ВОЙНА, АРМИЯ И СТРАНА

Русская армия в Великую войну в оценке выдающегося военного историка Зарубежья, генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина (1875-1944)[1].

«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идёт о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников в конце концов состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и её составителя. Благодарю их и помню.

Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается её живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.

Публикации первого тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parigskaya-tetrad/.

Публикации из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-2: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-2/.

ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ-3: http://archive-khvalin.ru/o-tainstvennom/.

+

Новый капитальный труд профессора ген. Н.Н. Головина в 300 стр. большого формата, изданный по-английски, к сожалению, не увидит света на русском языке[2]. Между тем, он является громадной ценности вкладом в науку не только в чисто военном отношении, но и в экономическом и социальном. Как известно, ещё в 1911 г. институт Карнеджи (Карнеги – ред. И.А.) предпринял тщательное изучение влияния войн на социальное и экономическое положение воюющих государств. Разразившаяся Великая война дала новый и обильный материал. После неё проф. П. Виноградов обратился к ген. Головину, известному ему по его профессорской деятельности в Императорской Военной Академии и проделавшему войну на ответственных должностях, для внесения русского вклада в интересующие Институт задачи.

В основу труда лёг ряд обоснованных данных, а именно: а) советские издания и работы наших противников, подвергнутые критическому анализу; б) заслуживающие доверия исторические труды и мемуары русской эмиграции; в) некоторые особые документы, как например, доклад на Высочайшее Имя Особого Совещания по обороне, весьма выпукло обрисовывающий положение России в зиму на 1917-й год и появляющийся в печати впервые. Ошибётся тот, который думает найти в труде ген. Головина лишь критику и обличения, предвзятость и подход к событиям с определенной политической платформы. Нет, работа эта стоит значительно выше – она объективна. Перед читателем протягиваются цифры и таблицы, дающие ключ к объяснению многих явлений. Проверенные и обработанные, они рождают заключения и выводы, затрагивающие не только материалистические стороны ведения войны и жизни страны, но и психологические. Научная критика организации и ведения обороны государства во всём её целом, а не только с чисто «войсковой» узко технической точки зрения, раскрывает  создавшееся положение без всякого предубеждения и обнажает, часто впервые, протекавшие в России за войну внутренние процессы.

Выявляются те крупные противоречия между нашими средствами и поставленными нам мировой политикой задачами, обрисовывается совокупность причин, почему Россия, с её громадным резервуаром людей и запасами сырья, оказалась фактически слабее других воюющих стран и первой выбыла из строя. Бесспорные цифры опровергают немало получивших у нас право гражданства мнений. Не ошибки командования, не отсутствие доблести у русских офицеров и солдат, не недостаток патриотизма у русских людей, не промахи отдельных личностей или правительства подорвали Россию, – нет: ее подточили последствия всей обстановки, в которой она очутилась, всего комплекса её свойств, начиная с географических, и частично её прошлого, создавших такие препятствия к ведению интенсивной, длительной современной войны, какие устранить было под силу не той или другой форме правления, а разве только гению Петра Великого.

1914 год застал Россию при законе об общей воинской повинности 1874 г. с поверхностными лишь позднейшими поправками. Закон этот, допускавший, как полное освобождение от военной службы, так и разные льготы, был удовлетворителен для условий ХIХ-го столетия, но не соответствовал потребовавшемуся позже от государства длительному напряжению. Он не предусматривал привлечения ополченцев 2-го разряда на фронт, а когда это потребовалось, то выявились несообразности, способные вызвать у призываемых неудовольствие. Дававшиеся законом широкие льготы по отбыванию воинской повинности, в своё время м. б. и целесообразные, привели в войну к анормальным положениям.

Принцип привлечения к боевой работе, в зависимости от возраста, не был отчетливо проведён. Военнообязанные подразделялись лишь на три категории (кадры, запас, ратники), что было тяжеловесно; закон не обеспечивал возможности наилучшего использования мобилизуемых. С 31 июля 1914 года по 1-ое октября 1917 г. мы призвали около 15 ½ миллионов человек. Эта масса составила около 10% подлежавшего воинской повинности населения, между тем, как другие воюющие государства мобилизовали до 18-20%… Однако, вопреки царившему во всем мире и у нас тоже убеждению в неисчерпаемости людского запаса России, его не хватало: и потери были велики и, главное, государству оказалось не под силу отрывать от необходимой для жизни страны продуктивной работы большое количество людей.

Создавшееся к 1917 году положение, весьма обстоятельно разобрано в упомянутом докладе Особого Совещания по государственной обороне, в состав которого вошли 28 членов Государственной Думы и Государственного Совета, и явившееся первым ударом в набат. Он указывал, что людской материал в России уже иссяк и остаётся лишь на 5 месяцев интенсивных военных действий, после чего численность армий должна начать понижаться.

На нашу военную мощь тяжело ложились как громадные расходы людей в тылу, так и малая культурность всей страны, требовавшая оставления в ней значительного числа работников. Действительно, характер театра войны, например, малое количество хороших дорог, требовал почти для всего транспорта в тылу армий конской, а не более экономной механической тяги, что, в связи с прочими условиями, часто непреоборимыми сильно ослабляло живой силой наш громадный фронт. Например, в то время, как во Франции на три человека двое находились на фронте, а один в тылу, у нас наблюдалось обратное.

В свою очередь, социально-экономические условия страны, вытекавшие из её географических и климатических свойств и технической отсталости, допускали применение лишь почти исключительно мускульной силы и гужевого транспорта. Россия была значительно менее машинизирована, чем её враги и союзники, почему крупный отрыв мужского населения, в том же размере, как в других государствах, грозил ей полной анемией.

Урон наш тоже отражался на общем положении, как с чисто материальной, численной точки зрения, так и с психологической. Ген. Головину удалось первому точно установить его размеры и опровергнуть преувеличенные данные о дезертирах и пленных. Окончательные цифры автора весьма показательны и дают: убитыми 1.300.000; ранеными 4.200.000, из которых умерло 350.000 (процент нормальный); пленными 2.417.000, всего 7.917.000 человек. Интересно отметить крайне разноречивые сведения о пленных, прошедшие через исследовательское горнило: по официальным советским данным 1925 года мы потеряли без вести пропавшими и пленными 3.618.271 человек; по данным же 1920 г. лишь 1.936.278; Ставка осенью 1917 г. насчитывала 2. 043.458 чел.; а Министерство Иностранных Дел к 1 февраля 1917 г. 2. 508.250 человек. Позднейшие и весьма достоверные данные, полученные (1926-1927 гг.) от официальных австрийских и германских учреждений, определяют число русских пленных: в Германии 1.400.000, в Австро-Венгрии 916.746, в Турции и Болгарии около 100.000, т. е. гораздо меньше, чем принято было думать. Нами же взято в плен 1.961.000 человек. Характерно, что из русских пленных в Германии около 260.000 человек, т е., примерно, 20%, пытались бежать из плена, причем 37.000 удачно. Цифры эти значительно превосходят таковые для пленных других держав и показывают, что атрофировавшееся в нервной атмосфере боя чувство долга вновь проявлялось у русского человека при наступлении более спокойной обстановки.

Что касается снабжения, то хотя громадные запасы продовольствия в заблокированной России и позволяли удовлетворять войска, однако, по мере затяжки войны постепенно расстраивался транспорт, и положение сильно обострялось, особенно после революции. Хлеба хватало, но надвигался мясной кризис. При 52 миллионах голов скота и годовом приросте в 7 миллионов, потреблялось армией и населением ежегодно 14 миллионов голов. К тому же, заранее составленного плана использования средств страны не имелось (сказывалось отсутствие консервных заводов и трудности дальних перевозок скота).

С вооружениями и техническими средствами дело обстояло хуже. Например, по расчетам Ставки, потребность армии в орудиях за всю войну, в придачу к уже имевшимся, была удовлетворена менее, чем наполовину. Снарядный кризис миновал только в 1916 г. (армия получила за всю войну 71.942.000 снарядов), но не в полной мере. До сих пор распространено мнение, будто мы к 1917 г. выровняли свои количественные недочеты в вооружении и технических средствах, но если обратиться к цифрам, то вывод получится несколько иной. А именно, абсолютное их количество и относительное на дивизию возросло, но у противников наших это нарастание было значительно больше, так что, по сравнение с ними, мы были в техническом отношении в 1917 г. слабее, чем в 1914-м. Наше положение рельефно характеризуется словами автора: «Тех, кто продолжает придерживаться шкалы 1914 г., можно сравнить с пассажиром скорого поезда, который думает всегда увидеть из окна вагона один и тот же пейзаж».

В отношении морального состояния армии перед революцией автор отмечает, что по существу своему русский патриотизм значительно разнился от западноевропейского: он был не слабее, но примитивнее в народной толще. При таких условиях немыслимо было установить социальный контроль, что в революцию привело к полному развалу. Количество дезертиров, которых до революции было незначительно, стало с марта 1917 года расти и достигло к осени 2-х миллионов человек.

Итак, подытоживая, видим, что Россия очутилась с недостаточно разработанным планом использования её людского материала и средств, с слабыми вооружением, техничностью и промышленностью, рудиментарным укладом социальной и экономической жизни и примитивным патриотизмом, в сложнейшей материально-психологической и социальной обстановке длительной современной войны. В этом страшном внутреннем противоречии и кроется исходная причина нашей драмы, – причина, ближайшие последствия которой не могло устранить слабое правительство.

А.Н. Виноградский

 

Примечание:

[1] «Возрождение» (Париж). № 2440, 6 февраля 1932.

[2] «Русская армия в Великую войну» генерал-лейтенанта Н.Н. Головина Изд. Йельского Университета. Economical and Social History of the World War. “The Russian Army in the World War” by Leint-Gen. N.N. Golovine. Yale University Press. (Прим. ред. «Возрождения»).

В последние годы различные труды Николая Николаевича Головина (1875-1944) — русского военачальника, генерал-лейтенанта, профессора Николаевской академии Генерального штаба, военного учёного, историка и исследователя военного дела, умершего и похороненного в Париже, стали печататься и в России. (Прим. ред. «Имперского архива»).