эпохи» все мы прекрасно знаем.

Однако позволение свергать былых кумиров отнюдь не означает для художника свободу творчества. Перебежка из одной правящей партии в другую не означает, что поэт нашел истинную дорогу к Храму. Прежде, чем учить других, надо из собственного сердца вынуть кощееву иглу и с покаянной молитвой ее преломить. Тогда и только тогда, независимо от меры таланта, поэт сможет стать «печальником и заступником» всей Русской земли, всего народа, а не каких-то отдельных его частей. Конечно, стихи такого автора партийная пресса будет публиковать от случая к случаю в зависимости от политической конъюнктуры как в центре, так и у себя на месте. В принципе каждому художнику Господь Бог дает право выбора: стать ли ему «ассенизатором и водовозом» (В. Маяковский) или «колоколом на башне вечевой» (М. Лермонтов). Вольному воля.

 

 

1991-2017 гг.