О Н.Н. Чебышеве

Первая мировая и гражданская война разделила Россию на советскую и зарубежную. В историографии период между двумя мировыми войнами получил наименование INTERBELLUM или, по-русски, МЕЖВОЙНА. Осмыслению русской национальной зарубежной мыслью процессов и событий, приведших к грандиозным военным столкновениям в истории человечества, их урокам и последствиям посвящен новый проект «Имперского архива» INTERBELLUM/МЕЖВОЙНА. Для свободной мысли нет железного занавеса, и дух дышит, где хочет.

АНДРЕЙ ХВАЛИН 

+

«САМОЦВЕТНАЯ ДУША»

Памяти царского юриста Николая Николаевича Чебышева[1].

Кончина Н.Н. Чебышева

Николай Николаевич Чебышев родился в 1865 г. Он окончил курс Московского Университета и начал свою судебную деятельность и конце 90-х годов, заняв пост товарища прокурора во Владимире губернском. В 1904 году он был переведён на место товарища прокурора в Москву, в 1907 году был прокурором в Смоленске, в 1909 г. товарищем прокурора Судебной Палаты в Москве. Там он провёл четыре года, в 1913 году был назначен прокурором Судебной Палаты в Киеве, а во время войны занял пост прокурора Московской Судебной Палаты. Когда настала февральская революция, Н.Н. Чебышев, ещё в бытность министром юстиции Керенского, вышел в отставку и был назначен в Сенат. В качестве сенатора он, между прочим, участвовал в разбирательстве дела ген. В.А. Сухомлинова.

Этим закончилась его судебная деятельность, за время которой он сумел приобрести всеобщее уважение в судебном мире. С момента большевицкого переворота началась вторая полоса деятельности Н.Н. Чебышева, во время которой он сумел проявить и свою энергию, и недюжинный литературный талант. Н.Н. Чебышев, будучи непримиримым и последовательным противником большевизма, направился из столицы туда, где велась реальная борьба. Он был назначен начальником ведомства внутренних дел при Главнокомандующем вооруженными силами юга России, но вскоре покинул этот пост из-за несогласий с ген. А.И. Деникиным, не уделявшим, по мнению Н.Н. Чебышева, достаточного внимания вопросам охраны порядка в тылу армии.

Покинув административный пост, Н.Н. Чебышев вошёл в редакцию основанной В.В. Шульгиным газеты «Великая Россия» и вместе с Н.Н. Львовым, П.Б. Струве и другими был одним из главных вдохновителей этого идеологического органа Добровольческой Армии. Здесь впервые и неожиданно для многих проявился блестящий публицистический дар Н.Н. Чебышева. Его статьи на самые различные темы, его всегда интересные и живые воспоминания, создали ему заслуженную популярность. В 1933 году часть воспоминаний Н.Н. Чебышева вышла отдельной книжкой под названием «Близкая даль».

Свою деятельность публициста Н.Н. Чебышев продолжал до самой последней минуты. Уже тяжело больной, находясь в клинике Вильжюиф, он, по мере сил, продолжал работать, просил приносить ему книги и журналы. Уже в больнице была им написана появившаяся недавно в «Возрождении» статья о мемуарах ген. А.Н. Воейкова.

С. О.

+

Памяти Н.Н. Чебышева

Ушёл хороший, верный, благородный друг. Почти двенадцать работал с нами Николай Николаевич, ежедневно бывал в редакции, проводил в редакции весь день, до позднего вечера. Днём он уходил из помещения редакции лишь по делам газеты в суд, в театр, в синема (кинотеатр – А.Х.) или для спешной беседы по эмигрантским вопросам.

В редакции Н.Н. уютно устраивал свой «угол», украшал его фотографиями. У его стола, между работой, завязывалась живая беседа, то серьёзная, то шуточная. Н.Н. любил каламбуры. Неожиданно, среди разговора, он вставлял импровизацию в стихах; весело смеялся, если импровизация удавалась, или, хватаясь за голову, говорил со смехом — какая чепуха! От споров он уклонялся. Среди спора он незаметно вставал и уходил из комнаты.

Во всех серьёзных случаях – важных международных событий, внутренней эмигрантской политики или жизни газеты – Н.Н. приходил в кабинет редактора, садился на диван; вокруг собирались другие сотрудники, и в таком собрании «на ходу» к мнению Н.Н. все внимательно прислушивались. Николаю Николаевичу чужда была демагогия, рисовка. Он всегда и неизменно говорил только то, что думал и ко всем людям относился с вниманием не как к статистическим единицам, а как к живым существам. Это его отношение к людям было его «либерализмом» прокурора в России, и оно же превратило его в «зубра», как он сам себя называл, после большевицкой революции.

Тяжко заболев, Н.Н. от всех и даже от самого себя, много месяцев скрывал свою болезнь, и только когда ему уже стало невмоготу, в истекшем январе, он попросил меня направить его к специалисту. Но было поздно, нельзя было даже произвести операции, болезнь произвела уже слишком большое разрушение. От больного скрыли безнадежность его положения, он ждал операции после краткого отдыха в больнице.

Как был доволен Н.Н. невольному отдыху в русской больнице! Он чувствовал себя почти как в России. Окружённый вниманием приятного ему персонала больницы и некоторых друзей, вдали от всяких забот, он первые три недели испытывал прилив сил и бодрости. Потом силы начали его покидать, и Николая Николаевича не стало.

Ю. Семёнов. (гл. редактор «Возрождения»)

+

Нашему другу

Умела расточительная русская земля создавать таких людей: многогранных, ярких, выпуклых, с самоцветной душой, с неповторимым своеобразием характера.

И один талант приносила судьба в дар такому своему баловню, и другой; и чистое детское сердце дарила, и зрелую мудрость, и блистательный ум, и чуткость ко всему многозвучию жизни.

II хотя нередко это богатство не позволяло обладателю найти определенный торный путь для себя, но была особая прелесть, понятная только нам, русским, в этом равнодушии к определённым дорогам. Русский широко одарённый человек очень часто – только знатный путешественник на нашей планете, а не кондуктор или вагоновожатый цивилизации. Он не старается использовать свой талант ради будущих отдалённых потомков по системе сложных процентов; но он и не закапывает таланта в бесплодную землю. Драгоценными осколками осыпает современников, делит богатство с другими, умножая радость жизни среди окружающих.

Такой яркой, выпуклой, чисто русской фигурой прошёл через толпу своих современников наш милый, незабываемый Николай Николаевич Чебышев – человек выдающийся по блеску ума, по разносторонности талантов, по культурности, по изысканности вкуса.

Выдающийся судебный деятель. Блестящей оратор. Мудрый политический деятель эпохи гражданской войны. Талантливый журналист. Тонкий критик. Во всём – значительность, полноценность, исключительность.

И в то же время, какой незаменимый собеседник в кругу близких! Никогда – общих мест. Никакого шаблона в суждениях. Непрестанная заострённость мысли. Неистощимость образов. И каскады сверкающих парадоксов …

У таких богатых духом людей часто бывает: стыдливое сокрытие от постороннего взора всего того, что представляет для души самое дорогое, самое священное в жизни. Н.Н. Чебышев не рисовался своей любовью к России, никогда не бил в барабаны; внешний патетизм в чувствах к родине был ему чужд; как человек умный и тонкий, в патетизме он ощущал или долю искусственности, или наличие безвкусного примитива. И, между тем, как глубоко, как девственно — свято хранил он в себе этот огонь любви к родной земле, как непоколебимо — твердо верил в её преображённое будущее.

Снаружи, во внешней жизни, в словесном общении, в мимолётных беседах, как будто скептик, подчас острослов, стремящийся перевести в область шутки серьёзную тему… Но внутри, где-то там, глубоко, в собственном святая святых, куда не допускался никто, всё было уже мучительно продумано, всё в страданьях прочувствовано. О самом святом, дорогом он говорил редко. Не упоминал всуе Бога, молясь втайне Ему; не упоминал всуе и Родины, тайно молясь на неё. Но в последние минуты, когда душа человека освобождается от своей затаённости, обнаружилось для всех, что именно обреталось в глубине его духа: попросил положить перед ним два символа, с которыми никогда не расставался, которые хотел иметь перед глазами при окончательном уходе отсюда: это – икону со святыми мощами. И русский трёхцветный флажок.

Две высшие ценности, которыми внутренне руководился всегда: Бог и Россия.

Николай Николаевич не любил внешних проявлений сентиментальности. Очевидно потому, что сам был сентиментален и стыдился подобной слабости. В качестве близкого человека, я хотел бы от всей души сказать на прощанье ему, как мы, друзья, любили его, как ценили, каким уважением пользовался он среди всех, знавших его. Но будь он с нами, он наверно недовольно поморщился бы, произнёс бы:

«Оставьте. К чему это? Терпеть не могу».

И потому я умолкаю. Не буду говорить о подлинно-горьком чувстве утраты. Как-то, однажды, должно быть предчувствуя близкий конец, Николай Николаевич с грустной улыбкой сказал: «Я умру, как тихий шум травы»[2] (Сноска). И повторял впоследствии эту фразу неоднократно. За подобным шутливым образом, очевидно, скрывалось уже утомление жизнью, желание покоя.

И, вот, действительно, затих последний шелест души его здесь, на земле. Ушёл он, большой хороший человек, насыщенный проклятыми днями изгнанья, отдыхать от земных тягот, от скитаний по равнодушным чужим землям. Вернулся на общую вечную родину, символом которой являлась икона.

И, увы, уже только оттуда, из сверкающего царства Бога, увидит он счастливой свою скромную земную родину, символом которой был для него небольшой трёхцветный флажок.

Прощай же, наш друг. Вечная память о тебе в нас.

А. Ренников.

+

Погребение

Н.Н. расставался с жизнью легко, несколько затруднены болезнью были только самые последние дни. Человека исключительной деликатности и признательного сердца, его и волновало, и трогало то, что дни заканчивает он в среде своей, русской. Трогала обстановка русского госпиталя и естественно особенное внимание и заботы о нём персонала, и внимание со стороны друзей, почти ежедневно приезжавших к нему из Парижа, и ухаживавшая за ним сестра милосердия «Ася», сестра Корниловского полка и участница похода, которую, кажется, он же, Н.Н., описал в одном из своих прекрасных очерков.

О конце своём он знал, хоть совет пособороваться и был дан ему под предлогом близкой операции. Знал, и за несколько дней до смерти просил привезти ему из его скромной медонской квартиры иконку и русский национальный флажок.

Так и лежал он, с иконкой и флажком на груди в понедельник, в день смерти, в часовне Вильжюифского госпиталя. Первую панихиду служил по нём архимандрит Никон, которого перед смертью сам избрал своим духовником Н.Н. В маленькой низенькой часовне, вместимостью всего человек в десять-двенадцать, собрались самые его близкие, В.А. Филоненко, М.А. Маклакова, его товарищи по работе – редакция и сотрудники «Возрождения» и генерал П.Н. Кусонский, представлявшей Обще Воинский Союз. Не было ни люстр, ни подсвечников, только тихо мерцали тоненькие свечи в руках молившихся.

На следующий день, во вторник 23 февраля, в 12 ч. 45 мин., в Александро-Невском храме началась торжественная панихида по покойном.

К редакции «Возрождения» присоединилось правление Союза русских литераторов и журналистов, приняв на себя оповещение друзей и почитателей покойного как о панихиде, так и о часе погребения.

Панихида была отслужена архимандритом Никоном при диаконе о. Уварове и хоре Афонского. На панихиде этой присутствовали виднейшие представители литературы, военных кругов, артистического мира, судебных деятелей и нашей эмигрантской общественности. Среди присутствовавших были ген. Е.К. Миллер, адм. М.А. Кедров, Ю.Ф. Семенов, Э.П. Гукасов, г. Шарль Лоран, М.А. и В.А. Маклаковы, М.М. Филоненко с супругой, ген. Витковский, ген. М.Н. Суворов, ген. Хабаев, ген. А.С. Лукомский с супругой и дочерью, Н.А. Тэффи, кн. В.Д. Голицын с супругой, княгиня А.Г. Вяземская, св. кн. П.П. Волконский, кн. В.П. Трубецкой с супругой, гр. Рошфор, К.К. Миллер, проф. М.В. Бернацкий, А.А. Плещеев, М.А. Алданов, И.Д. Сургучёв, Н.В. Тесленко, О.С. Трахтерев, А.С. Хрипунов , И.Н. Таганцев, княжна Львова, И.А. Кистяковский, В.Н. Челищев, М.Ф. Якунчикова, Н.П. Каштанов, Е.Н. Рышкова, И.И. Тхоржевский, А.М. Ренников с супругой, В.И. Поль, С.А. Милевская, Н.М. Полежаева, И.С. Лукаш, Н.Я. Рощин, С.С. Ольденбург, Л.Д. Любимов, С.Г: Долинский, К.К. Грюнвальд, Г.А. Мейер, В.И. Горянский, Ю.В. Мандельштам, Е.В. Тарусский, А.А. Борман, И.В. Воинов, И.К. Зенков, Н.А. Порецкий, А.С. Ромашев, A.И. Алексеев, полк. Милевский, В.А. Лазаревский, Е.М. Киселевский, М.П. Шаповаленко, С.Д. Тверской, В.Д. Жижин, П.А. Соколов, Е.А. Ефимовский, М.Г. Казаринов, Е.П. Ковалевский, А.М. Маслеников, В.Н. Новиков, Г.В. Курлов, И.X. Завриев, С.С. Палашковский, Ф.П. Благовещенский, Н.А. Ильина, В.Ф. Малинин, М.М. Забудская, А.Ф. Ступницкий, С. Крым, М.М. Фёдоров, Л.И. Львов, И.Э. Кашук, К. Константинов, B.А. Кравцов, А.А. Гришин, г. Вершховский, Н.И. Покровский, С.К. Авьерино, Н. Покорская, А.М. Суханов и мн. др.

23 февраля правление Союза литераторов и журналистов, в своём первом заседании, почтило память покойного.

23 февраля редакция получила из-за границы следующую телеграмму от издателя «Возрождения» А.О. Гукасова:

«Разделяю со всей редакцией скорбь по поводу кончины Николая Николаевича Чебышева, доброго товарища, талантливого журналиста, блестящего писателя, чистого человека».

Отпевали и хоронили Н.Н. Чебышева в среду 24 февраля утром в 9 ч. 15 м. в Вильжюифе. Несмотря на ранний час, на непогоду и дальнее расстояние, уже за полчаса до начала церемонии начали прибывать друзья покойного. Доставили два громадных венка, увитых национальными лентами, один от товарищей по редакции и конторе «Возрождения», и другой – от издательства «Возрождения» и большой венок от Союза иностранной прессы, членом которого был покойный, и ещё несколько венков и букетов. Одним из первых прибыл редактор «Возрождения» Ю.Ф. Семенов, за ним представители Союза литераторов и журналистов.

Чин отпевания начался точно в назначенный час. Совершал его духовник покойного, архимандрит Никон, при диаконе о. Уварове и сокращённом хоре Афонского.

Исключительно тёплое и глубокое слово произнёс архимандрит Никон. «По последним часам дня мы судим о протекшем дне. Так и о людях можно судить по последним их дням». Архимандрит Никон мало встречался с покойным раньше, но «имея счастье напутствовать его в последние его земные часы», он не мог не удивиться этой силе духа, таившейся в нём. Покойный был верующим, хоть и не говорил о церкви. «Жизнь свою отдал он родине, каждым часом этой жизни он служил ей. Накануне смерти он попросил принести ему икону и русский флаг. Уходя из жизни, он со знаменем – символом родины – соединил икону… Входя в церковь, или глядя на сочетание русских национальных цветов, мы будем вспоминать о нём, ушедшем от нас».

Из часовни до катафалка гроб был пронесён на руках ближайшими сотрудниками «Возрождения».

В последней процессии участвовало около ста человек. Недолгий пеший путь на кладбище Вильжюифа, где уже много русских могил, поворот на свежий, видимо, недавно прирезанный к кладбищу участок, откуда открывается широкий и мирный вид, краткая лития, и – гроб опускается в могилу. Последние молитвенные слова о земле священной и об уходящем ненадолго брате, цепочка людей, тихо движущаяся перед ещё открытой могилой, букетики живых цветов, летящие вместе с комьями земли в могилу, последнее целование креста, – траурный обряд окончен.

Среди присутствовавших, кроме упомянутых выше: представитель Союза иностранной прессы В.А. Филовенко, М.А. Маклакова, г. Шарль Лоран, Э.П. Гукасов, г. П. Беглариан, Л.В. и А.М. Ренниковы, С.С. Ольденбург, Л.Д. Любимов, Ю.В. Мандельштам, Н.Я. Рощин, В.Н. Гомолицкий, И.К. Зенков, А.А. Борман, С.А. Милевская, О.Б. Гридина, В.Ф. Зеелер, А.Ф. Ступницкий, О.Ю. Терещенкова, В.А. Лазаревский, В.А. Борисова, А.И. Алексеев , М.А. Струве, М.А. Дризо (Мад), С.О. Трахтерев, Е.М. Киселевский, С.В. Тверской, В.Н. Новиков , Е.А. Ефимовский и др.

Р. Д.

+

Н.Н. Чебышев и русская армия

Покойный Николай Николаевич Чебышев тесными узами был связан с белой борьбой. В частности, он был одним из ближайших сотрудников последнего вождя русской армии генерала Врангеля. Память о Врангеле была у Н.Н. Чебышева истинным культом. О том же, как армия и последний её главнокомандующий относились к покойному, как оценивали его заслуги, можно судить по двум нижеприводимым документам, которые он хранил в особой папке с надписью: «Самое важное».

+

Главнокомандующий

Русской Армией.

7 октября 1921 г.

№ 226/с

Яхта «Лукулл».

 

Глубокоуважаемый и дорогой Николай Николаевич!

Завершающееся в ближайшее время расселение армии и, связанное с ним, решение упразднить состоявшие при мне гражданские учреждения, побудили меня отдать распоряжение о расформировании с 1-го октября с.г. руководимого вами Бюро русской печати в Константинополе.

С глубоким огорчением лишаясь постоянного непосредственного общения и тесного сотрудничества с вами, я считаю своим долгом выразить мою сердечную благодарность за ваши труды на пользу Русской армии и нашего общего русского дела.

Уже с первых шагов добровольческого движения вы принесли ему свои силы, познания и ваш обширный государственный и житейский опыт.

Произведя огромную и трудную работу по организации административного управления в местностях, освобождённых от большевиков, вы посвятили себя затем не менее важной по своим задачам общественной деятельности.

Явившись одним из основателей неизменного друга армии – газеты «Великая Россия», издававшейся в тяжёлых условиях, вы не покидали нашей армии до сего дня, деля с ней горе и радости и горячо защищая в печати своим мощным словом её интересы.

Я твердо верю, что и в будущем вы сохраните с армией тесную духовную связь и по-прежнему будете отдавать все свои силы её святому делу.

Примите, глубокоуважаемый Николай Николаевич, уверение в искреннем моём к вам уважении и преданности, душевно ваш П. Врангель».

+

Приказ

главнокомандующего

Русской армией.

№ 2118

Сремски Карловци.

15 августа 1926 г.

В августе 1923 года мною был приглашён на должность начальника канцелярии главнокомандующего Русской армией Николай Николаевич Чебышев, испытанный друг армии, с первых дней её борьбы отстаивающий словом и пером «белую» мысль. В тяжёлой борьбе на чужбине, когда на армию падали несправедливые и жестокие удары, Николай Николаевич Чебышев, пренебрегая клеветой и злобой, неизменно помогал мне в моей работе.

Выполняя затем обязанности контролёра Русской армии, Николай Николаевич горячо отстаивал её нужды, бережно сохраняя скудные остатки армейской казны.

Ныне Николай Николаевич Чебышев покидает Сербию. Но, куда бы ни забросила его судьба, его работа на пользу общего дела будет неизменно продолжаться. Близко или далеко, он останется для армии верным другом.

Примите, дорогой Николай Николаевич, мою сердечную благодарность за вашу прошлую помощь и наилучшие пожелания в будущем.

Ген. Врангель.

Ген.-лейт. Кусонский.

«Возрождение» (Париж). № 4067. 27 февраля 1937.

 

Примечания:

[1] Чебышев Николай Николаевич (1865-1937) — русский судебный деятель, участник Белого движения, журналист. Из семьи командира Кронштадтской крепостной артиллерии, генерал-майора Николая Львовича Чебышева (1830-1875) и Казимиры Ивановны Евецкой. Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. С 1890 года служил по ведомству Министерства юстиции, был товарищем (заместителем) прокурора Владимирского окружного суда. Впоследствии состоял товарищем прокурора Смоленского окружного суда (с 1902), товарищем прокурора Московского окружного суда (с 1904), прокурором Смоленского окружного суда (с 1906), товарищем прокурора Московской судебной палаты (с января 1909), прокурором Киевской судебной палаты (с января 1914), прокурором Московской судебной палаты (с 1916), сенатором уголовно-кассационного департамента Сената. Имел репутацию честного судебного деятеля, сторонника строгого соблюдения закона.

Участник гражданской войны. В 1919 году возглавлял управление внутренних дел Вооружённых сил Юга России (ВСЮР), входил в состав Особого совещания при главнокомандующем ВСЮР. Из-за разногласий с генералом Деникиным осенью 1919 года покинул свой пост и вступил в монархический Совет государственного объединения России. В ноябре 1920 года вместе с частями Русской армии Врангеля эвакуировался из Крыма в Константинополь, где возглавлял бюро печати главного командования Русской армии до переезда в Болгарию в октябре 1921 года. Занимал должность политического консультанта при военном представителе Врангеля в Берлине, а затем пост начальника гражданской части канцелярии Врангеля. Скептически относился к сообщениям о наличии в СССР масштабной монархической организации (позднее выяснилось, что речь шла о чекистской дезинформации под названием «Операция Трест»). С 1926 года жил в Париже, где работал в редакции газеты «Возрождение», входил в состав правления Союза русских литераторов и журналистов в Париже. Скончался после тяжкой болезни. Похоронен на кладбище Вильжюиф.

Публикуя записки юриста, прокурора судебной палаты Н.Н. Чебышева, редакция «Имперского архива» обещала подробнее рассказать об этом замечательном государственном и общественном деятеле дореволюционного периода и первых десятилетий русского беженства (http://archive-khvalin.ru/fastovskoe-delo/; http://archive-khvalin.ru/fastovskoe-delo-2/).

Представляемые вниманию читателей материалы посвящены кончине Николая Николаевича Чебышева, опубликованы в одном номере газеты «Возрождение» (Париж) и собранные воедино высвечивают масштаб и качество этой незаурядной личности. Помимо этого, они бросают дополнительный свет на историю России советского периода и наш сегодняшний день.

Во-первых, приходит понимание того, что русские люди, подобные Н.Н. Чебышеву, с имперским правовым сознанием, не могли быть и не были в действительности творцами мифического «белого террора». В своей борьбе с коммунистическим интернационалом и советским большевизмом защитники Отечества руководствовались нормами права Российской Империи, направленными на обуздание террористов и бунтовщиков. В отличие от официально объявленного «красного террора», уничтожавшего целые социальные слои, устраивавшего расстрелы тысяч заложников, применявшего пушки и отравляющий газ против сограждан. Миф о «белом терроре», вброшенный в общественное сознание, необходим кровным и идейным наследникам революционеров, чтобы объявить равночестными «белых» и «красных», а потом их «примирять», ни на секунду не выпуская из рук главное завоевание февральско-октябрьского бунта 1917 года – власть. Символами продолжающегося иноверного пленения России является по-прежнему стоящий на Красной площади зиккурат и многочисленные виловские (В.И. Ленин) памятники аккурат напротив православных храмов в русских городах.

Во-вторых, «примирители» уже несколько десятилетий призывают в первую очередь русский народ к покаянию в грехе цареубийства. Однако за исключением всей полноты Русской Православной Церкви за прошедшее время никто не покаялся – ни ветви власти, ни религиозные сообщества, – а ведь их представители в той или иной мере принимали участие в свержении монархии и убийстве Царской Семьи. Ещё предстоит ввести и упорядочить высокие духовные религиозные критерии в современную правоприменительную практику, как это было в Российской Империи.

В-третьих, вызывает живейший интерес и уважение примеры расставания власти, даже в годы гражданской войны и зарубежных скитаний, со своими верными работниками, которые видим в случае с Н.Н. Чебышевым.

В-четвёртых, люди, подобные Н.Н. Чебышеву, вызывали любовь и уважение окружающих своими трудами и личными качествами. Поэтому и проводить его в последний путь собралось так много друзей, товарищей, единомышленников. Вечная память тебе, прекрасный русский человек и верный страж закона!

[2] Неточная цитата из романса “Глядя на луч пурпурного заката…” (“Забыли вы…”) музыка Андрея Оппеля (1843-1888), слова Павла Козлова (1841-1891). В эмиграции романс был широко известен, его записал на пластинку Юрий Морфесси (1882-1949) — русский эстрадный и оперный певец (баритон) греческого происхождения, чьё творчество отмечал Император Николай II Александрович.

Глядя на луч пурпурного заката,

Стояли мы на берегу Невы.

Вы руку жали мне; промчался без возврата

Тот сладкий миг, его забыли вы.

 

До гроба вы клялись любить поэта;

Боясь людей, стыдясь пустой молвы,

Вы не исполнили священного обета,

Свою любовь – и ту забыли вы.

 

Но смерть близка, близка моя могила;

Когда умру, под тихий шум травы

Мой голос прозвучит и скажет вам уныло:

Он вами жил, его забыли вы.