Враг царской России.

ЯКОВ ШИФФ – ВРАГ ЦАРСКОЙ РОССИИ.

«Мало, кто знает о той губительной роли, которую человек этот сыграл в истории России».

В своей книге «Июль 1914 г.» Эмиль Людвиг[1], рассказывая о телеграмме, посланной лордом Ротшильдом императору Вильгельму накануне мировой войны, говорит: «Банкир смог бы своими еврейскими деньгами помешать нам, по примеру Якова Шиффа в Нью-Йорке, помешавшего России»[2]. В широких русских кругах имя Якова Шиффа[3] почти неизвестно и мало, кто знает о той губительной роли, которую человек этот сыграл в истории России.

Шифф был уроженцем Франкфурта и происходил из небогатой еврейской семьи. В 1865 году, 18-ти лет от роду, он переехал в Америку, где поступил в Нью-Йорке на службу в банкирскую контору. Своим трудолюбием и недюжинными способностями он очень скоро выдвинулся и, понемногу всё более расширяя поле своей деятельности, достиг к сорокам годам совершенно исключительного положения в деловом мире. В это время Шифф уже стоял во главе крупного банка «Кун, Леб и Ко» и являлся видной фигурой не только в американских, но и в международных финансовых кругах. Деятельность его была весьма разносторонняя, интересы разбросаны по всему миру; почти ни одно крупное интернациональное событие не обходилось без прямого или косвенного участия Шиффа. Но как ни широки были его интересы, Шифф всегда и, прежде всего, оставался евреем. Ближе всего, горячее всего принимал он к сердцу события, непосредственно отражавшиеся на судьбе его единоверцев: погром в Кишинёве, притеснения евреев в Румынии или Марокко тотчас же находят у Шиффа живейший отклик.

Отсюда его ненависть к русскому правительству, не дающему евреям равноправия, ненависть к царскому режиму, к династии, ненависть, красной нитью проходящая сквозь всю его долгую жизнь. В глазах Шиффа Россия была «врагом человечества», и активная борьба против неё составляла главную цель его существования.

Когда разразилась японская война, симпатии Шиффа были, само собою, на стороне наших врагов. Симпатии эти оказались для японцев особенно ценны, когда несколько месяцев после начала войны им пришлось спешно хлопотать о заключении иностранного займа. Барон Такахаши, в то время товарищ (заместитель) директора японского государственного банка (а впоследствии – министр финансов и премьер Японии), был командирован с этой целью в Лондон. «Я пересёк Атлантический океан, – рассказывает Такахаши в своём меморандуме, – в надежде, что условия в Лондоне будут сравнительно благоприятны для осуществления моей задачи. Великобритания была нашей союзницей; Лондон был главным денежным рынком мира…

Однако негоциация займа (посреднические операции по купле продаже векселей – А.Х.) в эту критическую минуту оказалась делом далеко не лёгким». Казалось, что полного успеха не удастся добиться, приходилось мириться с займом в половинном размере против предполагавшегося. В эту минуту выступил на сцену Шифф, и 6 процентный заём в 10 миллионов фунтов был заключён в полном объёме: американский банкир взялся распределить половину всей суммы. Представителями Шиффа в Лондоне был банкирский дом братьев Бэринг[4]. Интересно отметить, что сразу после заключения займа Шифф вместе со своим другом сэром Эрнестом Касселем был частным образом приглашён на завтрак к королю Эдуарду VII, причем, как Кассель впоследствии рассказал Такахаши: «Его величество выразил при этом случае своё милостивое одобрение роли Шиффа в японском займе».

Что касается отношения Шиффа к России, то, по словам Такахаши, он считал, что «система правления, которая способна на подобные жестокости и правонарушения, как у себя дома, так и в международных отношениях, должна быть уничтожена до основ, в интересах угнетаемой расы, самого русского народа и всего мира. С этой целью признавалось желательным преподать правящим классам России объективный урок… Он (Шифф) был уверен, что в случае поражения, России придётся вступить на путь усовершенствований, будь то революция или реформы, и он решил приложить всё имевшееся у него влияние к тому, чтобы все американские ресурсы оказались на стороне Японии». Несколько месяцев после первого займа тою же английско-американской группой проведён был второй японский 6 процентный заём в 12 миллионов фунтов, а в 1905 г. сначала, один, а потом другой 4 ½ проц. займы в 30 миллионов фунтов каждый. Проявленную русским правительством готовность пойти в июле 1905 года на мирные переговоры, Такахаши приписывает появившемуся известию о новом японском займе. «Финансовая поддержка наших иностранных друзей и иностранных вкладчиков, — пишет Такахаши, — в большой мере способствовали нашей военной удаче и заключению мира. В этом деле роль, которую сыграл г-н Шифф, была поистине замечательна, в особенности по отношению к нашему первому 6 проц., и второму 4 ½ проц. займу». Вполне понятно, что когда год спустя Шифф посетил Японию, его там встретили с распростёртыми объятиями; перед личной аудиенцией у японского императора он был награждён орденом Восходящего Солнца.

О встрече Шиффа с Витте во время портсмутских мирных переговоров имеется несколько отчётов в мемуарах современников. В ответ на выраженное Шиффом пожелание, чтобы евреям в России немедленно дано было равноправие, Витте ответил, что такая мера, вероятно, повела бы к беспорядкам и в результате принесла бы самим евреям больше вреда, чем пользы. Шифф с этим мнением, конечно, не согласился.

В следующие годы Шифф энергично занялся организацией еврейской эмиграции из России в Америку. Созданный им комитет пропустил к 1912 году более 5 тысяч иммигрантов, истратив на это 150 тысяч долларов. Впрочем, Шифф сам смотрел на эту меру лишь как на паллиатив, считая, что еврейский вопрос должен найти разрешение в самой России. Трудности, которые американское правительстве стало чинить въезду такого количества переселенцев, а вскоре затем  разразившаяся мировая война, положили конец дальнейшей иммиграции русских евреев.

Параллельно с этим Шифф всё время, не переставая, вёл самую активную пропаганду против России. В речах, в печати он пользовался каждым случаем, чтобы выступить против русского правительства, в самых мрачных и сгущённых красках рисуя положение евреев при царском режиме. Ещё раньше, когда в 1890 году американский посланник в Петербурге Шарль Смит, заявил, что убедился в том, «что в России не существует никакого преследования евреев», Шифф принялся усиленно доказывать, что посланник стал жертвой обмана. Кишинёвский погром в 1903 году привёл Шиффа в неописуемое волнение; негодованию его не было предала. Он организует митинги протеста, обращается с представлением к американскому правительству, высылает пособия пострадавшим. В письме, адресованном им по этому поводу президенту Рузвельту, он пишет об «ужасающих зверствах, подобные которым вряд ли можно найти в эпоху средневековья»; при его участии организуется комитет для передачи русскому правительству заявления протеста.

Наряду с этим Шифф всячески препятствует тому, чтобы со стороны Америки была оказана России какая бы то ни была финансовая поддержка. «Я горжусь,- пишет он в письме лорду Ротшильду в апреле 1904 г., — что мне удалось свести на нет все усилия, которые были сделаны Россией в разное время за последние 4-5 лет, чтобы расположить американский рынок в пользу своих займов». Позднее, в публичной речи Шифф хвалился тем, что «в течение 25 лет единолично с успехом боролся против проникновения русского правительства на американский денежный рынок».

В начале июня 1904 г. русский министр внутренних дел Плеве через посредство д-ра Катценельсона, выразил желание лично повидаться с Шиффом. Свиданье это, однако, не состоялось, ибо Плеве тем временем пал от руки убийцы. Но и без этого поездка Шиффа в Россию едва ли совершилась бы, в виду тех условий, которые были им поставлены. «Если его превосходительство фон Плеве, — писал Шифф в своём ответном письме Катценельсону, — действительно хочет, чтобы я приехал, то он не должен ожидать, что я явлюсь перед ним как проситель и не должен говорить (как вы выражаетесь в письме, адресованном его превосходительству и на которое он дал своё согласие), что он готов меня принять; он должен сказать, что желает моего приезда, и приглашение должно быть адресовано прямо мне. Единственное условие, которое я вынужден поставить, это следующее: я не могу въехать в страну, которая допускает меня только в виде особой милости, и которая закрыта для всех исповедующих еврейскую веру, иначе как по такой особой милости. Если я приеду в Россию, то существующие ограничения для визирования паспортов иностранных евреев должны быть сначала уничтожены. Только когда это будет сделано, иностранный еврей сможет въехать в Россию, не теряя собственного достоинства».

Смерть Плеве прервала дальнейшие переговоры. В письме Катценельсону, написанном по получению им известия о катастрофе, Шифф следующим образом выражает своё сожаление о случившемся:

«…так как имеются основания предполагать, что недавними событиями фон Плеве даны были хорошие уроки, что оказалось бы весьма на пользу нашим русским единоверцам, то мы сами вынуждены пожалеть об опасности, что благодаря внезапной смерти фон Плеве плоды этих событий могут быть утеряны. Мы можем только надеяться, что управители вашей великой, но сейчас только несчастной страны научатся не только на судьбе скончавшегося министра, но и благодаря горьким испытаниям Империи тому уроку, что даже самые великие и могущественные, будь то отдельный индивидуум или целая империя, не могут грешить безнаказанно и что рано или поздно возмездие свыше постигнет даже могущественнейшую из держав».

Октябрьский манифест 1905 г. возбудил надежду евреев, что настала новая эра. Шифф уже писал, обещая поддержку русскому займу, в случае если новый порядок вещей утвердится в России. Однако большой еврейский погром в Одессе, совпавший со временем созыва первой Думы, очень скоро разбил иллюзию. Шиффом немедленно организован был сбор помощи и на первых же порах переведено в пользу пострадавших 50.000 фунтов. В это время премьером назначен был Витте. Шифф обратился к нему с телеграммой протеста по поводу одесских событий, в ответ на что получил от Витте две телеграммы с выражением сожаления правительства о случившемся и указанием на бессилие местных властей предотвратить происшедшие эксцессы. Несколько недель спустя Шифф адресовал Витте длинное письмо: «Весьма отрадно, — пишет он между прочим, — читать в доходящих в печать известиях из России, что вы уже и сейчас стараетесь выполнить те уверения, которые вы нам дали в Портсмуте и о которых было нашей великой привилегией оповестить миру, а именно, что как только в ваших руках будет власть это осуществить, еврейскому населению в России будет дано равноправие… Россия никогда не сможет восстановить к себе уважение и доверие цивилизованного мира, без коих не может процветать ни одна страна, если не будет раз навсегда положен конец этим ужасающим условиям, и если формирующемуся теперь новому правительству, во главе которого, к счастью, поставлены вы, не удастся обеспечить во всей Империи безопасность и равноправие еврейского населения, тогда для евреев в России действительно наступит время приготовиться покинуть своё негостеприимное и несправедливое отечество. Как ни велика будет проблема, которая встанет тогда перед цивилизованным миром, она будет разрешена, ибо она должна быть разрешена – и вы, будучи не только государственным деятелем, но и большим знатоком экономических наук, хорошо знаете, что роковая судьба России будет тогда запечатлена».

Вслед за письмом к Витте Шифф обратился с длинным посланием к президенту Рузвельту, энергично требуя от последнего обращения к Конгрессу, с целью вмешательства в русские дела. Если в 1898 г. Америка сочла возможным из человеколюбивых побуждений вмешаться во внутренние дела Кубы, «то разве не обязанность цивилизованного мира перед лицом творящихся сейчас в России ужасов, которые само её правительство заявляет себя бессильным предотвратить, вмешаться, дабы прекратить избиение?». Шифф предлагает президенту обратиться к Конгрессу с тем, чтобы в согласии с другими государствами выработать меры для прекращения настоящего положения в России. Рузвельт на это ответил, что хотя вполне симпатизирует высказанным Шиффом чувствам, но думает, что всякое обращение принесёт больше вреда, чем пользы. Не согласился президент и на предложение Шиффа, чтобы он написал лично письмо царю. Несмотря на отказ Рузвельта от вмешательства в русские дела, не проходит и нескольких месяцев, как Шифф снова обращается к нему по поводу событий в Белостоке, расписывая «возобновление зверств в самых отвратительных формах» и снова требуя от президента оказания давления на русское правительство. Но и на этот раз Рузвельт остался непреклонен.

В 1908 г. русский финансовый агент в Вашингтоне – Виленкин вступил с Шиффом в переговоры в надежде, что удастся достичь сближения с еврейскими банковскими кругами и реализировать русский заём в Америке. Но Шифф твёрдо стоял на своей позиции; никакие перспективы крупных барышей не могли убедить его оказать услугу ненавистным русским. На переданное ему предложение приехать в Петербург для личного свидания с министром финансов Коковцовым, он отвечал так же, как в своё время он ответил Плеве, что «принятие приглашения будет зависеть от готовности русского императорского правительства обсудить отмену ограничений, существующих по отношению к еврейским подданным царя и получение ими гражданских прав наравне с прочим населением». В то же время он писал своему другу Касселю в Англию, выражая своё негодование по поводу того, что английские евреи пошли на уступку и прекратили политику финансового бойкота России.

Особенно сильно задевала Шиффа невозможность иностранным евреям ездить в Россию без испрошения на то каждый раз специального разрешения, несмотря на то, что в торговом договоре 1832 года между Россией и Америкой были оговорены права взаимности для коммерческих путешественников обеих стран. Шифф пустил в ход всё свое влияние, чтобы добиться отмены обидных для евреев ограничений. По его настоянию Рузвельт несколько раз обращался обычным дипломатическим путём с представлением по этому вопросу; однако, никаких практических результатов не последовало.

Тотчас же по вступлении Тафта в должность президента, Шифф послал ему телеграмму, побуждая к принятию энергичных мер в этом деле. Вскоре затем он имел личное свидание с Тафтом, после чего созвано было совещание с участием президента для рассмотрения вопроса. Несмотря на все старания Шиффа американское правительство признало принятие решительных мер нежелательным, «ибо отмена договора могла бы повлечь за собою финансовые потери для американских деловых кругов». Но Шифф не успокоился. Он снова пишет президенту, он продолжает агитировать, он пускает в ход всё своё влияние. Им руководит убеждение, что «с того момента, что Россия принуждена будет строго выполнить договор и допустить в свои пределы иностранных евреев на тех же началах, что и граждан других стран, русское правительство не в состоянии будет дольше удержать черту оседлости для своих собственных евреев». В результате он добился того, что в 1911 г. постановлением сначала Конгресса, потом сената решено было торговый договор между Россией и Америкой отменить. Шифф торжествовал.

Во время Великой войны ненависть его к России поставила Шиффа в очень трудное положение, когда осенью 1915 г. в Нью-Йорк приехала англо-французская комиссия, с лордом Рэдингом во главе, для заключения первого большого займа в Америке. Это была очень крупная сделка и сулила фирме, возглавляемой Шиффом, огромные барыши. Шифф попросил 24 часа на размышление, после чего обратился на собрании к своим коллегам со следующим драматическим заявлением: «Я всю ночь обдумывал предложение. Прежде, чем спросить ваше мнение, я хочу заявить вам, что свое мнение я принял бесповоротно. Я вполне отдаю себе отчет, насколько в предстоящем нам решении велика ставка для фирмы Кун, Леб и Ко. Но что бы ни случилось, я не могу идти против своей совести, я не могу пожертвовать своими глубочайшими убеждениями, ради каких бы то ни было деловых преимуществ, я не могу запятнать себя, оказывая помощь тем, кто в глубокой вражде подвергли мой народ пыткам и будут продолжать это делать, какие бы прекрасные заявления они не делали в минуту нужды. Не следовало меня об этом просить. Не справедливо ставить меня в такую дилемму…». Самое большее, на что Шифф мог пойти, это согласие на участие в займе в том случае, если комиссия даст письменное обещание от имени английского и французского правительств, что ни один цент, вырученный от займа, не пойдёт России. Условие это оказалось для союзников неприемлемым.

Известие о февральской революции было встречено Шиффом с огромным восторгом. «Это вроде чуда, — пишет он о событиях в России, — и я никогда не ожидал, что такая полная и бескровная революция сможет на моём веку произойти в державе Романовых, ни что этой династии так внезапно и так абсолютно сможет быть положен конец». Милюкову он посылает длинную приветственную телеграмму, Борису Каменке переводит миллион рублей для подписки на «Заём Свободы», выражая при этом готовность оказать Временному Правительству всяческую финансовую поддержку.

Об отношении Шиффа к белому движению почти ничего неизвестно. Пока что обнародовано только два письма, в которых он изливает своё негодование по поводу еврейских погромов на территории, занятой добровольцами. Что же касается его отношения к большевикам, то друг и биограф Шиффа, Сирус Адлер, ограничивается короткой заметкой, что после захвата власти большевиками у Шиффа больше не было никаких сношений с Россией, так как он «нисколько не симпатизировал их методам и принципам». На бесконечные расстрелы и зверства большевиков он, по-видимому, не откликнулся никак.

Умер Шифф в сентябре 1920 г., 73-х лет от роду.

С. Волконская[5].

«Возрождение» (Париж), № 1631, 19 ноября 1929.

Примечания:

[1] Эмиль Людвиг (1881-1948) — немецкий писатель, известный биограф. Родился в 1881 году в еврейской семье, сменил фамилию на «Людвиг», в 1902 г. принял христианство, в 1922 г. вернулся в иудаизм. Написал множество биографий популярных деятелей и личностей. Во время Первой мировой войны был иностранным корреспондентом газеты Berliner Tageblatt в Вене и Стамбуле. Написал биографии Гёте (1920), Бисмарка (1921-1926), «Наполеона» (1925), книгу о Первой мировой войне «Июль 1914 г.» (Рига.: Книга для всех. 1929. — 240 с.). Как журналист брал интервью у Бенито Муссолини, Сталина (13 декабря 1931). Это было первое большое интервью, которое Сталин дал иностранцу. В 1932 году стал гражданином Швейцарии, затем в 1940 году эмигрировал в США. После Второй мировой войны вернулся в Швейцарию, где скончался в 1948.

[2]  Речь идёт, конечно, о Японской войне. – Прим. ред.

[3]  Jacob H. Schiff. His life and letters by Cyrus After with a Foreword by Mortimer Schiff. London. 1929.

[4] Barings Bank (Банк братьев Бэринг, 1762-1995) — британский банк, базировавшийся в Лондоне, являлся одним из старейших торговых банков мира (вторым после Berengberg Bank) до своего краха в 1995 году.

В 1890-1929 гг. бизнес Бэрингов сконцентрировался на международных облигациях США и Аргентины. Сдержанная политика под руководством Джона Бэринга привлекла внимание британского истеблишмента. Компания наладила взаимоотношения с королём Георгом V, начав близкие отношения с британской монархией. Принцесса Диана была праправнучкой одного из членов семьи Бэрингов. Потомки пяти ветвей из семейного древа Бэрингов удостаивались звания пэра: барон Ревелсток, граф Нортбрук, барон Ашбертон, барон Ховик Глендейлский, граф Кромер. Умеренная политика компании обернулась дивидендами: ей было предоставлено право на финансирование восстановления Германии от последствий Первой мировой войны, в то время, как другие британские банки несли болезненные потери в результате Великой депрессии.

[5] Волконская София Алексеевна (урожденная гр. Бобринская, по первому браку кн. Долгорукая, 1887-1949) – Светлейшая княгиня, фрейлина двора, врач, авиатор, писатель. Родилась в С. Петербурге 25-го декабря 1887 г. Окончила Женский Медицинский институт и Гатчинскую военную воздухоплавательную школу.

Участница Второй Балканской войны и Первой мировой войны 1914-18 гг. сначала в качестве врача передового отряда Красного Креста в районе Варшавы, а потом — в Персии при корпусе генерала Н.Н. Баратова. Награждена медалями.

В эмиграции, во Франции работала водителем такси, гидом-переводчиком, секретарем у маркиза Ганея. Автор книги о Москве, изданной в Париже на русском языке в 1928 году; публикации «Горе побеждённым» (1934, Париж); её перу принадлежат статьи и обзоры в «Возрождении» и «Русской мысли».

Скончалась во Франции 12 декабря 1949 года, похоронена на одном из кладбищ Парижа.