Пасха Императора
От Императора-мученика Павла I Петровича
к Царю-страстотерпцу Николаю II Александровичу
А Государь в Бозе почивший… Император Павел Петрович
как любил Церковь святую, как чтил святые уставы Ея
и сколько сделал для блага Ея, не многие из Царей Русских
подобно Ему послужили Церкви Божией…
(Преп. Серафим Саровский)
В эпоху правления Императора-мученика Павла I Петровича в России окончательно на законодательном уровне оформилось понимание священной особы Государя как внешнего епископа Православной Церкви, охранителя ее догматов и канонов. Царь-страстотерпец Николай II Александрович своей кровью утвердил незыблемость основ русского самодержавия.
Светлый облик Императора-мученика Павла I Петровича живет в сердце русского человека. Из-под ледяных глыб лжи, тающих под нашей теплою молитвой к этому мученику, все сильнее проступает и расцветает чистая душа Государя, который «так хотел добра» Отечеству и народу.
В церковно-народном сознании он всегда почитался заступником и ходатаем за униженных и оскорбленных. «Он был наш отец!» — говорили русские солдаты после злодейского убийства Императора Павла. Ему молились и молятся как мученику, обращаются за помощью в земных делах.
О всплесках общественного интереса к личности и деяниям Государя Павла Петровича, приходящиеся на годовщины со дня его рождения и смерти, можно судить по публикациям дореволюционной церковной печати и трудам писателей-монархистов. Ныне многим прекрасно известны книги С.А. Нилуса (1862 – 1929) «На берегу Божией реки», П.Н. Шабельского-Борка (Старый Кирибей) (1894-1952) «Вещий инок», «Павловский гобелен», «Близкий Царь» и др. как отражение народно-церковного предания об Императоре-мученике спустя десятилетия после его злодейского убиения.
В 1901-1902 годах в России отмечалась сотая годовщина мученической кончины Императора Павла Петровича. И в официальном печатном органе Святейшего Синода – духовном журнале «Прибавления к церковным ведомостям», который являлся второй неофициальной частью собственно официоза «Церковные ведомости», печатающего только Высочайшие повеления по ведомству православного исповедания, руководящие и разъяснительные постановления Св. Синода, приказы и сообщения Обер-Прокурора Св. Синода и распоряжения состоящих при Центральном Управлении духовного ведомства учреждений, появляется ряд публикаций различных авторов, посвященных Государю Павлу Первому как верному сыну Российской Православной Церкви.
Надо еще отметить то обстоятельство, что с основания журнала долгое время, с 1888 по 1906гг., его бессменным редактором и вместе цензором статей, помещаемых в «Прибавлениях…», был настоятель кафедрального Исаакиевского собора протоиерей Петр Алексеевич Смирнов (11.03.1831-29.10.1907) – видный духовный писатель и богослов[1].
Следовательно, издание представляет собой вполне авторитетный исторический источник, к тому же возглавляемое одним из самых известных и маститых священнослужителей своего времени. Именно в журнале «Прибавления к церковным ведомостям» опубликовал цикл своих статей, посвященных Павлу I, известный церковный ученый той поры протоиерей Василий Иванович Жмакин[2].
Отрадно, что к животрепещущей теме обращаются и нынешние российские ученые, собирая представительные научные конференции и публикуя исследования, основанные на открывающихся архивных материалах. В череде многих отмечу некоторые статьи – В.А. Семенова, зам. директора Государственного Музея-заповедника «Гатчина» по научной работе, «11 марта 1901 года: миф или реальность (пророчества Авеля и Гатчинский дворец)»; А. Елкиной «Павел и его время в документах Гатчинского дворца-музея» и др[3].
Несколько лет назад в Гатчине, основанной Императором Павлом, впервые в современной российской истории широко отметили 250-летнюю годовщину со дня его рождения. В центральном выставочном зале «Манеж» прошла экспозиция, посвященная Императору-мученику, которую каждый день посещали тысячи зрителей, оставлявшие в книге гостей свои восторженные отзывы. В рамках празднования юбилея состоялся круглый стол историков, ведущих сотрудников музеев, искусствоведов. Участники встречи выразили надежду, что выставка положила начало серьезному изучению Павловской эпохи и с окончанием юбилея эта тема не забудется[4].
О современном живом интересе к личности и деяниям Государя Павла Ι свидетельствует и тот факт, что в церковном народе получил широкое распространение акафист Царю-мученику Павлу, составленный в прошлом веке духовным писателем из рода Митрополита Антония (Храповицкого), почитателем Императора Павла I.
О том, как почтили память Императора-мученика Павла I в 2007 году в Санкт-Петербурге рассказало православное информационное агентство «Русская линия»[5].
С 2008 г. в Императорском Петропавловском соборе возобновились регулярные богослужения, в том числе и Царские панихиды. В череде памятных дней Государей Российских 25 марта, в день мученической кончины, заупокойная служба совершается по Императору Павлу Петровичу[6].
Каждая дата, а тем более значимая или круглая, связанная с этим дорогим именем, пробуждает в русском обществе интерес к образу и деяниям Императора Павла Петровича. Нет нужды повторять хулу и ложь, поскольку отец лжи – дьявол, и он не наш рулевой в плавании по житейскому морю в гавань спасения. Впереди, уверен, нас ждут серьезные исследования и даже церковно-научные открытия, основанные на ранее неизвестных документальных фактах, рисующие в истинном свете недолгую эпоху царствования Павла Первого. Сейчас хочу поделиться краткими сведениями, основанными на собственных изысканиях и рисующие Императора-мученика Павла как верного сына Православной Церкви помазанного ею на Русское Самодержавное Царство.
Еще несколько лет назад, когда посещал Гатчинский дворец и шел по длинной анфиладе залов, украшенных прекрасными картинами и статуями, у меня закрадывалось сомнение, что чего-то здесь не хватает, что-то остается скрытым от глаз посетителей. Спросив музейного работника, получил подтверждение своим догадкам: экспозиция была так «умело» составлена, что подчеркивала в первую очередь «европейскость» Императора Павла, «русскость» же затушевывалась. Оказалось, что по благочестивому обычаю наших Царей над всеми этими расчудесными в античном и возрожденческом духе залами торжествовали православные иконы, которые были, конечно, убраны в советское время. Разрушенной и недоступной посетителям оказалась и дворцовая семейная церковь, которая в настоящее время почти восстановлена. Когда же читаешь настоящие исторические документы о «православности» Государя и Его Семейства, то отпадают последние сомнения в том, что за образец для подражания Он выбрал поведение наших древних Самодержцев Святой Руси и Византийских басилевсов.
Таким образом, из-под гекатомб лжи и фальсификаций со временем все явственнее проступает светлый облик Императора-мученика Павла Петровича как ревностного воина Христова даже до смерти, как стойкого защитника Вселенского Православия, как Хозяина Земли Русской, подающего пример исполнения христианского долга своим верноподданным, как доброго и любящего отца – главы малой семейной церкви. Все эти христоподражательные качества личности Государя Павла Петровича чувствуются любящим сердцем.
Воспитанник одного из светочей нашей Церкви – митрополита Платона (Левшина) Император Павел Петрович через всю свою жизнь пронес любовь и уважение к своему духовному наставнику, имевшему, по мнению многих современников, главенствующее влияние на монарха среди тогдашних архиереев, хотя формально и не занимавшего пост Первенствующего члена Святейшего Синода.
Современный церковный историк отмечает особое значение именно личностных отношений между Царем и Патриархом для воплощения на практике учения о «симфонии властей», сформулированном еще в Византийской Империи и унаследованном на Руси: «Впервые выраженная в православном своем изводе святым Царем Иустинианом в VI веке в знаменитой преамбуле к VI новелле, учение о Симфонии было подробно разработано и оформлено в IX в. Патриархом Константинопольским Фотием. В нем, как известно, были отражены основы идеальных отношений между двумя главами двуединого церковно-государственного тела Вселенской Империи – Вселенским Царем и Вселенским Патриархом. Причем, по словам известного русского ученого профессора Вл. Сокольского, «это церковно-государственное тело постепенно должно обнять собою весь Православный мир, а Вселенский Патриарх и Вселенский Царь должны стать в действительности Патриархом и Царем всех православных христиан во всей Вселенной. Правители других стран и народов православных никогда не могут сравниться по достоинству и правам относительно Церкви с святым Царем самодержцем «пекущимся о внешнем строительстве Церкви во всей Вселенной». Они суть только местные властители и в области церковных дел воля их должна подчиняться вселенской воле святого Самодержца».
Именно под этим углом зрения и следует рассматривать Симфонию в России – прямой наследнице Второго Рима. Подчеркнем: не о симфонии между государством и Церковью идет речь и даже не о симфонии лишь Царства и Священства, а о симфонии конкретного Царя с конкретным Патриархом. (…) Из примеров Симфонии, близких к идеалу, назовем основателя Царствующей Династии Романовых Царя Михаила Феодоровича и Патриарха Филарета. Духовное сродство душ их подкреплялось здесь родством кровным». [7]
Как на пример «духовного сродства душ» можно указать и на отношения между Императором Павлом Петровичем и митрополитом Платоном (Левшиным).
Митрополит Платон (в миру – Петр Георгиевич Левшин) [29.6.1737, с. Чарушники (Чарушково) Московской губернии – 11.11.1812, Спасо-Вифанский монастырь Дмитровского уезда Московской губернии] выдающийся церковный деятель, проповедник, педагог, духовный писатель.
Из духовного звания, сын сельского причетника. Учился в Коломенской духовной семинарии, затем в Славяно-латинской академии в Москве (свободно владел латинским, греческим и французским языками), с 1757 преподавал пиитику и греческий язык там же.
В 1758 пострижен в монахи с именем Платон в Троице-Сергиевой Лавре. С 1761 преподаватель богословия и ректор Московской духовной семинарии, затем – наместник Троице-Сергиевой лавры. В 1763, во время посещения лавры Императрицей Екатериной II, о. Платон обратил на себя внимание Императрицы блестящей проповедью «О благочестии» и был назначен законоучителем Цесаревича Павла Петровича (будущего Императора Павла I) и придворным проповедником. Успех его проповедей при дворе был так велик, что Императрица однажды сказала: «Отец Платон делает из нас, что хочет: хочет, чтобы мы плакали — мы плачем».
О том, как складывались отношения между будущим Императором и его первой супругой Великой Княгиней Наталией Алексеевной и их духовником можно судить по автобиографии митрополита Платона и письмам Высочайших особ:
«Великий Князь Павел Петрович вступил в супружество с Гессен-Дармштадтскою Принцессою, наименованной, при принятии нашей веры, Наталиею Алексеевною. Она приехала в Россию с своею матерью и двумя сестрами. Хотя, по некоторым Двора интригам, Платон отводим был, чтоб ему не быть учителем у Принцессы, но и не хотя принуждены были к тому его определить. Ибо мать Принцессы, как она сама Платону сказывала, требовала от Императрицы, чтоб ея дочери никто учителем определен не был, кроме Платона. Ибо, как она же ему сказывала, что она читала на Немецком языке, сочиненную им Богословию, которая ей очень понравилась; да и Принц, де, Генрих, в проезд ея чрез Берлин, его же в учителя ея дочери рекомендовал. А Принц Прусский, по бытности его в Петербурге, довольно Платону знаем был. И так и сию должность надлежало ему принять на себя, и хотя он от нея отрицался, но уже к тому преклонен просьбою. Объяснил и истолковал Платон новой Принцессе учение начал Православной Церкви, и нашел ее к тому благорасположенною; ибо была воспитана с просвещением и довольным знанием Христианского закона, и находила препятствием малые некоторые различия стать членом нашея Церкви, а особливо в том уверена (как мать ея Платону изъяснилась), что она не польстилась бы не только на сей брак, но и на все царства мира, ежели бы не была уверена, что дочь ея в сем законе, яко Христианском, спасется, ежели токмо добродетельно поживет.
Приуготовив новую святую отрасль ко всему тому, что принадлежало к обряду присоединения ея ко Святой Великой Церкви, Платон, по совершении обряда (который особо напечатан причастил ее Святых Христовых Таин, и провозгласил достойное на сей случай слово. А потом был ея духовником; ибо хотя Императрица сего, по некоторым придворным соображениям, и не желала, но Великая Княгиня не пожелала ни у кого исповедываться, кроме Платона, даже отозвалась, что она скорее без исповеди останется, нежели чтоб кому другому, кроме его, поручили свою совесть. Да и подлинно, столь к Платону была благосклонна, что не иначе с ним обходилась, как с своим искренним другом, и казалось, что она, кроме своего супруга, его всем предпочитала».
Слова автобиографии Митрополита Платона подтверждают сохранившиеся письма Великого Князя и Великой Княгини. От 20 Мая, 1774 года, из Царского Села Великий Князь Павел писал Владыке Платону:
«Ваше Преосвященство! Отправляю письмо сие с Армянином, Иваном Лазаревым, который едет в Москву. Прошу извинить меня, если столь долго замедлил ответом на столь приятное мне письмо ваше. Вы меня тронули, сказав мне в оном, что вы не забудете последнего разговора нашего, и то, что вы тогда от нас от обоих слышали. Вам известно, что я всегда так отзывался о тех вещах, которые ныне пренебрегают. Бог сохранил меня в сих мыслях, да и осчастливил меня, соединив союзом дружбы самой искренней и любви самой непорочною с женою моею, которая, будучи воспитана в тех правилах, всегда подкрепляет меня в жизни. Если бы случились вы целый день с нами, то бы слышали не редко, в течение онаго, подобные тому разговоры. Ваше Преосвященство разделили несомненно печаль нашу общую о потере почтенной и столь любезной тещи моей. Смерть ея весьма тронула нас обоих, и едва не поколебала здоровья жены моей, но, Богу благодаря, теперь она оправляется. Поручила она мне вам поклон свой отдать, и благодарить за приписанное в письме ко мне, равно как и за то, что вы мне о ней писали. Прошу быть уверену в дружбе моей к вам, и о желании вас видеть как можно скорее, остаюсь на веки вашим верным другом. Павел».
В этом же письме есть приписка, сделанная рукою Великой Княгини: «Je rends bien des graces à Votre Eminence pour ce que vous m’avez ecrit dans la lettre du Grand Duc, je suis enchanté de tvouver l’occasion d’assurer en peu de mots, Votre Eminence, de la parfaite estime et de la consideration distinquée, que j aurai toute ma vie pour vous, je vous prie de me conserver toujours votre amitié.
Natalie»[1].
«В начале 1775 года, после Императрицы, которая, быв в Твери 20 Генваря, объявила о переводе Платона в Архиепископы Московские, прибыл в Тверь и Великий Князь Павел Петрович и с супругою своею, Натальею Алексеевною, поздравили они нового Архиепископа Московского плачущего, и приняли с такою благосклонностию, как только можно ожидать от искренних друзей.
В начале 1776 года Платон отправился в Петербург, для присутствия в Синоде, и хотя сие было противу его желания, но надлежало повиноваться верховной воле. В Апреле месяце открылся нечаянный и для Платона поразительный случай. Великая Княгиня Наталья Алексеевна, особая его благоприятнейшая благодетельница, приближаясь к рождению, при радостной всех надежде, не разрешившейся ея утробе, Апреля дня скончалась. Платон ее напутствовал исповедью и Святым Причастием, и при погребении почтил ея святую память надгробным словом. К сей его сущей печали, Императрица приметив, по неотступному его при смерти Княгини пребыванию, что-то для себя неугодное (о чем да не возглаголют уста мои дел человеческих!), а по тому, заключив в себе что-то для Платона невыгодное, прежнее к нему благоволение, примечательно, хотя не отменила, но уменьшила. Что и было последствием многих потом неприятных для Платона приключений.
Но Великий Князь с глубокою признательностью вспоминал о том, чем послужил о. Платон его покойной жене. Вот письмо его из Царского Села, от 5 Мая, 1776 года:
«Ваше Преосвященство! Получил я с особенным удовольствием письмо ваше, и благодарю вас за все то, что Ваше Преосвященство в нем пишите. Перевод с Чина Исповедания нашелся между бумагами покойной жены моей и с переводом Немецким. За долг свой почитаю благодарить вас за труды ваши в наставлении, за дружбу и за все, сделанное вами пред самою кончиною покойницы в разсуждении ея. Я имел всегда причины быть вам благодарным, и любить вас по бытности вашей при мне в младенчестве моем, и по трудам и старанию, приложенными вами к воспитанию моему. Сии причины возросли по дружбе и по попечению вашему, оказанным вами жене моей, но дошли до высшей степени всем тем, что вы сделали при конце и после смерти ея. Еще имею причину взирать на вас, как на друга моего. Ваше Преосвященство были всегда свидетелем и подкреплением тех чувств сердечных моих, которыми я всегда исполнен; вы знаете сердце и намерения мои. Сколь же приятно мне знать, что есть на свете люди, которые отдают справедливость честности и чистоте духа. Вы, зная меня, и я, с своей стороны, зная вас, не могу иначе почитать вас, как другом моим. Увещание ваше продолжать хранить в непорочности сердце мне свое и призывать во всех делах моих помощь небесную принимаю с благодарностию, и на сие скажу вам, что то, что подкрепляет меня в известные вам столь тяжкие для меня минуты, то всегда во всех случаях моих служит святым покровом моим и подкреплением. Сие на Бога упование отняв, истинно не много причин будем мы все иметь, для чего в свете жить. При сем случае за долг свой почитаю вам сказать (прошу оставить сие под глубоким секретом), что в сии горестные минуты не забыл помыслить о долге в разсуждении отечества своего, полагаясь и в сем, как в выборе, так и в прочем, на судьбы Божии. Ея Величество поручили мне сказать вам, чтобы Ваше Преосвященство пожаловали ездили сюда, когда угодно вам будет. С истинною дружбою пребываю навсегда Вашим верным Павел»[8].
В 1766 о. Платон определен архимандритом Троице-Сергиевой лавры, в 1768 назначен членом Св. Синода. С 1770 – епископ Тверской, с оставлением в должности законоучителя Наследника и его невесты, Наталии Алексеевны. С бракосочетанием Наследника окончились его законоучительские обязанности, но духовная связь между наставником и воспитанником не прервалась. С 1775 – архиепископ Московский и ректор Славяно-латинской академии (преобразовал ее в Славяно-греко-латинскую академию), в 1787 возведен в сан митрополита Московского, основал Спасо-Вифанский монастырь близ Троице-Сергиевой лавры и семинарию при нем.
Несмотря на козни недоброжелателей, Владыка Платон последовательно и твердо отстаивал православные убеждения в окружении Императрицы Екатерины II. В своих проповедях (написал около 500) касался важнейших явлений российской жизни, обличал подражание русских дворян всему иностранному, русофобию, являвшуюся оборотной стороной дворянской галломании, обычай отдавать детей на воспитание иностранцам, зачастую сомнительного поведения, «вольнодумство», развившееся под влиянием философии французских просветителей, а также атеизм.
Труд митрополита Платона «Православное учение, или Сокращенное христианское богословие, с прибавлением молитв и рассуждения о Мельхиседеке» (СПб., 1765), написанный в качестве учебника для Великого Князя Павла Петровича, получил широкую известность и был переведен на ряд иностранных языков. Сочинения митрополита Платона до появления катехизисов митрополита Филарета (Дроздова) были единственными пособиями по православному богословию на русском языке. Составленная митрополитом Платоном «Краткая российская церковная история» стала первым научно-критическим исследованием по истории Русской Церкви. За талант проповедника он удостоился у современников прозвища «второй Златоуст» и «московский апостол».
По достоинству оценивая разнообразные дарования Владыки, Императрица Екатерина II зачастую давала митрополиту Платону весьма деликатные и важные поручения, что видно из следующего ее письма:
«Преосвященный Архиепископ Московский Платон!
В разсуждении, что из типографии Новикова выходят многие странные книги, повелели Мы Главнокомандующему в Москве доставить Вашему Преосвященству роспись книг, вместе с самыми книгами. Ваше Преосвященство, получа оные, призовите к себе упомянутого Новикова, и прикажите испытать его в Законе нашем, равно и книги его типографии освидетельствовать, не скрывается ли в них умствований, несходных с простыми и чистыми правилами Веры нашей Православной и гражданской должности, и что окажется, донесите Нам и Синод Наш уведомите. Нужно при том есть, да и с полицейскими Нашими учреждениями сходственно, чтобы книги из его, Новикова, и прочих вольных типографий выходили не иначе, как по надлежащей цензуре; а как их них многие простираются до Закона и дел духовных, то Ваше Преосвященство не оставьте определить одного, или двух, из особ духовных, ученых и просвещенных, кои бы, вместе с светскими, для означенной цензуры назначенными, все, подобные сим, книги испытывали и не допускали, чтобы тут вкрасться могли расколы, колобродства и всякие другие нелепые толкования, о коих нет сомнения, что они не новые, но старые от праздности и невежества возобновленные. Пребываю впрочем вам благосклонная. Екатерина.
В С.-Петербурге
Декабря 23 дня, 1785 г.»[9].
Однако общеизвестно и то, что Императрица Екатерина не благоволила к митрополиту Платону в последние годы своей жизни. Причина неблаговоления Государыни, вероятно, главным образом была та, что Владыка Платон находился в частой и, можно сказать, дружеской переписке с Наследником Престола. Сохранилось около 250 писем Великого Князя Павла Петровича к митрополиту Платону, писанных до кончины Императрицы. На другой день после вступления на Престол, Ноября 7-го, 1796 г., Император Павел пишет Митрополиту Платону:
«Преосвященный Митрополит Московский Платон! Вам первому сим извещаю, что матери моей не стало вчера к вечеру. Приезжайте ко мне, распорядя по Епархии своей. Всегда верный друг и благосклонный Павел.»[10].
После смерти Императрицы Екатерины ΙΙ новый Император Павел Петрович 18 декабря 1796 г. издал манифест о предстоящем короновании на Российский престол. Однако точно не указал дату коронации: «По вступлении Нашем на прародительский Наш Императорский престол, Мы первым долгом почитаем принесть жертву благодарения Вседержителю, владеющему царствами человеческими, и последуя с достодолжным благодарением примерам древних царей израильских, потом православных греческих императоров, також благочестивых предков Наших самодержцев Всероссийских и других христианских государей, восприять новый залог благодати Господней, возложением на Себя короны и священнейшим миропомазанием, предполагая, по образу тех же греческих православных и других христианских владетелей, удостоить коронования и Нашу любезнейшую супругу Императрицу Марию Феодоровну, что с Божиею помощью в первопрестольном Нашем граде Москве в апреле наступающаго 1797 совершиться имеет»[11].
Позже, видимо, не без влияния митрополита Платона, как полагали некоторые современники, а вслед за ними и историки, Государь Император Павел I назначил проведение торжеств на Пасхальную неделю, следующую сразу же после Страстной седмицы Великого поста 1797 года.
В свое короткое царствование, уподобляясь «православным греческим Императорам, також благочестивым предкам Нашим самодержцам Всероссийским», Государь Павел Петрович с Августейшим Семейством достойно проводил благопотребное время Великого поста.
В 1797 году Великий пост начался 16-го февраля. В неделю Православия, в половине 12 часа, Их Величества вместе с Их Высочествами имели выход в большую придворную церковь к слушанию литургии, которую совершал духовник собором. На второй неделе Великого поста, в четверг 26-го февраля, при Дворе происходило особенное богослужение – по случаю закладки Михайловского дворца. В половине пятого часа дня последовал выезд Высочайших Особ к месту закладки, где они встречены были знатным духовенством со святым крестом. Духовенство приступило к совершению богослужения по случаю закладки и молебна с водоосвящением, по окончании которого произведен был 101 пушечный выстрел. Вся церемония закладки окончилась в начале седьмого часа вечера.
Во второе воскресенье Великого поста, приходившееся тогда на 1-ое марта, последовал выезд Императорской Фамилии из Петербурга в Павловск. В половине пятого часа Их Величества и Их Высочества сели в экипажи и направились к церкви Казанской Божией Матери, где были встречены местным духовенством со святым крестом и прикладывались к святыням храма. По приезде в Павловск, Их Величества также прежде всего заехали в церковь.
Во вторник третьей недели Великого поста, 10 марта, в восьмом часу утра, Их Величества выехали из Павловска и направились в Москву. 10 марта, в двадцать минут 7-го часа, Их Величества приехали в Новгород. У Софийского собора они встречены были Старорусским епископом Досифеем, двумя архимандритами, Антониевским и Юрьевским, и прочим духовенством. Их Величества прикладывались к святым мощам и иконам, после чего епископ Досифей приветствовал Государя речью. 13-го марта, в половине 12 часа, высокие путешественники прибыли в город Торжок, где имели выезд в Борисоглебский монастырь, в котором прикладывались к мощам святых Ефрема и Аркадия.
13-го марта, около семи часов вечера, Их Величества прибыли в Тверь и встречены были в Спасском кафедральном coбopе архиепископом Тверским Иринеем, который приветствовал их речью. Приложившись к мощам святого князя Михаила Тверского и к святым иконам, Их Величества отправились во дворец пешком, в предшествии Преосвященного Иринея и всего духовенства, которое сопровождало их по парадной лестнице до большого зала. Здесь духовные лица откланялись и возвратились в собор. Только Преосвященный Ириней, разоблачившись, прибыл к Его Величеству и поднес ему хлеб. В это время Государь возложил на него орден святого благоверного Великого князя Александра Невского.
На следующий день Преосвященный Ириней был приглашен на обед во дворец и занимал местo рядом с Государем. 15-го марта, в воскресенье, путешественники прибыли в город Клин, где в церкви Воскресения Господня слушали Божественную литургию. В тот же день вечером, в начале шестого, Их Величества прибыли в Петровский дворец, у подъезда которого встречены были прибывшим в Москву Святейшим Синодом. Первенствующий член Синода митрополит Гавриил поднес Их Величествам святой крест, а митрополит Московский Платон – окропил их святою водою. В предшествии духовенства Высочайшие Особы вошли в покои дворца. Полчаса времени спустя, Их Величества принимали поздравления с благополучным прибытием от Святейшего Синода, причем митрополитами Гавриилом и Платоном были произнесены речи.
16-го марта Их Величества посетили Успенский и Архангельский соборы в Кремле. 20 марта в Петровском дворце Их Величества и Их Высочества принимали митрополита Московского Платона, который подносил особые образа каждому из членов Императорской Фамилии. В это время Государь возложил на митрополита Платона орден святого Андрея Первозванного. 22-го марта, в воскресенье, в одиннадцать часов утра, Их Величества имели выезд к Божественной литургии в церковь святого Василия Кесарийского, что на Тверской-Ямской.
В день Благовещения Пресвятой Богородицы Их Величества слушали литургию в церкви Благовещения, что на Тверской. 28-го марта, в Лазареву субботу, накануне Вербного воскресения, происходил торжественный въезд Императора в Москву, что подчеркивало следование нового Самодержца Всероссийского – «христа Господня» единому Господу нашему Иисусу Христу – Царю царствующих, вступившего в этот день в Иерусалим[12].
В Успенском соборе Их Величества встречены были со святым крестом и святою водою Гавриилом, митрополитом Новгородским. Потом они посетили Архангельский и Благовещенский соборы. В первом из них их встретил митрополит Платон, а во втором – Амвросий, aрxиeпиcкoп Казанский. Из Кремля Их Величества отправились в дом графа Безбородко, на подъезде которого встречены были духовником и в предшествии его прошли в церковь, а отсюда уже во внутренние покои. Вечером в домовой церкви графа Безбородко Их Величества слушали всенощное бдение, которое совершал императорский духовник, а на следующий день, в Вербное воскресенье – литургию.
В понедельник Страстной недели в половине первого часа Их Величества со всеми членами Императорской Фамилии шествовали в придворную церковь в доме графа Безбородко для слушания часов, которые отправлял духовник. В Великую Среду, в исходе шестого часа вечера, Их Величества вместе со всеми другими членами Высочайшей Фамилии переехали из дома Безбородки в Кремлевский дворец, на Красном крыльце которого встречены были своим духовником и, приложившись ко святому кресту, по окроплении святой водой, прошли во внутренние покои.
В Великий Четверг вся Императорская Фамилия молилась на литургии в Архангельском соборе, где присутствовал и митрополит Платон. По окончании литургии, Их Величества и Их Высочества проследовали в Успенский собор, в котором встретил их со крестами и в облачении митрополит Гавриил с прочим духовенством. В предшествии духовенства Их Величества прошли в Синодальную палату, где в присутствии Их Величеств и Их Высочеств духовенством разных церквей взято было сваренное миро и перенесено в Успенский собор. После этого Высочайшие Особы отбыли во дворец.
В двадцать минут 4-го часа дня Их Величества выходили в Успенский собор, а отсюда в Архангельский, в котором прикладывались Государь к святым иконам и мощам, а Государыня только к святым мощам. Всенощное бдение с чтением двенадцати страстных Евангелий совершалось императорским духовником в церкви Спаса за золотой решеткой. Царских часов в Великую Пятницу при дворе не совершалось. За вечернею и выносом плащаницы вся Высочайшая Фамилия присутствовала в Архангельском соборе. Вечерню служил духовник с двумя священниками. После вечерни Высочайшие Особы прикладывались к плащанице. Страстная неделя, предшествовавшая коронационному дню Пасхи, была ознаменована обнесением плащаницы не кругом Кремлевских храмов, а по его стенам вокруг всего Кремля, как бы одного храма Воскресения. В половине восьмого часа вечера Их Величества имели выход в церковь Спаса за золотой решеткой для всенощного бдения, которое совершал духовник.
В Великую Субботу Государь со всею своею Фамилиею шествовал в Чудов монастырь, на паперти которого его встретил митрополит Платон, который совершал литургию. Пред наступлением времени причащения Государь подводил Их Высочества к святым иконам, а по прочтении молитвы «верую, Господи, и исповедую», подводил их к святому причащению и, при преподании Святых Таин, сам держал пелену. Тут причащались, между прочим, дочери Императора – Великие Княжны Александра, Елена, Мария и Екатерина Павловны. Литургия в Чудовом монастыре окончилась в десять минут 11 часа, как сообщается в труде протоиерея Василия Ивановича Жмакина[13].
Церемония коронации Их Величеств произошла в Пасхальное воскресенье 5 апреля 1797 г. в соответствии с древним византийским чином священного коронования, принявшим к эпохе царствования Императора Павла Петровича окончательный вид. Начиная с него, для священного коронования существует уже определенное и неизменное «церковное чиноположение». Действительно, вполне согласно с его чином совершено было коронование Императоров: Александра I-го 15 Сентября 1801 г., Николая I-го 22 Августа 1826 г., Александра II-го 26 Августа 1856 г. и Александра III-го 15 Мая 1883 г. Правда, в эти коронации не была усвоена одна особенность в коронации Императора Павла Петровича, а именно: возложение им на себя древне-византийского далматика, после которого уже надета была порфира[14].
Однако, хотя Императоры Александр I и Николай I при совершении чина коронования не надевали далматик – одежду византийских Императоров, соответствующую сначала патриаршему, а затем архиерейскому саккосу, Царь-страстотерпец Николай II во время собственной коронации предстал в величественной горностаевой мантии, также являющейся одной из древних императорских регалий, связанных с далматиком. На христианском Западе священнослужители одевались в одежды, сотканные из мягкой белой шерсти овец, пасущихся в горах Далмации. Одежды были украшены лентами, свисающими с плеч. Их можно увидеть в музеях Ватикана, они назывались «далматик». Со временем далматик становился все более богатым, и ленты стали делать из горностая. В III веке Папа издал указ, по которому всех мучеников полагалось хоронить в таком одеянии. И в наши дни католические епископы носят далматик. Безусловно, в русском чине коронования далматик имеет общехристианское значение, кое он имел до отпадения католицизма от истинной веры православной. Именно вселенское значение Самодержца Всероссийского подчеркивал святой Царь Николай Александрович, надевая горностаевую мантию во время своего коронования, что, с одной стороны, говорило о его преемственности по отношению к Венценосным Пращурам, а, с другой, — привносило некую собственную деталь в сложившийся уже чин священного коронования.
Коронация же Императора Павла Петровича в день Пасхи может рассматриваться как принятие «становящимся в отцов место долга воскрешения» (т.е. долга восприемничества и долга душеприказчества), что раскрывает назначение Царской власти как «поставляемой в праотца место». В лице Царя вся светская власть становится как бы орудием Бога отцов и Царя, «в отцов место стоящего». Ибо в Писании сказано: Я слышала, Господи, от отца моего, в родном колене моем, что Ты, Господи, избрал себе Израиля из всех народов и отцов наших из всех предков их в наследие вечное, и сделал для них то, о чем говорил им (Есф. 4:17). И у Псалмопевца Царя-Пророка Давида говорится: Вместо отцов Твоих, будут сыновья Твои; Ты поставишь их князьями по всей земле (Пс. 44:17).
По возложении короны на себя и Императрицу Марию Феодоровну Государь Павел Петрович «введен был, — как пишет церковный историк, — митрополитом Серафимом (Новгородским — А.Х.) чрез Царские врата во внутренность Святого алтаря, где Его Величество, по учинении трех земных поклонов пред Святою трапезою, принял от того же митрополита Св. Причастие по чину Царскому, т.е., как причащаются священнослужители: особо Тела и особо Крови Христовой (выделено мной – А.Х.). После этого Ея Величество приблизилась к Царским вратам и восприяла причастие Святых Таин»[15].
Попутно необходимо отметить одну немаловажную деталь: коронование «правящих» Императриц в России совершалось несколько иначе. Регалии на них возлагались или первенствующим архиереем (Императрица Анна Иоанновна) или ими самими (Императрицы Елисавета и Екатерина II). Для Причащения они, также как Императоры, вводились во святой алтарь, где принимали святые таины по чину священническому. Так совершены были коронования Императриц Анны Иоанновны 28 Апреля 1730 г., Елисаветы Петровны 25 Апреля 1742 г. и Екатерины II-ой 22 Сентября 1762 г.[16]
Император Павел Первый, возложив на себя корону и далматик, в котором на иконах изображается Иисус Христос как Царь и Великий Архиерей, свидетельствовал стране и миру о священной миссии православного Самодержца быть хранителем догматов веры от посягательств врагов внешних и внутренних.
В следующие за коронацией недели Император Павел Петрович, осознавая себя не просто «первым мирянином», а священной особой, помазанной на Царство, объявил о своем желании совершать богослужения и заказал для этой цели пышные облачения. Он также желал служить исповедником для членов Императорской Семьи и министров, но был разубежден Св. Синодом, приведшим в качестве аргумента каноническое запрещение священнодействовать тем, кто вступил в брак вторично, как пишет историк Е.С. Шумигорский в книге «Император Павел I: жизнь и царствование», изданной в С-Петербурге в 1907 году[17]. Таким образом, не будь этой преграды личного свойства, Святейшему Синоду затруднительно было бы воспрепятствовать Государю осуществить задуманное.
В исторических исследованиях еще ни раз, и ни два упоминается о причащении Императора Павла Петровича по царскому, т.е. священническому чину. Например, вышеупомянутый протоиерей В.И. Жмакин в своей статье «Петровский пост при Императорском дворе сто лет назад» повествует о том, как в 1797 году Императорская Фамилия кроме Великого поста говела и в Петровском. Двор находился тогда в Павловске. Говениe началось с 22 июня, с понедельника. В четверг в десятом часу утра Их Величества с Их Высочествами поехали в церковь к слушанию утреннего богослужения, а в половине двенадцатого – ездили к обедне, после которой Государь присутствовал в церкви в качестве восприемника сына рейтара Темяшева.
В двадцать минут пятого часа Высочайшая Фамилия имела выезд в церковь к вечернему богослужению. Во вторник, 23 числа, Их Величества с Их Высочествами также выезжали в церковь к утрени, литургии и к вечерне. В начале восьмого часа вечера Их Величества исповедовались у своего духовника во внутренних комнатах. В среду в седьмом часу утра духовник во внутренних комнатах читал для Высочайших Особ правило ко святому причащению.
Очень важно сделанное протоиереем В.И. Жмакиным описание литургии, которая началась в четверть восьмого часа утра. Пред причащением Государь и Великие Князья снимали с себя ордена и шпаги. Государь, по прочтении молитвы пред причащением, царскими вратами вошел в алтарь и там причастился Святых Таин. Теплоту в алтаре подавал ему обер-маршал (выделено мной – А.Х.).
Далее автор статьи сообщает, что и в Петровский пост 1798 года Двор также говел. Служба при дворе началась с 25 июня. В девять часов утра этого дня в общем кабинете, в присутствии Государя и всей Императорской Фамилии, духовник совершал утреню. А для слушания литургии Государь с Великими Князьями и Княжнами ездил в церковь, в которой литургия началась в одиннадцать часов. В шесть часов вечера того же дня в присутствии Государя и Их Высочеств началась в кабинете вечерня, а потом и всенощная с акафистом Божией Матери. По окончании службы в начале восьмого часа вечера духовник о. Исидор приглашен был во внутренние покои, где Государь и исповедовался у него.
26 числа, в субботу, в три четверти седьмого часа утра духовник в комнате Государя читал правило ко святому причащению, а по окончании его Государь, Великие Князья, Великие Княгини и Великие Княжны в каретах выехали в церковь для слушания литургии, которую совершал духовник с двумя священниками, протодиаконом и диаконом.
По входе в церковь Государь надел на себя далматик. При начале запричастного стиха Его Величество и Их Высочества прикладывались к святым иконам. По прочтении духовником молитвы пред причащением и поставлении им святых даров снова на престол, Государь вошел чрез царские врата в алтарь к престолу, с которого принял чашу и причастился Святых Таин (выделено мной – А.Х.).
Все прочие члены Высочайшей Фамилии причащались обыкновенным образом пред царскими вратами. Пред причащением Великие Князья снимали, по прежнему примеру, ордена и шпаги. В это говениe из Высочайших Особ только Императрица не говела по болезни, заключает свое повествование автор статьи[18].
В день священного коронования Императора Павла Петровича, 5 апреля 1797 года, было обнародовано несколько важных узаконений, в том числе «Акт о наследовании Всероссийского Императорского Престола», впоследствии вошедший в кодифицированный Свод основных государственных законов Российской Империи и определивший характер церковно-государственных отношений в эпоху царствования Императора-мученика Павла и последующего времени.
Составлен Акт был Императором Павлом I Петровичем в бытность Наследником престола от собственного лица и от лица его супруги Великой княгини Марии Феодоровны 4 янв. 1788 г. и положен для хранения в Успенском соборе Московского Кремля. Содержание положения Акта относительно вероисповедания государя отразилось в ст. 42 «Основных законов», помещенных в «Свод законов Российской Империи», первое издание которого вышло в 1832 г. В последующих изданиях меняется только нумерация статей и параграфов, но смысл сохранялся неизменным вплоть до февральского переворота 1917 г., хотя и получает в трудах церковных и светских историков различное толкование в зависимости от их мировоззренческих взглядов. Например, по редакции от 23 апреля 1906 г. «Свода Основных государственных законов Российской Империи» (раздел 1, глава 7, статья 64, а по редакции 1832 г. – статья 42) этот закон сформулирован следующим образом: «ИМПЕРАТОР, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. 1721 Янв. 25 (3718) ч. 1, введ. — В сем смысле ИМПЕРАТОР, в акте о наследии Престола 1797 Апр. 5(17910) именуется Главою Церкви. — 1906 Апр. 23., собр. узак., 603, ст. 24.
Известный современный знаток церковного права и канонист протоиерей Владислав Цыпин считает, что «для правосл. канонического правосознания допустима лишь такая интерпретация положения о главенстве императора в Церкви, к-рая подразумевает возглавление и представление императором сословия мирян, но не священства. В таком смысле и интерпретировалось соответствующее положение в канонической и юридической лит-ре XIX в. большинством авторов»[19]. В подтверждение своей мысли маститый протоиерей ссылается только на «западника» А.Д. Градовского. Два других приводимых прот. В. Цыпиным примера – труды Н.С. Суворова «Курс церковного права» (Ярославль, 1889) и П.Е. Казанского «Власть Всероссийского Императора» (Одесса, 1913) не солидарны с пониманием священной особы Всероссийского Императора – Помазанника Божиего как «первого мирянина». По интерпретации П.Е. Казанского, «Император — не посторонняя православной Церкви государственная власть, но именно глава Церкви… По наиболее распространенному воззрению, Государь Император наследует в этом отношении власть византийских императоров»[20].
О мнении церковной иерархии можно судить по словам Московского митрополита Филарета Дроздова († 1867): «Государь всю законность свою получает от церковного помазания… Государь, помазанный на царство, становится естественным и природным защитником Церкви… Бог, по образу Своего небесного Единоначалия, устроил на земле царя; по образу Своего Вседержительства — царя самодержавного»[21].
Ныне популизируемый в России историк И.К. Смолич посвятил церковно-государственным отношениям в эпоху правления Императора Павла Петровича всего одну страничку, на которой написал, что по сравнению с предыдущим царствованием «существенных изменений в отношениях между Церковью и государством не произошло»[22].
Однако дореволюционные историки смотрели на церковную политику Императора Павла Первого, если и не восторженно, ввиду краткости пребывания последнего на Престоле, но все-таки несколько иначе, чем создавший свой труд в Германии русский беженец Иван Корнильевич Смолич.
В начале своего царствования, в именном указе, данном Святейшему Синоду, от 18 декабря 1797 года, Император Павел I-й объявил, что «попечение о благоустройстве Церкви и призрение к служащим ей он почитает одною из главнейших обязанностей своего царствования»[23]. И слова эти не остались одним простым обещанием. Все кратковременное царствование Государя Павла Петровича было направлено к выполнению этого благочестивого намерения.
Император Павел ясно понимал то стесненное материальное положение Церкви, в какое она была поставлена Императрицею Екатериною Великою после изъятия в казну церковных имуществ. В самом начале своего кратковременного царствования он не только возвысил, но почти удвоил денежные оклады, назначенные Государынею Екатериною архиерейским домам, штатным монастырям, причтам соборных и ружных церквей, так что прибавка на все эти места превышала 455 тысяч. Всем монастырям сверхштатным, обделенным, как известно, прежде, Император Павел повелел назначить (в 1797 г.) по 300 р. каждому.
Личное жалованье монашествующих для многих увеличено вдвое и более (Кн. Штат. ч. II, отд. III., стр. 63-67). Кроме увеличения денежных окладов, «в видах доставления apxиepeйским домам и монастырям, как штатным, так и сверхштатным, наилучших, по возможности, выгод», Императором Павлом повелено было (указом 1797 г.) отвести архиерейским домам по 60 десятин земли, а монастырям по 30 десятин, включая сюда и ту землю, какую они имели (по Екатерининским штатам); снабдить мельницами по одной на монастырь, и рыбными ловлями, хотя бы они находились и далее 15 верст от apxиерейского дома или монастыря[24].
Таким образом, монашествующее духовенство получило достаточно от щедрот Императора Павла, который оказался внимательнее к его обеспечению, чем Екатерина II -я.
Присуща была Государю, несомненно, забота об улучшении быта и духовенства белого. Так, как уже сказано выше, вдвое был увеличен размер казенных окладов причтам тех церквей, которые пользовались ими по Екатерининским штатам. При этом Император Павел повелел сокращать состав причтов ружных церквей, оставляя однако прежнюю ругу[25]. Для причтов же тех приходов, которые содержались на приношения от прихожан, и при Императоре Павле остались прежние способы содержания; не изменена даже Екатерининская такса за требоисправления, хотя и подтверждено, что для «приличного содержания священников» «прихожане обязаны им давать нужное деньгами, за требы установленное»[26]. Важнейшим средством содержания сельских причтов остались по-прежнему земельные наделы, которые и при Императоре Павле продолжали нарезать духовенству в 33-десятинном количестве. Относительно этой земли в указе, от 18 декабря 1797 года, сказано, чтобы она не только «в известном по пропорции количестве точно к церкви отделена» была, но чтобы «и сей церковный удел общими трудами прихожан тоя церкви обработан был»[27]. Святейший Синод и Сенат, обсуждая вопрос об обработке церковной земли прихожанами и находя это дело неудобным, выработали такую меру: «церковную землю, по 33 десятины к приходам отмежеванную», отдать в пользование прихожанам и обязать их каждого платить причту такое количество хлеба, льна, соломы и т. д., «какое, с определяемых к церквам земель по средней пропорции урожая собрать возможно»; или же предоставить причтам «на волю» условиться с прихожанами получать на содержание себе не натурою, а деньгами по справочным ценам. Но так как вследствие неравномерности приходов плата, как хлебом, так и деньгами, не могла быть равною для причтов, то на начальников губерний и архиереев возлагалась обязанность распределить эту повинность равномерно между приходами епархии. Если церковь имела больше 33 десятин земли, то излишек этот оставался за причтом и ему вменялось в обязанность отдавать эту землю в аренду, но самим отнюдь не обрабатывать ее, так как это «дело с саном их несовместно»[28].
Указанное распоряжение Императора Павла, хотя и не получило в дальнейшем полного развития, заслуживает внимания, как попытка правительства поставить духовенство выше рабочего класса, возвысить его над простонародьем.
Действительно, для возвышения духовенства, для развития его прав и привилегий кратковременное царствованиe Императора Павла I-го было гораздо благоприятнее, чем предшествующее продолжительное царствование Государыни Екатерины II, которая оказалась очень внимательною в первую очередь к дворянству и горожанам.
Еще в самом начале царствования Императора Павла I-го (9 дек. 1796 г.) Святейший Синод представил Верховному Правителю доклад, в котором, указывая на то, что «священники и диаконы, по лишении чинов их, наказываются кнутом, наравне с преступниками из подлого народа», между тем как «церковные правила от двойного наказания их освобождают», да и дворяне и даже купечество «телесно не наказываются», просил Государя освободить священнослужителей от телесных наказаний за уголовные преступления, и Император утвердил этот синодальный доклад[29]. Указ этот не вошел, правда, в полную силу и самим же Императором Павлом был ограничен, хотя и не прямо в отношении к духовенству. На докладе Сената об одном дворянине, подлежавшем телесному наказанию за преступление, но освобождавшемся от него в силу жалованной в 1785 г., грамоты, Государь написал: «Как скоро снято дворянство, то уже и привилегия до него не касается. Почему и впредь поступать». Эта-то резолюция Императора и вызвала сенатский указ, повелевавший дворян, гильдейских граждан и священнослужителей, совершивших уголовное преступление, по лишении дворянства или священного сана наказывать кнутом[30]. Ограничение, таким образом, коснулось не одного духовенства, которое, несомненно, было поставлено в ряд сословий привилегированных, уравнено с дворянством. Во всяком случае указ 1796 года, касающийся как белого духовенства, так и монашествующего, составляет большой шаг вперед в развитии прав и привилегий духовенства, и ограничение его могло быть лишь временным, каким действительно оно и оказалось, так как преемник Императора Павла, Государь Александр I, «желая дать пример уважения к священному сану в народе», в самые первые дни своего царствования (22 мая 1801 г.) повелел привести указ Императора Павла от 1796 г. об освобождении священнослужителей от телесного наказания в полную силу и действие.
Немало возвышению духовенства содействовали награды, установленные Императором Павлом I для лиц монашествующего и белого духовенства. Эти награды, прежде всего – ордена, дарованием, которых духовенству Император Павел и ознаменовал начало своего царствования. Первые ордена получили митрополит С.-Петербургский Гавриил (орден святого Андрея Первозванного) и архиепископ Тверской, член Святейшего Синода, Амвросий (орден святого Александра Невского). «Было cиe дело, — как говорит автор записок о жизни митрополита Платона, — необыкновенное, и никогда в духовенстве ни в греческом, ни в российском небывалое», потому и неудивительно, что оно было «принято почти от всех с удивлением». Не без колебания надел свою орденскую ленту митрополит Гавриил; а митрополита Московского Платона это «пожалование архиеpeeв кавалериями» прямо «удивило», и это удивление митрополит выразил в письме к самому Императору, своему бывшему ученику. Но Император Павел, прибыв в Москву для коронации, при первом же свидании с митрополитом Платоном, возложил на него орден святого Андрея Первозванного, хотя митрополит и умолял Государя дозволить ему, православному apxиepeю, «умереть архиереем же, а не кавалером». Тем не менее это начинание со временем прижилось в Императорской России, и многие видные деятели Православной Церкви с чувством глубокого удовлетворения и достоинства носили на груди государственные знаки отличия, в том числе и такие привычные сегодня регалии, как священнический наперсный крест, камилавки, митры для белого духовенства и т.д. Традиция эта существовала и в период государственного атеизма в России – многие священнослужители, например, за вклад в победу над фашизмом были награждены военными орденами и медалями.
Пожалование орденами не составляло привилегию только высших иepapxических лиц; этой награды удостаивались при Императоре Павле и лица из белого духовенства, например, брат митрополита Платона, протоиерей Ал. Левшин, протоиерей Московский Петр Алексеев, Гатчинский Исидор Петров и др. Награждение духовных лиц орденами за заслуги на пользу Церкви и Отечества Император Павел возвел в закон в обнародованных 5 апреля 1797 года «установлениях о российских Императорских орденах»[31].
Собственно для белого духовенства Император Павел (в именном Указе от 18 дек. 1797 г.) установил следующие награды: «во-первых, получениe креста для ношения на цепи на шее; во-вторых, употребление фиолетовой бархатной камилавки или скуфьи, и наконец, тpeтьe, для знатнейших из них (из белого священства), митры, каковую употребляют архимандриты, с тем однакож,- говорит Государь в указе,- что cии отличные почести не инако, как по воле, или утверждению нашему даваемы или дозволяемы будут»[32]. Вследствие этого указа уже в следующем 1798 г. многие лица из «белого священства» были награждены частию по представлению Синода, частию по воле Императора — наперсными крестами, скуфьями, камилавками и даже митрами (трое, в числе их известный проповедник, Киевский протоиерей Леванда).
К числу прав, предоставленных, духовенству в царствование Императора Павла I-го, нужно отнести и освобождение домов священно-и церковнослужителей, ими самими занимаемых, как от сбора на содержание полиции, так и от «прочих полицейских повинностей», которые до того времени духовенству приходилось отбывать лично[33].
Говоря об отношении Императора Павла I-го к духовенству, указывая его распоряжения, направленные к улучшению материального быта духовенства, к возвышению его прав и преимуществ, нельзя не сказать о внимательности Императора и его заботливости о вдовах и сиротах духовенства. При Императоре Павле в 1799 г. в первый раз было обращено вниманиe на бедственное положение вдов и сирот духовного звания и в видах призрения их положено: преимущественно пред другими предоставлять им вакансии в архиерейских богадельнях и монастырях, обратить в их пользу штрафы с духовенства, доходы с кладбищ, добавочные сборы со ставленников и другие местные средства, какие могут открыться по епархиям; кроме того, остался во всей силе и прежний способ призрения их – зачисление за ними свободных мест в причте[34].
Но особенно достойна внимания и заслуживает благодарной памяти заботливость Императора Павла I-го о воспитании духовного юношества, о лучшем устроении духовных школ, которые должны были подготовлять достойных пастырей Церкви. Впрочем, такое внимательное отношение Императора Павла к образованию духовенства достаточно понятно учитывая желание этого Государя поднять и возвысить духовное coсловиe, которое при нем стало уже привилегированным, а следовательно должно было сделаться и более образованным. Затем Император основательно считал умственное развитие духовенства средством и для возвышения его нравственности. А потом Государь Павел Петрович еще более своей Матери желал сделать духовенство руководителем народа, справедливо предполагая, что «просвещение и благонравие духовного чина способствуют просвещению и утверждению добрых нравов и в мирских», что только «невежеством духовного чина» можно объяснить его участиe в крестьянских волнениях, нередких в царствование Императора Павла. Эти соображения и были причиною того, что Государь Павел Петрович в свое непродолжительное правление проявил большое внимание к духовным школам, считая лучшее устроение их одной из первых потребностей для народного блага. И в этом Император Павел Петрович был единомыслен со своим духовным наставником митрополитом Платоном.
Внимание Императора к духовно-учебным заведениям выразилось в умножении числа их, в материальном обеспечении и учебном развитии их.
Число духовных школ при Императоре Павле I действительно значительно увеличилось. Кроме двух уже существовавших академий (Московской и Киевской) Император распорядился открыть две новые в С.-Петербурге и Казани, вследствие чего Александро-Невская и Казанская семинарии были преобразованы в академии. Число семинарий увеличилось открытием новых – Вифанской, Подольской, Переяславской, Калужской, Пермской, Пензенской, Волынской, Слободско-Украинской (или Харьковской), Оренбургской и армейской в Петербурге для образования детей военного духовенства.
Показателен случай с открытием Вифанской семинарии. Еще будучи Наследником, Великий Князь Павел Петрович интересовался образом жизни митрополита Платона в Вифании, просил его прислать «план и вид местопребывания вашего» в письме из Санкт-Петербурга от 27 декабря 1795 г., которое начинается словами о том, что их «души одинаково расположенные, часто имеют и отсутственно как будто некое отношение»[35].
Получив ответ от Владыки с приложением планов местности, нижнего и верхнего храмов, который «соответствовал совершенно ожиданию» Великого Князя, он в собственноручном письме от 15 января 1796 г. из С-Петербурга «свидетельствует благодарность» Преосвященному за доставленное утешение, поскольку именно в день получения письма Владыки ровно год назад скончалась дочь Великого Князя Павла Петровича и через час он едет «память по ней совершить»[36].
Через год с небольшим, после коронационных торжеств, теперь уже в качестве Императора Всероссийского Павел Петрович вместе с Государыней и «всею Фамилиею» 23 апреля 1797 г. прибыл в Троице-Сергиеву Лавру, а на следующий день, хотя это первоначально и не входило в планы визита, отправился в Вифанию. Накануне стояла прекрасная солнечная погода, но день посещения, к сожалению, выдался пасмурным и дождливым, в лесу еще лежал снег, дорога раскисла, Вифанский пруд был скован льдом.
Осмотрев большую и домовую церковь, митрополичьи покои, Государь все похвалил. За обедом был весел, в беседе с Владыкой «открывал некоторые клеветнические наговоры, которые ему внушали о Вифании, а теперь, де, сам вижу, что это неправда». Между тем за обедом семинаристы читали разные отрывки из Географии, из Истории, из Философии и прочего, что «Государю весьма угодно было, и Семинаристов целовал». За столом Государь дозволил в семинарии обучать французскому языку, который был воспрещен. После стола Император отправился в Лавру, а оттуда в Москву. Ни на Лавру, ни на Вифанию, ни на семинарию в тот момент Император Павел Петрович никакого подаяния не пожаловал, что удивило митрополита.
Проводив Государя и отдохнув от трудов, митрополит отправился в Москву, 28 апреля, и по приезде отправил службу и крестный ход на Москву-реку в день Преполовения. Церемония была великолепная: Государь сам войсками командовал, где митрополит его осенял крестом и кропил святою водою его, и знамена, и все войско, стоящее на пути.
На другой день к митрополиту Платону приехал от Государя его Секретарь Трощинский с объявлением, что Императору угодно учредить в Вифании второклассный монастырь и устроить при нем семинарию, и потому повелел испросить мнение Владыки. На следующий день Преосвященный подал записку, на основании которой 1-го мая состоялся Указ об образовании в Вифании второклассного монастыря и учреждении семинарии. К тому же, как оказалось, не забыл Император и своего визита: на семинаристов Троицких было прислано 2000 рублей и ректору часы золотые с каменьями. Не остался без монаршей милости и сам митрополит Платон: от Государя получил «бриллиантовый орден Андреевский, а Государыня Императрица в день Преполовения пожаловала ему крест золотой из хризопрасов и с бриллиантами»[37].
Когда в 1797 году прислан был указ Императора Павла Первого об открытии в Вифании семинарии, Платон на красивом берегу пруда и решил построить здание для семинарии. План семинарского корпуса по указанию митрополита Платона был составлен самоучкою архитектором штатным служителем Семеном Болдыревым. Этот план имел вид начальной буквы имени учредителя Павла I-го и имени ее устроителя митрополита Платона и был историческим памятником того, что мысль, шедшая с высоты престола от Царственного Ученика, направлялась к достижению той великой государственной задачи, к чему направлена была и деятельность Учителя Государя – Преосвященного Платона «к вящему распространению преподаваемого в семинарии Троицкия лавры учения», организованного духом Владыки Платона и давшего благие плоды в жизни. И когда Семена Болдырева по причине пьянства освободили от дел, святитель взялся сам за строительство.
Еще семинария не была выстроена, а уже стала любимым его детищем потому, что с самого начала основания, можно сказать, с первого камня, положенного в основание нового храма науки, митрополит Платон начал осуществлять свою широкую идею школы церковно-национальной. Эту идею он проводил в организации школ, подчиненных его управлению, но яркое, полное выражение она нашла в устройстве Вифанской семинарии. Отражение глубокой идеи гениального просвещенного русского ума можно усматривать в подробностях как внешнего, так и внутреннего строения семинарии.
Новый семинарский корпус был красивым изящным зданием, отражавшим и присущее митрополиту Платону чувство изящного и высоту идейного духа. Здание семинарии было расположено «покоем» с башнями по углам и полуциркулем посредине, в котором помещался парадная палата богословская или аудиториум, украшенная бюстами-барельефами. Строение имело парадный фас к пруду, где тогда пролегала дорога, а задний фас составлял ров с подъемным мостом.
Поскольку главным предназначением Вифанской семинарии было дать образование детям сельского духовенства, преимущественно детям сельских причетников, которые, по понятиям того времени, причислялись к людям низкой породы, сам внешний изящный вид семинарского корпуса и его внутреннее убранство должны были, по мысли митрополита Платона, способствовать воспитанию в семинаристах чувства благородства и человеческого достоинства, что служит первоначальною основою нравственно-религиозного воспитания в духе христианства. Изящный корпус своим видом должен был содействовать общей задаче воспитания, намеченной митрополитом Платоном – научать «лучшему между людьми обхождению и пристойной смелости». Все это преследовало цель возвысить духовное сословие в обществе и изменить тот сословный безрелигиозный взгляд, по которому духовные лица, руководители верующих и выразители их религиозного сознания, причислялись к среднему сословию. И здесь позиция старца-архиерея была полностью созвучна с общей религиозной политикой его венценосного Ученика.
Открытие семинарии 6 августа 1800 г. совершилось по особому торжественному обряду и было непрерывным священнодействием, которое, начавшись Божественною службою в храме Преображения, продолжалось в «храме науки».
Юные семинаристы, одетые в казакины из голубого сукна с обшлагами из малинового, участвовали в торжестве пением радостного канта и чтением стихов на трех языках.
После окропления здания святой водою митрополит сказал краткую речь, в которой выразил мысль о неразрывной связи Преображенского храма с храмом наук: «Преобразивыйся на Фаворской горе Господь чуднаго света Своего лучом коснулся и места сего и оное преобразил Таинственным некоторым образом, вдохнул Он в сердце благочестивейшего монарха Павла Первого, дабы устроить из пустыни обитель и терние ея обратить в цветы и плоды просвещения».
В тот же день, 6-го августа, митрополит почел за приличное и должное доложить об открытии Вифанской семинарии Государю Императору, с приложением ее планов и фасадов, и книжицы, с каким обрядом открытие семинарии совершилось. Преосвященный Владыка надеялся, что в ходе намеченного на 1801 год посещения Императором Москвы, Государь сам прибудет осмотреть учрежденную по его повелению Вифанскую семинарию, но «вышло совсем противное, и для всех прямых сынов отечества, особенно же для Платона, неожиданное, прискорбное и поразительное». Получив печальнейшую весть о кончине Государя, митрополит «пошел в храм Господень, чтобы пролить усерднейшие молитвы о упокоении души преставльшагося Государя, своего друга и благодетеля, и совершил с пролитием горьких слез»[38]. И хотя в земной жизни Императору-мученику Павлу не удалось воочию увидеть плоды его предначертаний – Вифанскую семинарию – она принесла под мудрым руководством митрополита Платона немало пользы для Церкви и Отечества.
Как опытный церковный администратор митрополит Платон давал точные инструкции всем подведомственным ему учреждениям, внося в их деятельность общий порядок и направляя к общей цели. И в Вифанской семинарии порядок обучения и воспитания был четко определен Владыкой.
По утверждению протоиерея А.А. Беляева, подход к богословскому образованию митрополита Платона отличался на фоне общепринятых требований того времени. Духовная школа, предназначенная воспитывать просвещенных разумом и сердцем богословов, давала и общее научное образование, и богословское, при чем последнее было тесно связано с общеобразовательным курсом. Духовная школа отличалась от светской более широким преподаванием богословских наук, известных в старой школе под названием систем. Но митрополит Платон в изучении этих систем не видел надежного средства для образования просвещенного богослова и, имея в виду древние школы христианской Церкви, сводил все богословское образование к изучению только одного Откровенного Учения – Священного Писания.
В своей инструкции, как преподавать богословское учение в Спасо-Вифанской семинарии, он писал, что «разные системы богословския, ныне в школах преподаваемыя, признаются быть не нужными, или не полезными, ибо пахнут школою и мудрованием человеческим. А богословие Христово, по Павлову учению, состоит не в препретельных (с церк.-слав. — убедительный, увещательный (1 Кор. 2, 4) словах и не в мудрости человеческой, но в явлении духа и силы. Первый изобрел уже в восьмом веке систему Богословскую Иоанн Дамаскин; но прежде его бывшие в первенствующей Церкви великие Богословы и светила церковные, яко-то: Василий, Григорий, Иоанн Златоуст, Афанасий, Кирилл Иерусалимский, Киприан, Амвросий и многие подобные знание Богословия христианскаго почерпали единственно из Слова Божия, упражняясь день и нощь в испытании его и в выразумении его точнаго и таинственнаго смысла. И потому, в сохранении сего святаго и мудраго порядка, Богословское учение полагает единственно в чтении и памятовании и в выразумении Священнаго Писания Ветхаго и Новаго заветов, при руководстве разумнаго и Богопросвещеннаго учителя».
Сводя все богословское образование к изучению живительного источника веры, митрополит Платон сближал духовную школу со светскою в общих началах образования. Имея в виду, что конечной целью всякого образования есть «удовлетворение естественнаго стремления безсмертнаго духа к блаженству», митрополит Платон желал создать национальную общую школу возведением академий на степень всеучилищ, но таких, в которых знание светских наук не предпочиталось бы знанию Закона Божия, как началу премудрости и конечной общечеловеческой цели жизни.
Характерную черту инструкций, написанных митрополитом Платоном для Вифанской семинарии, составляет то, что он не расширял объем учебного курса, сообразно с требованиями все более расширявшегося научного знания, а заботился об основательном изучении школьных наук, о глубине научного знания, а не широте. При своем практическом жизненном направлении митрополит Платон судил о достоинстве научного знания по тем плодам, какие оно приносило в жизни. Не много пользы от научного знания, если оно не способствует творческой деятельности ума, а подавляет ее, расточая ум, если научное образование не способствует развитию нравственных качеств, не созидает душевного устроения, которое выражается и в устроении жизни по вечным началам Слова Божия. Тонкий наблюдательный ум Преосвященного Платона из широкого жизненного опыта вынес такое убеждение: «Просвещения слишком много, разумею мнимого, а начало премудрости – страх Господень уменьшается и порча нравов усиливается по мере того, как возрастает оное просвещение мнимое».
Такие отрицательные плоды отвлеченного изучения систем о вере, пахнувших школою и мудрованием человеческим, и воспитания нравоучениями, не нашедшими отклика в сердце, укрепили в митрополите мысль о том, что сила обучения и воспитания не в силе одного научения словом, но научения живым примером. «Истинной мудрости, — говорил он, — свойственно не словами, но делами философствовать». Истинным философом Владыка называл того, кто «делает правду и чувствует в себе духовную радость от незазорной совести».
Воспитанники митрополита Платона с любовью вспоминали его и его время и, сравнивая его время с последующим, находили главный недостаток в том, что школа, имея всевозможные пособия, широкие программы наук, мало имела живых людей, влияющих на юношество заботливостью, любовью, благожелательством, а главное – примером веры и добродетели.
Высшая христианская добродетель, указанная в Слове Божием – самоотверженная любовь к ближним – во времена митрополита Платона признавалась главною общественною добродетелью школы и была ее девизом. По мнению митрополита Платона, «истинная слава состоит в услугах другим, в попечении о пользе общей, в подкреплении немощных, в заступлении безсильных».
К самоотверженному служению другим призывал учеников и учителей своих школ архипастырь. Он всемерно заботился, чтобы учителя наставляли юношей в классе и вне его не столько словом, сколько примером своей жизни. «Наблюдайте сей долг пред Богом всеприлежно, чтобы учители не только учительством, но еще более честным житием юношество наставляли», — писал он академическому начальству. Из своей личной жизни Владыка вынес убеждение, что благодать в нем действовала более, когда он, юноша и мирской, толковал питомцам, чем когда проповедовал слово Божие в сане архиерея. Это он приписал «умножившимся грехам, коих и толиких еще в юности своей не имел», и поэтому всегда утверждал, что учение делается действенным «от чистоты и непорочности сердца учитилей».
На лучших учеников митрополит Платон возлагал обязанность воспитывать других своим примером. Педагогическая корпорация и лучшие из учеников, по мысли Владыки, наставлением, но более примером христианского служения истине и добру должны были просвещать разум юношей истинным светом и сердцу их «полагать надежные пределы», а духовное юношество, воспитанною силою доброго школьного влияния предназначалось служить Христу, истиною и добром духовному спасению других.
Одним из могучих средств для воспитания просвещенных богословов сердцем и разумом, возвышенного в них настроения митрополит Платон признавал развитие в юношах чувства красоты, чувства эстетического. Поощряя всячески развитие поэтического дара в питомцах как средства к возвышению духа и услаждению в горестях жизни, он отмечал влияние поэзии и на себе самом. Глубокий любитель и тонкий ценитель красоты в искусстве он любил музыку, видя в ней средство для воспитания благородства в человеке. Как в Троицкой, так и Вифанской семинариях, по распоряжению Владыки, были заведены оркестры, которые управлялись особым капельмейстером, и воспитанники занимались музыкою.
Но в Вифанской семинарии заведением оркестра дело не ограничилось. У митрополита возникло желание приобрести орган, который в инославных церквах введен в богослужебное употребление. Орган, заменяющий целый оркестр, мог придать особую торжественность и музыкальное достоинство пьесам, которые исполнялись семинаристами, особенно в дни семинарских праздников. По просьбе Владыки известная своим благочестием и широкою благотворительностью графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская прислала ему в дар орган, сделанный в Праге и отличавшийся особенною звучностью и мелодичностью. Орган, принятый митрополитом как знак усердия благочестивой графини к Вифанской семинарии, поставлен был в богословском классе, где происходили публичные собрания. В этом классе находились и другие музыкальные инструменты: клавикорды, гусли, виолончель, которые вместе с украшавшими богословскую аудиторию бюстами и барельефами уничтожены временем, или, лучше сказать, безучастно равнодушным отношением слабо развитых людей к тому, что насаждал «ум-гений», как характеризовали митрополита Платона современники.
В нашей отечественной истории не найдется равных митрополиту Платону по деятельности, направленной к устройству духовного школьного образования на началах церковно-национальных. Это был великий педагог-христианин, совмещавший в себе широкий просвещенный ум, житейскую и педагогическую опытность и детскую сердечную чистоту. До конца своей жизни сохранил Владыка это детское чувство, и оно составляло одно из индивидуальных свойств его духа. Поняли это чувство не только воспитанники ученого архипастыря, но и простой народ. «Шел народ ко гробу митрополита Платона не знаменитого богослова, проповедника и администратора церковного, а чадолюбивого отца, и нес он к его гробу рубашечки больных детей с искреннею верою в действенность небесных молитв чадолюбца. Стекались ко гробу великого святителя русские люди разного звания и состояния с детским чувством веры, с сердечной молитвою о упокоении души усопшего славного деятеля земли русской, жизнь которого тесно была слита с жизнью народа и была ярким отражением несложной, сердечной веры народной», — так закончил свою речь, произнесенную в Вифанской духовной семинарии 11 ноября 1912 года, в день торжественного поминовения приснопамятного митрополита Платона по поводу столетия со дня его кончины протоиерей А. Беляев[39].
На «западе дней своих» из окон митрополичьих покоев в Вифании смотрел Владыка на установленный его попечением памятник своему венценосному Ученику. В одном из ранних описаний подмосковного Спасо-Вифанского монастыря об этом обелиске сказано: «Извне покоев (митрополита), на монастыре, под окном кабинета оных, поставлен монумент, под кровлею белым железом покрытою, с приличными надписьми, в память посещения и трапезования в сей обители покойного Государя Павла I со всею Высочайшею Фамилиею и Всемилостивейшего ее преобразования во второклассный монастырь»[40].
Обелиск представлял собой белую пирамиду на постаменте. Шестигранная сень над ним опиралась на четыре столба, выкрашенные светлой краской и орнаментированные виноградными лозами. Ее покрывал фигурный купол, увенчанный двуглавым орлом – вероятно, позолоченным. Карниз сени обрамляли расположенные в три ряда ажурные металлические подзоры. Задняя грань сени включала массивную деревянную раму с изображением Спасо-Вифанского монастыря. По остальным пяти граням шла металлическая ограда. На пирамиде обелиска было высечено: «1797 ГОДА АПРЕЛЯ 24 ДНЯ». Текст на беломраморной доске, вделанной в постамент, гласил: «Почто Вифания сей год и день прославляеши? – Яко державный Великий государь Император Павел I с Государынею Императрицею и со всею Августейшею фамилиею благоволили посетити мя и вкусити зде трапезу. – Почто ты, пустыня, так ликовствуешь? – Яко того же года Мая 1-го дня он, Великий государь, во второклассный монастырь преобрази мя и еще при мне устроил быти училищу просвещения»[41]. Над изображением Вифанского монастыря имелись две латинские надписи: «M.P. Hic condit illam» и «P.I. Conditam ornavit iste», напоминающие, что митрополит Платон сию обитель основал, а Павел I украсил.
Безжалостное время и безсердечные люди разрушили памятник Императору-мученику, сам монастырь и семинарию. В 1918 г. монастырь был преобразован в сельхозартель, в 1925 г. окончательно закрыт и передан детдому. С 1932 г. строения заняты НИИ птицеводства, многие старые постройки сломаны. В 2002 г. на части территории монастыря открыто подворье Троице-Сергиевой Лавры..
Сейчас Спасо-Вифанский монастырь начинает возрождаться. Возможно, когда-нибудь будут восстановлены и дом митрополита Платона, и первый в России мемориал в честь Императора-мученика Павла I, более ста лет составлявшие единый ансамбль, олицетворявший духовное единство двух выдающихся сынов России.
Продолжая разговор об общих тенденциях церковно-государственных отношений в эпоху царствования Государя Павла Петровича, можно сказать, что гораздо щедрее Государыни Екатерины Второй оказался Император Павел и относительно материального обеспечения академий и семинарий. По штатам 1797 г. три академии — Московская, Киевская и С.-Петербургская стали получать по 12 тыс. каждая (первая вместо 4.847 р., вторая вместо 9.000, третья вместо 4.500 р.), а Казанская – 10.000 руб. (paнеe на Казанскую семинарию отпускалось 2.000). Ceминарии, почти все получавшие по Екатерининским штатам по 2.000 руб., получили прибавки по 2000 руб. (7 сем.), по 1500 руб.(11 сем.) и по 1000 руб. (4 сем.), так что оклад каждой семинарии определялся суммою от 3 до 4.000 руб. Такие же оклады получили и семинарии, вновь открытые при Императоре Павле. Оклады некоторых семинарий (напр. Новгородской, Смоленской) были и выше 4.000 руб., а на армейскую семинарию было ассигновано по 12.000 руб. в год. Вся прибавка на духовно-учебные заведения по штатам 1797 г. превышала 64.000 руб.: а вся сумма, отпускавшаяся по тем же штатам на духовные академии и семинарии, доходила до 142.000 руб. К концу царствования Императора Павла, вследствие открытия новых семинарий во вновь учрежденных епархиях (Калужской, Пермской, Пензенско-Саратовской, Слободско-Украинской и Оренбургской), эта сумма возросла до 181.931 р. 62 1/2 к.
Конечно, и новыми окладами Императора Павла духовные школы не были вполне и совершенно обеспечены, чтобы не нуждаться в других источниках содержания; но увеличение этих окладов безспорно могло только благодетельно отразиться на постановке учебного дела в этих школах. Теперь, с возвышением окладов, было больше возможности пригласить «хотя немногих, но искусных учителей», как того желала еще Екатерина Великая. Наиболее благоприятно было положение учителей из монахов, потому что они пользовались не только жалованьем по своим школьным должностям, но и доходами от монастырей, а при Императоре Павле вышло распоряжение причислять их в звании соборных иepoмoнaxoв к соборам богатых монастырей с правом пользоваться кружечным доходом последних.
Кроме возвышения ежегодных денежных окладов духовных школ, Император Павел выразил свое внимание к этим учебным заведениям щедрыми единовременными пособиями некоторым из них. Так, в 1797 году по Высочайшему повелению было ассигновано 30.000 руб. (с отпуском в три года) на постройку Вифанской семинарии; 5.000 р. на возобновление зданий Казанской семинарии. Особенно должен был обрадовать духовенство указ об единовременном отпуске из государственного казначейства 32.781 р. 26 1/2 к. на исправление построек в старых семинариях и т.д.
Постановка учебного дела в духовных академиях и семинариях за царствование Императора Павла Петровича также сделала шаг вперед сравнительно с предшествовавшим временем. В 1798 году Святейший Синод рассматривал проект нового устройства духовных школ, составленный митрополитом Гавриилом, и постановил: курс академий расширить против семинарского введением преподавания полных систем философии, богословия, высшего красноречия, физики и языков древних (латинского, греческого и еврейского) и новых (немецкого или французского); в академии посылать лучших учеников семинаpии через каждые два года для приготовления хороших наставников семинарий. Семинарии, цель которых приготовить учительных пастырей, указывалось разделить на 4 академических округа и академическим правлениям иметь надзор за преподаванием; в преподавании наук держаться того же способа, какой употребляется в академиях; сообщать «нужные сведения о сельской и домашней экономии» и «о врачевании болезней»; кроме учения насаждать в юношестве благонравиe, искоренять грубость, ложь, пьянство и т.д.[42]
Возвышение окладов apxиерейских домов, монастырей и семинарий оказало свое влияние и на исправление тяжелой ситуации с низшими духовными учебными заведениями, дало возможность епархиальным преосвященным несколько улучшить быт духовных училищ. Число низших школ, несмотря на скудость средств для них, увеличивалось, особенно когда Святейший Синод (в 1800 г.) сделал распоряжение об открытии русских школ для приготовления главным образом к причетническим должностям.
Император Павел, нужно сказать в заключение, признавая за духовенством важное воспитательное значение для общества, несомненно, старался возвысить уровень его умственного и нравственного развития, а потому заботился о лучшем устроении духовных школ и доставлении им средств к усовершенствованию. Трудно было бы требовать большего от такого кратковременного царствования!..
Несколько тяжелую память оставило по ceбе царствование Императора Павла Петровича по крутому разбору духовенства, что однако обусловлено было существовавшими порядками и его желанием очистить Церковь от «балласта» для ее же блага. Разборы духовенства имели целью устранить из духовного сословия лишних членов, которые неизбежно появлялись в нем вследствие замкнутости этого сословия и трудности выхода из него. При Императрице Екатерине II лицам, оказавшимся лишними при разборах, позволялось избирать себе род жизни без записи за помещиками, а в солдаты шли главным образом люди негодные и укрывавшиеся от избрания рода жизни. Император Павел I-й сделал такое pacпоряжение о «священно-и церковно-служительских детях, праздно живущих при отцах своих»: наполня из них места, во-первых, штатные священнические и церковно-служительские, а, во-вторых, учительские, не только в духовных училищах, но и в городских школах, всех прочих, остающихся затем излишними, обратить в военную службу»[43]. Нужно сказать, что разбор духовенства при Императоре Павле оставил тяжелую память вследствие слишком усердного исполнения императорского указа властями светскими и духовными, так что вскоре после этого разбора почувствовался даже недостаток в кандидатах на священно-церковно-служительские места.
Несомненно, Император Павел хотел и старался сделать много добра русскому духовенству; в православном священнике он желал видеть пастыря просвещенного, примерного по жизни, уважаемого всеми в обществе, материально обеспеченного. Вполне понятно, что Император не мог достигнуть полного осуществления этого своего желания, — слишком непродолжительно было его царствование.
Таким образом, учитывая все вышесказанное, вслед за дореволюционными историками можно прийти к выводу о том, что «за сделанное им (Императором Павлом – А.Х.) для Церкви и русского духовенства последним должна быть воздана ему великая благодарность»[44].
Великим постом коронационными торжествами началось Великим постом злодейским убийством и окончилось царствование верного сына и служителя Православной Церкви Императора-мученика Павла I Петровича.
Как повествует протоиерей В.И. Жмакин, в час ночи с 11-го на 12-ое марта ст.ст. 1801 года в Михайловском замке скончался Император Павел Петрович. Вступивший на престол новый Император Александр Павлович вместе с Великим Князем Константином Павловичем отбыл из Михайловского замка в Зимний дворец в два часа ночи. Государыня Императрица Елизавета Алексеевна и Вдовствующая Императрица Mapия Феодоровна с Великими Князьями и Княжнами оставались в замке до утра, а потом все также переехали в Зимний дворец.
По отъезде Государя Александра Павловича из Михайловского замка тело покойного Императора было омыто и одето и с половины четвертого утра при нем начато было непрерывное чтение святого Евангелия, которое продолжалось день и ночь священниками разных церквей. Как известно, Евангелие читается над усопшими священного сана, над мирянами читается Псалтирь.
Утром после принятия присяги и принесения всеподданнейшего поздравления со вступлением на престол Государь вместе со всею Императорскою Фамилиею ездил в Михайловский замок и был у тела своего покойного родителя.
В седьмом часу утра и в шестом часу пополудни 12-го марта императорский духовник с придворным духовенством совершал панихиды при теле умершего Императора. Для отдания последнего долга к телу покойного Государя допускались лица всех сословий, причем они только проходили мимо тела и делали ему низкий поклон. Точно подсчитано, что со времени кончины и до погребения Императора Павла I на поклонении его телу перебывало 109.321 человек.
Согласно сведениям, опубликованных в Юбилейном статистическом сборнике «Санкт-Петербург 1703-2003» общая численность населения города в 1800 г. составляла 220,2 тысячи человек[45]. Таким образом, проститься с умученным Императором пришла половина жителей столицы, а если не считать детей, то – почти все взрослое население.
13-го марта в придворной церкви Михайловского замка, после заупокойной литургии, панихиду отправлял митрополит Aмвpocий с духовником Его Величества и другими духовными лицами. В двенадцать часов дня Государь с обеими Императрицами и другими членами Императорской Фамилии прибыл в Михайловский замок и, проследовав парадными покоями в комнату, где находилось тело покойного Императора, сделал ему достойное поклонение и возвратился в Зимний дворец.
Марта 16-го (в субботу – Лазарево воскрешение), после литургии в церкви Михайловского замка, панихиду при теле Императора совершал apxиeпископ Псковский Ириней. В половине двенадцатого часа Императрица Елисавета Алексеевна вместе с Великими Княжнами ездила в Михайловский замок к телу покойного Императора. В половине второго часа Государь Александр Павлович также и с такою же целью ездил в Михайловский замок.
В Вербное воскресенье, 17-го марта, в четверть двенадцатого в большой церкви Зимнего дворца императорским духовником о. Исидором совершена была литургия, по окончании которой митрополит Амвросий вместе с членами Св. Синода подходил к Их Величествам для принесения праздничного поздравления. В тот же день после литургии в придворной церкви Михайловского замка панихиду при теле покойного совершал архиепископ Грузинский Варлаам с духовенством.
Позже днем в Михайловском замке происходило перенесение тела покойного Императора из его опочивальни в тронную залу. В три часа пополудни тело покойного, до того времени лежавшее в его опочивальне на обыкновенной кровати, было одето в императорскую мантию и положено на парадную кровать. В стороне от нее, на небольшом, покрытом малиновым бархатом с золотым гасом столе и на такой же подушке положена была золотая императорская корона.
В пять часов пополудни в Михайловский замок собрались придворные чины первых трех классов и члены Святейшего Синода с духовенством. В пятьдесят минут седьмого часа Государь Император и Государыня Императрица Супруга вместе с Великим Князем Константином Павловичем, Великою Княгинею Анною Феодоровною и двумя старшими Великими Княжнами прибыли в Михайловский замок и прошли прямо в опочивальню, где находилось тело покойного Государя. По совершении литии, при пении хором придворных певчих «Святый Боже», тело покойного Императора поднято было генерал — и флигель-адъютантами и в сопровождении всей присутствовавшей Императорской Фамилии перенесено в тронную залу и поставлено на троне под балдахином. Впереди трона поставлены были два аналоя – один для образа, а другой – для святого Евангелия.
Тотчас по перенесении тела в тронную залу, в присутствии Их Величеств и Их Высочеств, совершена была митрополитом Амвросием с прочим духовенством панихида, после которой к телу покойного Императора подходили и с коленопреклонением целовали его руку сначала Государь и Государыня с прочими членами Императорской Фамилии, потом все духовенство, а за ним собравшиеся знатные особы обоего пола.
20-го марта, в среду на Страстной неделе, в Михайловском замке происходило перенесение тела покойного Императора Павла Петровича из тронной залы на устроенный в военном зале катафалк. По прибытии Высочайших Особ в тронную залу к телу покойного Императора митрополит с духовенством начал совершать литию, во время которой тело покойного Государя особо назначенными военными чинами с парадной кровати на троне положено во гроб, приготовленный близь трона. По возглашении вечной памяти, при пении хором придворных певчих «Святый Боже», гроб был поднят и открылось шествие, которое направилось чрез парадные покои и большую тронную залу в траурный зал. Там гроб поставили на катафалк, а по сторонам его на столе и на табуретах были разложены орденские знаки и императорские регалии.
23-го марта, в Великую субботу, было назначено перевезение тела Императора Павла в Петропавловский собор и погребение его. В пять часов утра этого дня войска шпалерами выстроились по пути шествия. В семь часов утра в Михайловский замок собрались придворные и первых пяти классов особы обоего пола, а также все члены Святейшего Синода с придворным и всех столичных церквей духовенством.
Около восьми часов утра прибыла в Михайловский замок Вдовствующая Императрица с двумя старшими Великими Княжнами и, поклонившись вместе с ними телу покойного Императора, удалилась в соседнюю с траурным залом комнату. Немного спустя, прибыли Государь и Государыня с Великим Князем Константином Павловичем и его супругою. Тогда митрополитом Амвроcием, с членами Святейшего Cинoда и прочим духовенством совершена была лития, а потом в 25 минут девятого часа, гроб с телом Императора из траурного зала был вынесен и поставлен на печальную под увенчанным короною бaлдaxинoм колесницу, запряженную восемью лошадьми. Вдовствующая Императрица не участвовала в процессии; она со слезами на глазах смотрела на нее из окон Михайловского замка. Затем, отслушав в придворной церкви Михайловского замка с Великими Княжнами литургию, она отбыла в Зимний дворец. Во всех С.-Петербургских соборах, приходских и домовых церквах, кроме монастырей и Петропавловского собора, литургии совершены были до начала процессии. Все городское духовенство собралось в Михайловский замок.
По первому сигналу из пушки начался в Петропавловском coборе благовест, а при начале процессии там началась литургия, которая окончилась ко времени внесения в собор гроба Императора. Также по третьем сигнале из пушки, означавшем собою начало самой процессии, во всех церквах производился звон до самого прибытия процессии к Петропавловскому собору.
Непосредственно за гробом шел Государь Император Александр Павлович, имея на себе черную мантию и на голове шляпу с флером, а за ним следовал Великий Князь Константин Павлович с супругою.
Процессия от ворот Михайловского замка следовала до кабинета у Аничкова моста, по Невскому проспекту и по гласису Адмиралтейской крепости до Исаакиевского моста через реку Неву, по набережной Васильевского острова, по первой линии до Тучкова моста,. по главным улицам Петербургской стороны и по Большому проспекту, ведущему к Троицкому собору, и до ворот Петропавловской крепости, называемых Троицкими.
По прибыли процессии в Петропавловский собор и по поставлении гроба на катафалк, совершено было отпеваниe, после которого Государь с другими членами Императорской Фамилии, а за ними духовенство и знатные особы подходили к руке покойного Императора для отдания ему последнего долга. Tелo Павла I предано было земле и опущено в могилу, устроенную между левым клиросом и церковною стеною с северной стороны.
Как сообщает протоиерей В.И. Жмакин, «во время отпевания во всех столичных церквах производился колокольный звон, какой бывает при погребении священников» (выделено мной – А.Х.)[46]. При опущении тела в могилу произведена была пушечная пальба. Тогда в Петропавловском соборе начался колокольный звон, а по его примеру и во всех прочих церквах столицы, который продолжался в течение получаса.
После погребения Государь с Великою Княгинею Анною Феодоровною уехал в Зимний дворец, куда прибыла из Михайловского замка, прямо после выноса тела к погребению, и Императрица Елисавета Алексеевна[47].
Еще накануне погребения Императора Павла I, 22-го марта Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна отправила митрополиту Амвросию десять тысяч рублей при следующем рескрипте: «Преосвященный митрополит Амвросий! Погруженная в горести и печали, не нахожу себе иного укрепления и утешения как токмо в спомоществовании и благотворении страждущим; почему и посылаю вашему преосвященству при сем следующие десять тысяч рублей для раздачи неимущим по случаю кончины Государя Императора, любезнейшего супруга моего, и прося вас о неоставлении меня молитвами вашими, пребываю впрочем вашему преосвященству благосклонная Mapия.
В С.-Петербурге, марта 22-го 1801 года».
11-го августа 1801 года Вдовствующая Императрица обратилась с новым следующим рескриптом к тому же митрополиту Амвросию:
«Преосвященный митрополит Новгородский и С.-Петербургский Амвросий! По содержанию завещания Его Императорского Величества, любезнейшего супруга моего, в Бозе почивающего Государя Императора Павла Петровича, и с согласия Императора, любезнейшего сына моего, препровождаю при сем к вашему преосвященству назначенные покойным Государем в милостыню разного рода бедным людям, находящимся в здешней столице, 16.666 руб., с тем, чтобы раздача сих денег произведена была под особенным попечением вашим. Я надеюсь, что в таковом подвиге покойного Государя найдут оные новый опыт его к ним благости и милосердия, а вам, конечно, приятно будет исполнить cиe последнее препоручение его. Пребываю впрочем всегда вам доброжелательною. Mapия.
С.-Петербург. 11 августа 1801 г.»[48]
Как распорядился полученными деньгами митрополит Амвросий, видно из следующего его рапорта Вдовствующей Императрице:
«Во исполнение Высочайшего вашего Императорского Величества рескрипта в рассуждении при оном полученной мною суммы шестнадцати тысяч шестисот шестидесяти шести рублей, назначенной по завещанию в Бозе почивающего Его Императорского Величества Государя Императора Павла Петровича, для раздачи в милостыню разного рода бедным людям, предписал я Санкт-петербургских соборов и церквей приходским священникам, дабы они таковым бедным в приходах их находящимся возвестили для получения высочайшей оной щедроты, давая им от себя свидетельства с показанием части города, прихода, звания, семейства и с уверением, что точно те люди бедные и даяние заслуживают добрым своим поведением, так как и способные восчувствовать в таковом подвиге покойного Государя новый опыт его к ним благости и милосердия и оныя бы свидетельства за подписом своим отдавая им объявляли, чтобы для получения оной милостыни приходили с ними ко мне. И таковым являвшимся ко мне с свидетельствами роздана та сумма следующим образом: по назначениям на оных свидетельствах моею рукою от 5-ти до 200 выдано с росписками 12.322, из того числа тысяча дана в городское правление на искупление содержащихся по долгам под стражею, по письменным же назначениям от одного до трех рублей – 2.369 руб. 66 ¾ коп., да в соборной лаврской церкви роздано по рукам от одного же и до трех – 1975 руб., всего 16.666 руб. 66 1/3 коп., и о том во известие вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу.
Амвросий, митрополит Новгородский. Августа 29 дня 1801 года».
К своему рапорту митрополит Амвросий приложил реестр пятидесяти лиц, содержавшихся в тюрьмах за долги, полученный им по сделанному им запросу из С.-Петербургского городского правления[49].
Аналогичный рескрипту Вдовствующей Императрицы митрополиту Амвросию получил и митрополит Платон. Помимо этого он не был забыт и в Завещании покойного Императора, что глубоко тронуло к тому времени уже престарелого и больного архиерея. Вот, как об этом событии пишет Владыка Платон в своей автобиографии: «Получив Платон печальнейшую весть о кончине Государя, пошел в храм Господень, чтобы пролить усерднейшие молитвы о упокоении души преставльшагося Государя, своего друга и благодетеля, и совершил с пролитием горьких слез.
Покойный Государь Император, по особенному его к Платону усердию, к новому доказательству, что Павел к нему всегда был в сердце дружен, по сделанному им прежде своей кончины (как бы предвидел и предчувствовал оную) завещанию, отказал Платону трость с набалдашником бриллиантами и изумрудами богато украшенную, и богатую Императорскую карету, которую он сам особо любил и в ней изволил ездить, как в завещании точно написано. Сии по духовной дары Платону присланы. Получив их, пролил слезы и радости и прискорбия; ибо лучше тысячу раз желал он продолжения его жизни, нежели видеть сии напоминания его кончины»[50].
Особое уважение и любовь к митрополиту Платону со стороны Высочайших Особ сохранилось и после смерти Императора-мученика Павла Петровича. В 1801 г. Владыка Платон был первоприсутствующим митрополитом на коронации Императора Александра I. В дальнейшем по состоянию здоровья он фактически отошел от дел и почти безвыездно жил в Троице-Сергиевой Лавре или в Вифанском монастыре.
В настоящее время в столичном Николо-Перервинском монастыре проходят научно-богословские чтения памяти митрополита Платона (Левшина), а также посвященные синодальному периоду в истории отечественной Церкви в целом. Выбор места проведения чтений неслучаен: в 1775 году Владыка основал здесь семинарию, которая в дальнейшем получила его имя. Участники конференции выражают надежду, что недалеко то время, когда митрополит Платон, как и его ученик – святитель Филарет (Дроздов), будет причислен к лику святых.
Такого духовного наставника послал Господь Императору Павлу I Петровичу в многотрудной земной жизни. Непоколебимы сии узы и в Царствии Небесном. Неразделимы их светлые образы и в соборной памяти русского народа.
Молитвенное поминовение Императора-мученика Павла I Петровича, сделавшего своим личным девизом слова Царя-Псалмопевца Давида: Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей (Пс. 113:9) продолжается и по сию пору. Ко благовременью кончится в России «пост» на Царей и народ обрадованный среди лета запоет Пасху – Христос воскресе из мертвых! Воскресла из мертвых победившая смерть Святая Русь!
Чтобы сие неумолимо свершилось, помолимся и мы ко Господу со умилением сердечным:
Упокой Господи душу убиенного раба Твоего Императора Павла I и его молитвами даруй нам в дни сии, лукавые и страшные в делах мудрость, страданиях кротость и душам нашим спасение Твое.
Призри Господи, на верного Твоего молитвенника за сирых, убогих и обездоленных, Императора Павла и, по молитвам его святым, подай, Господи, скорую и верную помощь просящим через него у Тебя, Боже наш! Аминь!
—————————————
По книге: Андрей Хвалин. Пасха Императора. Материалы к житию Царя-мученика Павла I Петровича. М.: Кругъ, 2008. – 160 с.
[1] «Я очень благодарна Вашему Преосвященству, что вы написали обо мне в письме Великому Князю, счастлива найти случай выразить Вашему Преосвященству почтение и глубокое уважение, буду всю жизнь молиться о вас, прошу навсегда сохранить вашу дружбу. Натали» (пер. с фр. Е.С. Демьяновской).
Примечания
[1] Сообщим некоторые биографические сведения об этом верноподданном царском священнике. Протоиерей Петр Алексеевич Смирнов (11.03.1831 – 29.10.1907) родился в семье соборного священника г. Мышкина, Ярославской губернии. Среднее богословское образование получил в местной духовной семинарии, а высшее в Московской духовной академии, курс которой окончил в 1854 году, со степенью магистра, и вместе со своими товарищами по курсу — А.Ф. Лавровым (впоследствии преосвященный Алексий, архиепископ Литовский), Михаилом Лузиным (впоследствии епископ Курский, известный автор Толкового Евангелия) и Д.Ф. Голубинским был оставлен при академии в должности бакалавра по кафедре еврейского языка и библейской археологии.
В 1858 году он оставил службу при академии и поступил во священники к церкви Московского вдовьего дома. По тогдашним временам, поступление во священники для академических преподавателей соединено было с большими трудностями. Состоя на должности, нельзя было просить об определении на священническое место. Для этого нужно было выйти с учебной службы, т.е. потерять занятия и с ними средства к жизни иногда на довольно продолжительное время. Место оказалось убогое, жалованья — 240 р. в год. Доходов почти никаких. Но, вспоминая свое служение в этой церкви, Петр Алексеевич считал знаком особенной милости Божией, что ему пришлось начать свое священство именно здесь, а не в другом месте. «Что было бы, — говорил он, — если бы я был назначен в какой-либо богатый Замоскворецкий приход? Купеческие обеды, масса треб — поглотили бы все время». Здесь же, во вдовьем доме, при добром сердечном расположении начальства и призреваемых, он имел возможность развить в себе таланты пастырские и на первых же порах своего священнического служения заявил себя усердным и талантливым проповедником.
Впоследствии, перейдя к церкви святых Косьмы и Дамиана на Малороссейке, а еще через 15 лет к Церкви святых Петра и Павла на Басманной, Петр Алексеевич еще более развил и укрепил свой проповеднический талант. Часть проповедей, конечно, малая в сравнении с тем, что им было произнесено, издана в двух томах.
Одновременно с обязанностями приходского священника, протоиерей Петр Алексеевич в течение 25 лет (1860 — 1885 г.г.) проходил должность законоучителя во 2-й Московской гимназии и некоторых других учебных заведениях гор. Москвы. Плодом законоучительской деятельности протоиерея Петра Алексеевича были учебники по Закону Божию и истории Церкви. Значительная часть их переведена на иностранные языки. Есть переводы на славянские, грузинский, шведский, французский и английский языки.
Протоиерей П.А. Смирнов участвовал в трудах Московской комиссии по устройству народных чтений, был руководителем по преподаванию Закона Божия на курсах для учителей народных школ и руководителем же богословских чтений в Московской городской думе. Как опытный педагог-законоучитель он неоднократно был вызываем в С.-Петербург для участия в комиссии, образованной при Министерстве Народного Просвещения для обсуждения способов наилучшей постановки преподавания Закона Божия в учительских семинариях, а также в заседаниях Училищного Совета при Святейшем Синоде по вопросам организации призванной тогда к возрождению церковно-приходской школы. Впоследствии, еще оставаясь Московским священником, он был назначен членом Училищного Совета при Святейшем Синоде.
С переходом в С.-Петербург в 1886 году, он получил возможность принять еще более близкое и постоянное участие в занятиях Училищного Совета, в качестве его члена, а с 1896 года в качестве помощника его председателя. В этих должностях протоиepeй Петр Алексеевич не мало потрудился по выработке программ, объяснительных к ним записок и вообще по устроению церковно-приходской школы. Многочисленные статьи его по вопросам народного образования и церковно-приходской школы были впоследствии собраны автором и изданы особой книгой под заглавием «Народное образование и церковно-приходская школа».
В 1886 году протоиерей Петр Алексеевич оставил Москву, получив назначение настоятелем С.-Петербургского кафедрального Исаакиевского собора, в каковой должности состоял почти 12 лет, до 4 октября 1897 года. Памятником его служения в соборном храме столицы служит учрежденное им приходское Исаакиевское братство, председателем которого он состоял некоторое время и по оставлении службы в соборе. Его же просвещенному почину принадлежит учреждение и некоторых других благотворительных и просветительных обществ. Так, он был в числе членов учредителей Ярославского благотворительного общества, первого по времени в северной столице земляческого союза, поставившего задачей поддержку и помощь ярославцам, прибывающим в столицу на заработки или учиться и не успевшим здесь устроиться или выбитым из жизненной колеи, — общества ревнителей исторического просвещения в память Императора Александра III и некоторых других. Во многих других благотворительных и просветительных обществах он состоял членом и был полезным сотрудником.
С учреждением в 1888 году при Святейшем Синоде особого печатного органа — «Церковные Ведомости» протоиepeй Петр Алексеевич был назначен его редактором, в каковой должности состоял до конца 1905 года. За время редакторства им помещено в «Церковных Ведомостях» много статей по разным вопросам церковной жизни и мысли. Эти статьи, а также и другие его литературные труды, собранные им в одно издание, составили пять отдельных выпусков.
4-го октября 1897 года состоялось назначение его председателем Учебного Комитета при Святейшем Синоде, в каковой должности он состоял до 8 декабря 1905 года.
За свои труды в области духовного просвещения и литературы протоиерей Петр Алексеевич был избран в почетные члены всех 4 духовных академий.
Последние годы своей жизни, сраженный тяжелым недугом, он провел в уединении своего кабинета, до последней минуты сохранив, однако, ясность мысли и живой интерес к вопросам церковно-общественной жизни. В ночь на 29-е октября 1907 г. протоиерей Петр Алексеевич Смирнов тихо скончался. См.: «Прибавления к Церковным ведомостям» 1907, № 44. С. 1926-1929.
[2] Еще один достойный представитель «царского священства» протоиерей Василий Иванович Жмакин (12.07.1853 – 26.05.1907) родился в бедной семье дьякона села Николаевки Николаевского уезда, Самарской губернии. Лишившись отца в раннем детстве, он был воспитан своим близким родственником в простых и строгих правилах старого быта духовенства.
В 1875 году В.И. Жмакин блестяще окончил Самарскую духовную семинарию и как лучший воспитанник послан был на казенный счет в Петербургскую духовную академию. Еще в семинарии отчасти под влиянием преосвященного Владимира в нем развился интерес к изучению родной истории. Поступив в академию, в которой преподавали тогда такие крупные силы, как профессор И.В. Чельцов, профессор И.Е. Троицкий, профессор М.О. Коялович, пpoтoиepeй Н.Ф. Николаевский, В.И. Жмакин нашел здесь полную возможность удовлетворить своей интерес. Он с жаром отдался изучению прошлого нашей церкви, и скоро вместе со своим товарищем по курсу В.В. Болотовым сделался лучшей надеждой академии. Его кандидатское сочинение о митрополите Данииле, написанное на третьем курсе, было признано советом академии одним из лучших сочинений и удостоено вместе с сочинением В.В. Болотова высшей студенческой премии.
По окончании академии В.И. Жмакин принимается на должность помощника инспектора С.-Петербургской семинарии (с 4 октября 1879 г.). В мае 1879 года появилась его первая печатная работа «Взгляд митрополита Даниила на отношение к еретикам», помещенная в «Журнале Министерства Народного Просвещения», а в 1881 году Московское Общество Любителей истории и древностей Российских издало в свет его капитальный труд «Митрополит Даниил и его сочинения», не только доставивший автору степень магистра богословия, но и сразу сделавший его имя известным в науке. Императорская Академия Наук поручила рассмотреть этот труд двум нашим крупным историкам профессору Е.Е. Голубинскому и профессору П. Качановскому и на основании их отзывов присудила автору полную Уваровскую премию. Труд этот был только первым звеном в длинной цепи его церковно-исторических работ.
Не долго продолжалась служба В.И. Жмакина в С.-Петербургской семинарии. 20 мая 1884 года он вышел из дружной педагогической семьи семинарии и был рукоположен во священника к церкви Николаевского Кадетского корпуса и назначен законоучителем корпуса. Здесь он и прослужил целых 22 года, состоя в тоже время законоучителем женской гимназии Гедда.
Как духовник отец Василий имел большое влияние на своих духовных детей-прихожан. Обличительный тон его проповедей многих ободрял, его слушали охотно и принимали его поучения к сердцу. Кадетский корпус понимал и любил своего законоучителя. И он в свою очередь любил корпус и высоко ценил присущий ему здоровый дух религиозности, дисциплины и любви к родине. Свое отношение к корпусу о. Василий Жмакин выразил на деле, отдав в это учебное заведение всех своих сыновей.
13-го сентября 1900 года протоиерей В.И. Жмакин был назначен постоянно присутствующим членом Учебного Комитета при Святейшем Синоде. И сюда Василий Иванович внес отличавшие его любовь к родной духовной школе и редкое трудолюбие.
В начале 1906 г. протоиерей В.И. Жмакин был назначен на почетный, но в то же время ответственный и особенно трудный пост редактора Синодального журнала «Церковные ведомости». Как ни любил он свое пастырско-педагогическое дело, как ни сжился он с корпусом, но он с радостью принял представившуюся возможность послужить Церкви русской на более широком поприще. Он оставил все свои научные работы, должность законоучителя: и в корпусе, и в гимназии Гедда и безраздельно посвятил свои силы новому делу.
Отпевание В.И. Жмакина совершено было 28 мая в церкви Николаевского Кадетского корпуса настоятелем Петропавловского собора протоиереем Дерновым в сослужении многочисленного духовенства. На отпевании присутствовал Обер-Прокурор Святейшего Синода П.П. Извольский и многие высшие чиновники синодального ведомства, а также почитатели и духовные дети покойного. Погребeниe совершил преосвященный Нарвский Антонин в Александро-Невской Лавре. См.: «Прибавления к Церковным ведомостям» 1907. № 22. С. 885-888.
[3] См.: Исторический журнал «Гатчина сквозь столетия» на городском Гуманитарном портале (http: //history. gatchina. ru/ arhiv/ pauldoc.htm).
[4] См.: Можаева Т. Манеж о Павле I: правдиво, объективно. «Гатчинская правда». № 111 (19032) от 25.09.2004.
[5] «В воскресенье, 25 марта в Санкт-Петербурге и Гатчине прошли памятные мероприятия, посвященные дню мученической кончины Императора Павла I Петровича. Специально для того, чтобы почтить память убиенного Государя в Гатчину из Черногории приехал отец Йован, игумен Покровского монастыря. Утром в Троицкой церкви Гатчинского дворца состоялась заупокойная Божественная литургия, которую возглавил благочинный Гатчинского района протоиерей Владимир Феер. Отцу Владимиру сослужили настоятель Леушинского подворья протоиерей Геннадий Беловолов и игумен Йован. После литургии был отслужен молебен у поклонного креста, установленного на месте Харлампиева монастыря, который был заложен в западной части Гатчинского парка Государем Императором Павлом I.
Собравшиеся на молебен верующие впервые пели тропарь Царю-мученику, который, несмотря на отсутствие официальной канонизации, в сознании русского народа давно уже причислен к лику святых. Дивные знамения, благоволения Божия к Праведнику, творимые Промыслом Господним у его гробницы, в последние годы перед революцией не только привлекали толпы верующих в Петропавловский собор, но и побудили причт издать целую книгу знамений и чудес Божиих, изливаемых на верующих молитвами благоверного Императора Павла I.
Комментируя воспоминаемые события, отец Геннадий Беловолов отметил большую историческую и государственную важность того, что в России вновь начали чтить память убиенного Государя. «Заупокойная служба по Императору Павлу прошла впервые за 90 лет, то есть впервые с 1917 года. Это, несомненно, важное событие и для России и для Черногории, где хранятся Гатчинские святыни, и где Императора Павла Петровича почитают как Царя-страстотерпца». Также отец Геннадий отметил, что это событие стало еще одной точкой сближения и дружбы Русской и Сербской Православных Церквей. Памятные мероприятия завершились вечером 25 марта в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга, где на гробнице Императора Павла была отслужена панихида». См.: Православное информационное агентство «Русская линия». Сводка новостей от 26.03.2007.
[6] См.: Православное информационное агентство «Русская линия». Сводка новостей от 8.02.2008.
[7] См.: Фомин С. Царь в саккосе. «Русский Вестник». 18.03.2003.
[8] Казанский П.С. Великая Княгиня Наталия Алексеевна, Первая супруга Императора Павла. Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М. 1875. Кн. 4. Октябрь-декабрь. С. 171-174.
[9] Казанский П.С. Письма Императрицы Екатерины II к митрополиту Платону. Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М. 1875. Кн. 4. Октябрь-декабрь. С. 169.
[10] Казанский П.С. Отношение митрополита Платона к Императрице Екатерине II и Императору Павлу. Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М. 1875. Кн. 4. Октябрь-декабрь. С. 178.
[11] Полное собрание законов. 1-е собр. СПб., 1830. Т. 24. № 17659.
[12] Головкин Ф. Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты / Предисл. и прим. С. Боннэ, пер. с франц. А. Кукеля. М., 1912. С. 144.
[13] Жмакин В.И., прот. Великий пост при Императорском Дворе в 1797 году. «Прибавления к церковным ведомостям». № 10. 1902. С. 341-344.
[14] См.: Попов К.М. Чин священного коронования: Исторический очерк образования чина // Богословский вестник. Сергиев Посад, 1896. Апрель. С. 59-72. Май. С. 173-196; Чин действия, каким образом совершилось коронование Е. И. В. Павла I по церковному чиноположению. М. 1797. Петр III не был коронован в свое время. О его посмертной коронации Императором Павлом I см. у прот. В.И. Жмакина в ст.: Коронации русских императоров и императриц (1724-1856 гг.). Русская Старина, 1883 г. Т. 37. С. 527-529; Чин действия, каким образом совершилось коронование императора Александра I. М. 1801; Чин действия, каким образом совершилось священнейшее коронование Е. И. В. Государя Императора Николая Павловича самодержца Всероссийскаго, по церковному чиноположению. М. 1826; Чин действия каким образом совершиться имеет священнейшее коронование Е. И. В. Государя Императора Александра Николаевича, по церковному чиноположению. СПб. 1856. Чин действия, каким образом совершилось священнейшее коронование Е. И. В. Александра Николаевича, по церковному чиноположению. М. 1856; Церковный Вестник 1883 г.
[15] См.: Сказание о венчании Русских Царей и Императоров. Составил П.П. Пятницкий. М., 1896. С. 54-55.
[16] См.: Описание коронации Императрицы Анны Иоанновны. М., 1730; Обстоятельное описание коронования Императрицы Елисаветы Петровны. СПб. 1744; Обстоятельное описание коронования Императрицы Екатерины II. СПб. 1854; по: Попов К.М. Чин священного коронования: Исторический очерк образования чина // Богословский вестник. Сергиев Посад, 1896. Апрель. С. 59–72. Май. С. 173–196.
[17] См.: Шумигорский Е.С. Император Павел I: жизнь и царствование. СПб., 1907. С. 121-122.
Шумигорский Евгений Севастьянович (1857 г.- нач. ХХ в.) — историк. Окончил курс в Харьковском университете по историко-филологическому факультету. Был преподавателем русского языка и словесности, истории и географии сначала в воронежских, затем в санкт-петербургских учебных заведениях. Состоял чиновником особых поручений в ведомстве учреждений Императрицы Марии Феодоровны (младшей).
Исторические изучения Шумигорского сосредоточены главным образом, на эпохе Императора Павла. Кроме мелких статей, появлявшихся в исторических журналах, ему принадлежат следующие отдельные издания: «Очерки из русской истории. I. Императрица-публицист» (СПб., 1887); «Императрица Мария Феодоровна. Ее биография» (т. 1-й, СПб., 1892); «Екатерина Ивановна Нелидова» (1758 — 1839); «Очерк из истории Императора Павла» (2-е издание, СПб., 1902). Все эти труды основаны на тщательном изучении обильного архивного материала и сообщают много новых сведений об эпохе. Исследования о Государыне Марии Феодоровне (старшей) и Нелидовой служат как бы этюдами к обширной истории Императора Павла I.
[18] Жмакин В.И., прот. «Прибавления к церковным ведомостям» № 24, 1902. С. 795-796.
[19] Цыпин В., прот. «Акт о наследовании Всероссийского Императорского Престола». Интернетовский сайт «Православная энциклопедия» и др. его работы по каноническому праву.
[20] Казанский П.Е. Власть Всероссийского Императора. Одесса, 1913. С. 162, 253.
[21] Филарет (Дроздов), митр. Собрание мнений. 5. 1. С. 362; ср. С. 749, 751 и 4. С. 578; он же. Слова и речи. Собрание второе. М. 1861. Т. 2. С. 252.
[22] Смолич И.К. История Русской Церкви. 1700-1917. Т. 8. Ч. 1. М. 1996. С. 207.
[23] Полн. Собр. Зак. Т. ХХIV. № 18273.
[24] II.С.3. Т. XXIV. № 18273, § 5.
[25] П.С.З. Т. XXV. № 19280.
[26] П.С.З. Т. XXV. № 18316.
[27] П.С.З. Т. XXIV. № 18273.
[28] II.С.З. Т. XXV. № 18316.
[29] П.С.З. Т. XXIV. № 17624.
[30] П.С.3. Т. XXIV. № 17916.
[31] П.С.З. Т. XXIV. № 17908.
[32] П.С.3. Т. XXIV. № 18273.
[33] П.С.3. Т. ХХV. № 18772.
[34] П.С.3. Т. XXV. № 18921.
[35] Казанский П.С. Отношение митрополита Платона к Императрице Екатерине II и Императору Павлу. Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М. 1875. Кн. 4. Октябрь-декабрь. С. 175.
[36] Там же. С. 179-180.
[37] Там же. С. 188-190.
[38] Там же. С. 196.
[39] Беляев А.А., прот. Митрополит Платон (Левшин) как строитель национальной духовной школы. Богословский вестник. 1912. Т. 4. № 12. С. 668-681.
[40] Описание Вифании // Краткое историческое описание Свято-Троицкие Сергиевы лавры и Спасо-Вифанского училищного монастыря, с приложением знатных происшествий, случившихся в оной. М., 1818. С.97-98.
[41] Автобиография Платона, Митрополита Московского. С предисловием и примечаниями прот. Смирнова С.К. М., 1887. С. 34.
[42] П.С.3. Т. XXV. № 18726. Указ этот действовал недолго: в 1808 году последовала новая реформа духовно-учебных заведений.
[43] П.С.3. Т. XXIV. № 17675.
[44] Н.Л. «Прибавления к церковным ведомостям». № 10. 10 марта 1901. С. 333-339.
[45] См.: Санкт-Петербург. 1703-2003: Юбилейный статистический сборник. /Под ред. И.И. Елисеевой и Е.И. Грибовой. — Вып. 2. — СПб: Судостроение, 2003. С. 16-17.
[46] Жмакин В.И., прот. Кончина и погребение Императора Павла I. «Прибавление к церковным ведомостям». № 10. 1901. С. 342.
[47] См.: Жмакин В.И., прот. Кончина и погребение Императора Павла I. «Прибавление к церковным ведомостям». № 10. 1901. С. 339-343; Шильдер Н.К.. Император Александр I. Т. II, приложение 312-324: Первые двенадцать дней царствования Александра I. Дело архива Святейшего Синода за 1801 г. № 210.
[48] Сборник писем Высочайших особ к митрополиту Амвросию, хранящийся в библиотеке Александро-Невской лавры. Цит. по: Жмакин В.И., прот. Указ. соч. С. 342.
[49] Дело канцелярии Новгородских митрополитов, в библиотеке Александро-Невской лавры, за 1801 г. № 138. Цит. по: Жмакин В.И., прот. Указ. соч. С. 343.
[50] Казанский П.С. Отношение митрополита Платона к Императрице Екатерине II и Императору Павлу. Там же. С. 178.