Трагедия Царской семьи. Часть 1

«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идет о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников, в конце концов, состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и ее составителя. Благодарю их и помню.

Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается ее живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.  

+

В.Н. Коковцов. «Возрождение». № 3885. 22 января. 1936.

От редакции газеты «Возрождение»: В прошлое воскресенье, как мы своевременно сообщали, в Обществе ревнителей памяти Императора Николая ІІ-го, граф В.Н. Коковцов прочел обширный доклад об обстоятельствах, помешавших покойному Государю выехать из России в Англию. В введении к докладу граф Коковцов устанавливает две основные причины трагедии, а именно: временное правительство находилось целиком во власти петербургского совдепа, а последний 3-го марта вынес постановление «об аресте Романовых» и о необходимости воспрепятствовать временному правительству принять меры к спасению Царской Семьи. Установив эти два положения, граф Коковцов в дальнейшем излагает, сначала на основании английских источников, а затем русских, — как велись переговоры между временным правительством и английским королевским правительством. Ниже читатель прочтет изложение этой части доклада, самой главной, которая устанавливает документально, что ответственны в трагедии Царской Семьи члены временного правительства, не имевшие мужества отстоять свою независимость и по малодушию предавшие всю Царскую Семью кровожадному совдепу.

+

Необходимо выяснить, почему предполагавшееся разрешение царской семье покинуть Россию и переехать в Англию не состоялось и какие обстоятельства воспрепятствовали совершиться тому, что могло спасти жизнь всей семьи?

Выяснить эти события и дать им объективную и правильную оценку необходимо не только во имя исторической правды, но и для устранения целого ряда противоречий, которые вытекают из сведений, сообщенных печати целым рядом лиц, которым привелось принять прямое участие в этих кровавых событиях или даже быть живыми свидетелями и активными участниками их. Я разумею опубликованные в разное время данные Милюковым, Керенским, Терещенко, отчасти князем Львовым, так же, как и сведения, которые необходимо почерпнуть из мемуаров сэра Джорджа Бьюкенена, его дочери и, в особенности, бывшего первого министра Великобритании во второй половине мировой войны — Ллойд Джорджа.

Английские источники мало известны широким кругам русской эмиграции, кроме воспоминаний дочери английского посла в России в период падения монархии и революции, сэра Бьюкенена, изданных и на русском языке.

Мемуары самого посла Бьюкенена, напечатанные по-английски, также изданы и по-русски, но его сведения и заключения необходимо во всяком случае воспроизвести, так как они, совпадая во многом существенном с мемуарами его первого министра, дают яркое и правдивое освещение пережитой драмы.

Я представлю сначала то, что дают английские источники, а затем противопоставлю им сжато наши отечественные.

Английский посол сэр Бьюкенен начинает отдел своих воспоминаний, посвященных интересующему нас вопросу, с опровержения легенды, пущенной в ход некоторыми из русских воспоминаний этой поры и разделяемой, может быть, и до настоящего времени некоторой частью эмиграции. Я разумею легенду о том, что, узнав об отречении Государя, следовательно 3(16) марта, английский король, обеспокоенный судьбой нашего Государя, его двоюродного брата, и его семьи, — предложил Государю телеграфно, через своего посла в Петрограде, сэра Бьюкенена, немедленно выехать в Англию, прибавляя, будто бы, что германский император клянется, что не будет произведено в море нападения германскими подводными лодками, но посол не исполнил приказа своего короля, о посоветовался с министром иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюковым, который высказался за то, чтобы он этого не делал, и впоследствии даже подтвердил правильность ссылки на него, так как указал, что сэр Бьюкенен сделал это на самом деле и притом «из уважения к Временному правительству» (Воспом. т. III, стр. 75).

Английский посол категорически отвергает эту легенду и утверждает, что король никогда не поручал ему передачи такой телеграммы и что единственная телеграмма, отправленная королем Георгом нашему Государю после его отречения, была послана не ему, а генералу Ганбэри Вильямсу, английскому военному представителю в Ставке, но она не содержала в себе ни слова о его приезде в Англию (выделено в тексте – А.Х.), а говорила только о неизменном сочувствии его к нашему Императору, в связи с переживаемым им несчастием. Точный текст этой телеграммы давно известен; он был напечатан еще в 1925 году, в 7-ой книге «Русской Летописи». Она гласит: «События минувшей недели меня глубоко потрясли. Я непрестанно думяю о тебе. Остаюсь навеки твоим верным и преданным другом, каким, ты знаешь, всегда был. Георг».

Телеграмма, пришла в Могилев уже после выезда Государя оттуда, следовательно, после позднего часа 8 (21) марта, и была переслана в Петроград послу с просьбою передать ее Государю. Государь был уже в это время арестован в Царском Селе, и всякие сношения с ним были воспрещены английскому послу именем Временного правительства. Посол имел единственную возможность обратиться только к министру иностранных дел Милюкову, что он тотчас же, то есть 11-го марта, исполнил и получил сначала на то согласие последнего. Но, посоветовавшись с князем Львовым, Милюков на следующий день, то есть 12 (25) марта, взял свое согласие назад, объявивши, что крайние левые элементы сильно воспротивились уже выезду Государя в Англию, и правительство опасается, что самое обращение короля будет ими неправильно истолковано и послужит только к дальнейшим стеснениям, как будто он и вся его семья уже не находились под стражею. Посол пытался решительно возражать против такого истолкования, указывая, что телеграмма короля, не содержа в себе никакого политического характера, выражает только заботу о своем близком родственнике и друге. Милюков остался при своем мнении и заявил ему о полной невозможности передать телеграмму в данное время (стр. 76).·(Выделено в тексте – А.Х.)

Едва ли есть какое-либо основание сомневаться в точности воспоминаний сэра Бьюкенена. Они во всяком случае находятся в полном соответствии и со всем, что сказано выше, — как они совпадают во всем и в отношении последовательного хода событий, и по времени, и по существу этих событий. И, действительно, упоминаемая телеграмма короля Георга могла быть получена английским представителем в Ставке не ранее 9 (22) марта 1917 г. и передана английскому послу в Петрограде, конечно, не ранее вечера того же дня, и даже утра следующего дня — 10 (23) марта. Свидание посла с Милюковым могло состояться только 10 (23) марта, если даже не 11 (24) числа, а уже 12 (25) числа министр иностранных дел дал послу указываемый выше свой отрицательный ответ после совещания с князем Львовым. Кроме того, как будет указано вслед за сим, первое свидание посла с Милюковым, до того, что стало известно получение в Могилеве генералом Вильямсом телеграммы короля Георга, свидание, во время которого был впервые затронут вопрос о выезде Государя и его семьи в Англию и со стороны Милюкова было выражено полное сочувствие этому выезду, обусловленному только выздоровлением августейших детей; происходило оно 8 (21) марта, когда Государь находился еще в Ставке и не было еще известно отрицательное отношение совдепа к этому предположению.·Последнее состоялось только на следующий день, 9 (22) марта. Напротив того, при вторичном свидании посла сэра Бьюкенена по поводу полученной депеши короля, пересланной из Ставки и притом безразлично, происходило ли оно 10-го или 11-го мирта, — постановление совдепа от 9 (22) числа было, конечно, уже прекрасно известно Милюкову и, с очевидностью именно оно, а не что-либо иное, и обусловило отрицательное отношение к выезду царской семьи, которое с той поры и осталось руководящим основанием всех действий представителей Временного правительства. Едва ли есть поэтому какая-либо возможность сомневаться в сказанном ранее, что вся власть уже с первых дней революции была в руках совдепа, а Временное правительство было простым орудием исполнения его воли.

События и смена их красноречивее всяких рассуждений подтверждают это.

7-го марта министр юстиции громко объявляет московскому совету, что безопасность Государя поручена ему Временным правительством, и он лично отвезет его до Мурманска. 8 (21)-го министр иностранных дел совершенно спокойно обсуждает вопрос об отъезде в Англию с английским послом и поощряет его к благоприятному решению его. 11 (24) или 12 (25) числа об этом уже более нет разговора.

Какая удивительная метаморфоза на пространстве всего 4-х дней! И все потому только, что между 8 и 11 марта было 9-ое число с его историческим решением петроградского совдепа.

Дальнейший ход дела, по воспоминаниям сэра Бьюкенена, изложен им всего на полутора страницах, 76-й и 77-й, тома II-го. Они достойны быть прочтены по многим причинам.

Эти немногие справки иностранного наблюдателя нашей жизни в самый начальный период нашей революции глубоко поучительны и дают неопровержимую разгадку многого. Их следует свести к немногим положениям и запомнить последние.

Прохожу мимо любопытных начальных слов, которыми обменялись русский министр иностранных дел и английский посол. На вопрос сэра Бьюкенена — справедлив ли слух об аресте Императора, последовал ответ в оригинальной дипломатически смягченной форме: «Нет, слух не вполне верен: отрекшийся Император не арестован, но только лишен свободы и будет перевезен в Петроград конвоем, присланным генералом Алексеевым».

Сущность беседы дает твердое основание к совершенно определенным положениям:

8-го марта русское правительство, а не английское, и не английскій посол, взяло на себя инициативу к переезду Государя в Англию, берет на себя ответственпость за его безопасность и спрашивает посла — делает ли Англия приготовления к приему его».

Посол дает определенно отрицательный ответ, ясно утверждая, что у английского правительства не было на этот счет никаких предположений.

Действительно, его еще об этом никго не просил. Но тут русский министр иностранных дел просит через посла английское правительство в несомненно ясной форме оказать Государю приют, обуславливая свою просьбу лишь одним, чтобы он не покинул Англии до окончания войны, — но сам обещает позаботиться о его обеспечении. Посол немедленно телеграфирует своему правительству и через день, 10 (29)-го марта, передает Временному нравительству согласие своего короля, изъявленное в самой предупредительной форме.

Министр Милюков принимает это согласие к сведению, но просит не предавать данного согласия гласности и в особенности не обнаруживать того, что инициатива отъезда принадлежала Временному правительству. Очевидно, решение совдепа, вынесенное накануне, сделало свое дело.

Через два дня, 13 (26) марта, Милюков сообщает послу, что Государю об отъезде ничего еще не сказано, ибо нужно преодолеть оппозицию совдепа, — и кроме того болезнь дочерей препятствует выезду.

После этого числа посол удостоверяет, что все сношения с Временным правительством по вопросу об отъезде ограничивались одними заверениями последнего о безопасности Государя, новых настояний не было ни с той, ни с другой стороны, оппозиция левых элиментов все росла и обострялась, принимая форму прямой угрозы со стороны рабочих не допустить силою до выезда царской семьи, как они сделали это на ст. Малая Вишера. Правительство подчинилось этой угрозе, и вопрос о выезде в Англию канул в вечность.

Добавлю в заключение обзора воспоминаний сэра Бьюкенена для полноты и объективности изложения, что после 1-го издания он поместил в апреле 1923 года в связи с появившимися в печати суждениями о содержании его мемуаров (статья Милюкова в «Ревю де Пари» от 15-го марта того же года) несколько слов, которыми он только подкрепляет все, что ранее изложено им по интересующему нас вопросу.

Устраняя всякое основание предполагать, что он имел в виду обвинять Временное правительство России 1917 г. в сознательном желании не допустить выезда царской семьи в Англию, сэр Бьюкенен говорит, что он далек от мысли сомневаться в доброжелательности его искреннего желания осуществить эту мысль, как он уверен в такой же готовности и английского правительства пойти навстречу обращенной к нему просьбе. Последнее сделало все, что только зависело от него, и никогда не брало обратно своего предложения (was never withdrawn). Если это предположение не осуществилось, то только потому, что Временное правительство не имело·силы справиться со своими советами и не было хозяином своего собственного положения.

Я перехожу к воспоминаниям самого Ллойд Джорджа, ограничивая изложение их, конечно, лишь одним вопросом собственно о выезде царской семьи в Англию.

Интересующему нас вопросу в этих мемуарах, изданных под заглавием «War Memory of David Lloyd Gеоrgе», посвящены в томе III, глава LIII «The Russian Revolution», стр. 1637-1646, которые имеют главною своею задачею – как сказано в начале этой главы, – опровергнуть «указания различных авторов на то, что решающим фактором, имевшим своим последствием избежать ужасающей катастрофы в екатеринбургском подвале, был отказ великобританского правительства в разрешении русскому Царю получить приют в Англии». Автор категорически называет такое указание неправдою (untrue) и дает следующие главные объяснения.

Приглашение прибыть в Англию было сделано правительством Великобритании. Царь не был в состоянии воспользоваться им. И правительству неизвестны все основания, которые воспрепятствовали этому. Не все основания, по словам автора, могут быть еще им опубликованы, но он извлекает те из них, которые дают читателю точную картину хода событий, в связи с страшною катастрофою. Мемуары приводят их.

6 (19) марта великобританский посол телеграфирует, что г. Милюков спрашивает его — известно ли ему, что последовало соглашение на прибытие Государя (везде упоминается The Czar) в Англию. Он ответил отрицанием. Два дня спустя он прислал следующую новую телеграмму: «Петроград. 8 (21) марта 1917. Экстренно. Сегодня я спросил министра иностранных дел о появившемся в газетах сообщении, что Царь арестован. Мне ответили, что сообщение не совсем точно. На самом деле Императору не разрешается более пользоваться свободою. Делегация Думы и охрана (on escort), назначенная генералом Алексеевым, сопровождают его в Царское Село. Указав министру, что Царь близкий родственник и друг короля, я указал, что желаю иметь уверенность, что его величества безопасность будет ограждена, и желал бы знать, будет ли разрешено нашему военному представителю сопровождать Государя для большей безопасности. Я получил ответ: в этом нет ни малейшей надобности, и правительство предпочитает, чтобы этого не было. Его превосходительство спросил, делаем ли мы какие-либо приготовления для того, чтобы Царь имел пребывание в Англии, я ответил — нет, и тогда он сам (he himself) заявил, что было бы весьма желательно, что его величество оставил Россию, и он был бы рад, если бы наш король пригласил его принять приют (take refuge) у него (with them). Если бы такое приглашение последовало, оно должно быть обусловлено (include condition), что Император остается в Англии на время войны. Он просит срочного ответа».

На следующий день, 9 (22) марта, вопрос о разрешении императорской фамилии прибыть в Англию (tо this country) был обсужден в военном кабинете, и было решено, что в интересах личной безопасности представляется первою необходимостью, чтобы Царь покинул Россию в возможно кратчайший срок. По соображениям политического свойства и, в особенности, необходимости избегнуть риска враждебных интриг в случае пребывания в нейтральных странах, мы пришли к заключению, что лучшее решение было бы, чтобы Государь с Императрицею и семейством прибыл в Англию с условием не покидать ее до окончания войны без согласия великобританского правительства. Согласно этому, военный кабинет уполномочил статс-секретаря  по иностранным делам послать телеграмму британскому послу в Петрограде».

Министр Бальфур в тот же день, 9 (22) марта, послал сэру Бьюкенену телеграмму:

«Согласно вашему сообщению о желании русского правительства его величество и великобританское правительство с радостью (are glad) приглашают Государя и Императрицу принять гостеприимство на время войны. Сообщая о сем русскому правительству, вы должны ему ясно дать понять, что на его ответственности лежит озаботиться, чтобы их величества были снабжены достаточными средствами для приличного существования».

На это сэр Бьюкенен отвечает 11 (24) марта:

«Я вчера передал министру иностранных дел сущность вашего извещения и сегодня сообщил и подробности вашей телеграммы, прося его особенно отметить, что наше приглашение делается исключительно (solely) в ответ на указание (suggestion) его правительства. Он особенно озабочен (very anxious) тем, чтобы это обстоятельство не получило огласки, так как левое крыло может восстановить общественное мнение против выезда из России. Хотя он полон надежды (hopeful), что правительству удастся справиться (surmount) с оппозицией, оно еще не приняло окончательного решения, тем более, что Царь не может воспользоваться до выздоровления детей. По поводу указания относительно средств мне было сказано, что, по сведениям министерства иностранных дел, Царь имеет достаточные личные средства. Во всяком случае, финансовый вопрос будет улажен на широких основаниях (be handled generously). По вопросу о безопасности его величества нет повода для каких-либо опасений (no ground at all for anxiety)».

Тем не менее, становится очевидным, как это вытекает из предыдущей телеграммы, что оппозиция в стране против отъезда Царя настолько усиливается (being so strong), что решение этого вопроса, не может быть еще определено в отношении срока.

На следующей день, след(овательно), 12 (25)-го марта, сэр Бьюкенен снова настаивает на этом вопросе.

13 (26) марта посол, вновь говоря о том же в его депеше, прибавляет, что он и генерал Hanbury Williams одного мнения, что если Император предпримет путешествие, то генерал может выехать с ним, — и прибавляет: «Сегодня утром (т.е. того же 13 (26) марта я узнал от министра иностранных дел, что правительство не сообщило еще об этом Государю, так как оно желает сначала справиться (to get red) с оппозицией левого крыла».

19 марта (2 апреля) английский посол пишет в своем донесении статс-секретарю по иностранным делам, что еще ничего не решено относительно отъезда в Англию. Охрана Государя, его семьи и свиты очень строгая. По состоянию здоровья больных великих княжон нельзя предпринять решительно ничего по поводу выезда.

27 марта (9 апреля) посол посылает телеграмму, передавая свой разговор с Керенским, который на его вопрос о положении интересующего вопроса, ответил ему, что он на следующий день, то есть 28-го числа, лично отправляется в Царское Село, но, «по его мнению, Царь не в состоянии выехать в Англию в течение ближайшего месяца, пока не будет окончен разбор документов, взятых у Императора», и просил его, посла, не производить какого-либо давления с целью ускорить возможность отъезда.

На это посол ответил ему, что не имеет такого намерения, но не может не настаивать на том, чтобы все возможное было сделано для его безопасности.

Керенский не разрешил ему при этом, несмотря на его настойчивую просьбу, переслать Императрице-матери несколько писем от ее сестры, королевы Александры, ссылаясь и тут на опасение недоразумений с крайними элементами. Послу становится день ото дня все очевиднее, что оппозиция против отъезда все растет и углубляется, и Керенский совершенно не подготовлен (is obviously not prepared) принять на себя ответственность за выезд царской фамилии.

После этого числа, 27 марта (9 апреля), обмен телеграмм между Лондоном и Петроградом становится более редким.

Гр. В.Н. Коковцов

(Продолжение следует).