«На гранях великой России рождалися наши полки»

О гусарском поэте-ахтырце Борисе Ерофееве

Однажды в Париже, в доме протоиерея Владимира Ягелло – хранителя и летописца истории славного 12-го Ахтырского гусарского полка имени Дениса Давыдова – мне посчастливилось познакомиться с творчеством поэта-ахтырца Бориса Ерофеева (1896-1920). Благодарен о. Владимиру за эту счастливую возможность. О нем и его служении памяти ахтырцев у нас разговор еще впереди.

Борис Васильевич Ерофеев – донской казак. Он закончил Елисаветградское кавалерийское училище в канун Первой мировой войны и начал службу в родном Донском казачьем войске. За боевые заслуги на фронтах был награжден несколькими орденами, в том числе орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» и орденом Св. Станислава 2-й и 3-й степеней. 7 апреля 1916 года произведен в сотники, а 22 мая того же года переведен в 12-й гусарский Ахтырский полк. Произведен в штабс-ротмистры 4 сентября 1917 года. С началом Гражданской войны вступил в отряд полковника Чернецова на Дону. Участвовал в 1-м Кубанском (Ледяном) походе Добровольческой армии. С мая 1918 года — в Донской армии. В Вооруженных силах Юга России — командир эскадрона Ахтырского полка, летом 1920 года — в эскадроне Ахтырского полка в 3-м кавалерийском полку Русской армии. Был произведен в подполковники и награждён орденом Св. Николая Чудотворца. Убит 3-го сентября 1920 года на Днепре у села Марьевка Херсонской губернии (дата смерти в источниках разнится). Таковы скупые строки его биографии. Но за ними короткая и яркая жизнь.

Близко знавший Б. Ерофеева в Гражданскую войну русский журналист, писатель, издатель. Борис Алексеевич Суворин (1879-1940), которому поэт посвятил стихотворение, в изданной уже в изгнании книге воспоминаний с большой любовью писал о Борисе Ерофееве, или Бобочке, как его называли друзья:

«Бобочка погиб после удачной конной атаки. Гусары, имея его во главе, возвращались на стоянку. Бой кончился. Но кто знает предел боевой удачи. Вдруг Ерофеев склонился к седлу. К нему бросились, он был мертв. Какая-то шальная пуля, столько раз миловавшая его, убила его. Я узнал об этом уже в Париже. Не стало милого Бобочки, не стало гусара, таланта, дорогого друга. Погас яркий факел его молодой жизни и погибнет его молодое, свежее, как те мокрые кисти акации, творчество. Он ничего не оставил после себя и только мы, его друзья, можем вспомнить и его талант, и его беспечное веселие, не оставлявшее его до самой смерти, его особую бесшабашную доблесть».

Долгие годы творчество Бориса Ерофеева не было знакомо широкому читателю даже в рассеянии. Но благодаря усилиям зарубежных ахтырцев была составлена и издана на гектографе в количестве нескольких экземпляров книга стихов ахтырского гусара Бориса Ерофеева.

Лишь в малой степени попытаемся восполнить пробел и познакомить читателей с воспоминаниями одного из боевых товарищей поэта М. Смирнова и небольшой подборкой стихотворений Бориса Ерофеева. Уверен: серьезный разговор о его творчестве еще впереди. Ведь оно лежит в русле классической русской военной поэзии, представленной многими славными именами воинов-поэтов, защищавших Россию. Пока жива Русская Армия, будут жить и ее «певцы во стане русских воинов»! Как писал один из таких певцов Василий Андреевич Жуковский:

 

Тебе сей кубок, русский царь!

Цвети твоя держава;

Священный трон твой нам алтарь;

Пред ним обет наш: слава.

Не изменим; мы от отцов

Прияли верность с кровью;

О, царь, здесь сонм твоих сынов,

К тебе горим любовью;

Наш каждый ратник славянин;

Все долгу здесь послушны;

Бежит предатель сих дружин,

И чужд им малодушный.

(Василий Жуковский. «Певец во стане русских воинов»).

 

Таковы испокон веку традиции и заветы русского воинства. Процитирую еще раз трогательные строки Бориса Алексеевича Суворина о Борисе Ерофееве: «Милый Бобочка, как далек ты от понятия смерти, я вижу тебя близко, близко; я не оскорблю твою память, если налью до краев стакан вина и, встав, в твою благоуханную молодую память я осушу его. В сердце моем все еще звучит твой голос: «При славном Царе Алексии //В степях, где дрались казаки //На гранях великой России //Рождалися наши полки»… Так пел ты своему полку, и сейчас я с радостью чувствую твое присутствие, и выпитый залпом стакан вина еще больше приближает меня к тебе — мой милый гусар, наш Бобочка милый!»

Ахтырский гусар Борис Ерофеев исполнил присягу до конца. Помолимся за упокой его души и прочтем его стихи, наполненные дыханием жизни, весельем и верой в возрождение памяти славного Ахтырского гусарского полка и Русской Армии.

+

ЗАМЕТКИ О ДРУГЕ

Среднего роста. Подвижные, как ртуть, руки и ноги. Круглое лицо. Вздернутый нос. Смеющиеся, слегка раскосые калмыцкие глаза. Статная, затянутая казачьим  поясом, фигура, — вот вам вкратце портрет Бобочки, Бобки или, если хотите, официально – подполковника Бориса Васильевича Ерофеева.

Не легко быть хорошим офицером в мирное время, еще труднее быть им в военное. Но, если соединить в одно войну и революцию, то положение офицера становится невыносимым, если не сказать безысходным. И очень немногие сумели остаться самими собой и сохранить достаточно авторитета, чтобы сдерживать и по возможности вести за собой разбушевавшееся людское море.

И вот, когда я вспоминаю тяжелые времена 17-го года, невольно приходит в голову светлый образ Бориса Ерофеева. С редким чутьем и большим достоинством он подошел к тогдашнему солдату. Казалось бы трудно найти что-либо душевное в звере, вырвавшемся из клетки и с налитыми кровью глазами кидающемуся на всех и на вся. А вот ведь Боб нашел и шутя превратил своих ребят в настоящих солдат. Будучи назначен временно командиром одного из пеших эскадронов Ерофеев моментально ударяет по наиболее слабой черте человеческой – желанию быть чем-то особенным. Вводится «барсельерский строй» — церемониальный марш с вытянутыми руками. Штатские приветствия, недавно появившиеся в армии, переделываются на чисто военный лад. Требуется хорошо и отчетливо отвечать по новому: «Здравствуйте, господин генерал!» Составляется особая песня: «Гей, поскорей собирайтесь стрелки» на мотив «Гей, славяне». Запевалой сам командир Бобка; весь эскадрон радостно подтягивает. И вот, на глазах люди перерождаются. Красный дурман улетучивается. Надолго ли? Приезжает постоянный командир эскадрона, нововведения отменяются — и что же! Перед вами вновь уже «товарищи».

Гражданская война. Красная волна захлестнула былые островки. Все отступает. Ночь. Ни зги не видно. Дождь льет, как из ведра. Наш эскадрон подошел к какому-то мосту. Остановились. Никто не знает, где мы и далек ли «мечта мечтаний» – город Новороссийск. Настроение мрачное и неуверенное. Теряется вера в «начальство». Слышны впереди хриплые голоса и топот лошадей, не желающих отойти от общей кучи. И вдруг веселый звонкий голос Ерофеева: «Не возись, гусар, с усами, а займись-ка лучше парусами». Меткое слово, сказанное во время – взрыв смеха. И пошел тут экспромтом «Новороссийский журавель», а мы все: офицеры и гусары бодро подтянули «Журавель мой, журавель, журавушка молодой!»

Очень немногие люди имеют природную способность вести за собой себе подобных. Но в большинстве случаев это властолюбцы, себе на уме. Прямая противоположность Борису Ерофееву. Он ведет людей. Привлекает их к себе, но не умными словами, а прибауткой, веселым нравом и чем-то неизъяснимым — талантливостью, но что так и тянет к нему. Я помню, как один довольно серьезный офицер, гораздо старше Ерофеева жаловался: «Черт знает что, когда я встречаюсь с этим мальчишкой, все идет турманом, и я волей-неволей иду за ним». Солдаты обожали его. Редко можно встретить плачущих на казенных панихидах, но здесь я видел слезы. Да, достаточно вспомнить взводного Пересаду и других гусар, кинувшихся отбивать тело Ерофеева против лавины красных и погибших в жестоком сабельном бою.

Ерофеев — поэт, Ерофеев — композитор, Ерофеев — музыкант, Ерофеев – певец – всюду он схватывает сущность, самое красочное, красивое. Это прирожденный талант — быстрый, налету, живой и веселый. Чувство юмора пронизывает его всего, его взаимоотношения с людьми, его рисунки-карикатуры, всю его жизнь. Без смеха, радости нельзя себе представить этот самородок донских степей, осваивающийся всюду, а затем кидающийся за новым; туда, куда его тянет пытливый ум, частица Божья – талант. Есть поэты размеренные, вымученные, но здесь другой масштаб. Офицерское собрание. Ждут приезда генерала Чекотовского. Боб бегает и ищет карандаш. Нашел. А в конце обеда встает и читает приветственное стихотворение «Снова в бой».

Кончая этот очерк, мне хотелось бы еще сказать два слова о недолгой, но славной жизни Бориса Васильевича. Кто он? Донской казак. Кончил Новочеркасский корпус и Елисаветградское Кавалерийское Училище. С 20 октября 1914 года он уже на фронте сначала в рядах 32 Донского Казачьего, а затем 12 Гусарского Ахтырского полка. В октябре 1917 года Ерофеев покидает разлагающуюся армию, а 26 ноября уже дерется под Нахичеванью за белое дело, за атамана Каледина. Почти всю гражданскую войну он боец – сначала в Сводном Юнкерском Батальоне штабс-капитана Парфенова, затем – в отряде полковника Чернецова Донской Армии и, наконец, в Сводном полку 12 Кавалерийской Дивизии и в 3 Кавалерийском полку. Под деревней Тиницей 31 августа 1919 года он ранен в ногу. Борис Ерофеев кавалер орденов св. Анны 4, 3 и 2 степени; Св. Станислава 3 и 2 степени; св. Владимира 4 ст. – все с мечами и бантом. Родился он 15 марта 1896 года. Убит 1 октября 1920 года в бою у села Марьевки на Днепре (приписка от руки: «в плавнях» — А.Х.)

Есть растения долговечные, растущие, размножающиеся и многие годы живущие, а есть мгновенные – встрепенется, блеснет яркими лепестками навстречу радостному солнцу и погибает навсегда. Так и Бобочка – вспыхнул, озарил все вокруг и навсегда поник головой. Да будет на это веление судьбы. Но мы, его друзья, сохраним теплицу лампады в душе в память того, кто нас согрел и осветил, — будь то хоть на миг!

 

М. Смирнов

+

ИЗ СТИХОВ БОРИСА ЕРОФЕЕВА

Ахтырская песня

 

Давно, при царе Алексии,

В степях, где дрались казаки,

На гранях Московской России

Родилися наши полки!

 

Недаром сердца наши бьются

При звоне наполненных чар

И громкие песни несутся

Про славу Ахтырских гусар!

 

Но вот, миновали походы,

И, сбросив зеленый жупан,

Ахтырец в Петровские годы

Одел с треуголкой кафтан.

 

При Екатерине Великой

Полка золотые ряды,

Летая по Таврии дикой,

Громили Османов ряды!

 

При Павле наш ментик и ташку,

Лосины и белый парик[1] –

Не раз видел в гибельной схватке

Повстанец — калужский мужик!

 

При славных других Государях

Событья военной страды –

Рождали в Ахтырских гусарах

Порыв на лихие труды!

 

Отдельно с лихим эскадроном,

Иль целым полком, «сабли в высь»,

Без страха пред тяжким уроном

Водил нас в атаки Денис![2]

 

Так пейте ж, гусары, беспечно,

Как пили гусары в боях!

О вас будут внуки петь вечно!

О славных Ахтырских делах!

 

+ + +

(…)

Теперь друзьями окружен,

Я вижу третий эскадрон!

Где честь мундира?!

За грех давно минувших лет

Гусары требуют монет

От командира!..

 

Свободы светом озарен

Идет четвертый эскадрон.

Пусть эта чара

Хоть раз напомнит среди карт

Ему Георгиевский Штандарт

И честь — гусара!..

 

Я вижу пятый эскадрон,

Я слышу крики, шум и звон.

Но там – нет пира!

Следов былого больше нет,-

Дела решает комитет —

За командира!..

 

Шестой я вижу эскадрон,

Был вместе с пятым спешен он,

И стал стрелковым!

Но, несмотря на ум простой,

Среди стрелков слывет шестой

Весьма толковым!..

 

+ + +

Республиканские гусары

 

«Люблю тебя, гусар беспутный»

Мы пели песню иногда.

Но уж друзей – семьи уютной

Теперь не будет никогда.

 

Республиканские гусары

Не станут песни распевать,

А будут, верно, без гитары

Вопросы времени решать.

 

И доломан на поле рати

Не обагрит святая кровь,

Теперь мы все, ведь, демократы –

Жестоких войн не будет вновь.

 

Зачем носить нам ментик, ташку![3]

Теперь и в форме все равны.

Цепляйте бант, бросайте шашку,

Вы – «гражданин» — своей страны.

 

За друга жизнь губить напрасно

Не станет «храбрый Финкельзон».

Набьете морду и — прекрасно.

За это деньги взыщет он.

 

Или прикажете вы «шмулям»

Идти врага атаковать —

Они ж начнут, кивая пулям,

Милитаризм критиковать.

 

Бывало пели мы гусару:

Твои глаза блестят слезой,

И ты грустишь, грустишь недаром,

Гусар! обманутый судьбой.

 

Теперь тоска понятна эта.

И старины – навеки нет!

Друзья! ведь наша песня спета,-

Мы не должны о старом петь!

 

О новом пусть поют другие.

Гусары ж старые — сквозь строй

Гусар «сознательных и новых»

Уйдут унылой чередой!

 

+ + +

Политически опасный[4],

Убежденный «Wacht am Rhein»[5]

…может в день прекрасный

Нам сказать «auf Wiedersehen»[6].

 

+ + +

Буковинский поход

 

И стало так. Шестой и пятый

На страх врагам, на смех полку,

Брели, ругая дождь проклятый,

С противогазом на боку.

 

Они промокли и устали;

Им снежный вихрь слепит глаза,

Но отменить приказ едва ли

Захочет гадкий Рогоза…

 

И вскинув за плечи винтовку,

С десятком сум и котелков,

Прияв стрелковую сноровку,

Ахтырцы стройно шли пешком…

 

Вот Кимполунг[7]. Вошли в местечко.

Никто не вышел их встречать.

Гусары ищут только печку,

Чтоб обсушиться и поспать…

 

А на походе думал каждый,

Что в городе придется жить…

И можно будет ловкой шуткой

Дивизион весь удивить…

 

+ + +

Стародубовцев синий строй —

Быть впереди им не впервой —

Так все походы….

Вот Белоградцев мертвый стан

Застыв, стоят — лихих улан

Немые взводы…

 

А там — за кивером улан

Мелькнул вишневый доломан —

Строй богатырский.

И там в гусарских киверах,

Семья Панаевых[8] в рядах, —

То полк Ахтырский.

 

На левом фланге трех полков

Строй Оренбургских казаков

Дивизия ждала:

Все, чьих Штандартов седина,

В дыму атак Каледина,

Сопровождала…

 

Ответы дружные гремят,

Глаза бойцов огнем горят…

Но… — вот светает…

И нет вождя и сказки нет!

Но шторм совсем недавних лет

Все не стихает…

 

+ + +

 

Снова в бой

 

Посвящается доблестному

генералу 12-ой Кавказской Дивизии

Игнатию Игнатьевичу Чекатовскому[9]

 

Трубит труба, бойцов сзывает!

Бивак проснувшийся кипит:

Верховный Вождь нас посылает

Туда, где гром побед гремит!..

 

Недаром в день девятый мая[10],

Высоких чествуя гостей,

Уланы кубок поднимая,

Просились в дело поскорей.

 

Настал черед… И Вождь любимый

Благословил нас в славный путь…

Нас вновь зовет Штандарт родимый

Кривыми саблями взмахнуть…

 

Друзья! Летим, как встарь летали

Отцы и деды на врага!

Ведь нам не страшен скрежет стали!

И жизнь ведь нам не дорога…

 

Пусть в грозных облаках тумана

Мелькнет уланский этишкет,

И цвет вишневый доломана,

И шитый золотом колет…[11]

 

Традиции конницы бесстрашной

И славу прежнюю полков —

Найдем теперь мы в бесшабашной

Работе сабель и штыков!..

 

Ура! Дивизия родная!

Отчизне давшая обет!

Свой кубок снова пью до дна я

За дни, грядущие побед!..

 

Нас поведет в победном марше

Певец традиций вековых;

Вождей былых – наследник старший

И друг Штандардов полковых!..

 

Май 1919 г.

 

+ + +

…………………………..

Компания носом клевала.

И так — засыпала в углу.

 

Но только лишь утра сиянье

Рождалось в стенах тех глухих –

Опять начиналось оранье

Петра, и Спича, и других.

 

И вмиг появленье Комполка —

Движенье рождало вокруг.

И Бундик, и Дорик, и Фомка

Опять уходили за круг!

 

Поклонники брали монатки,

А Верочка, Бог ей прости!

Совала всем в рот по помадке,

И тихо шептала: «Прости!»

 

И было так нежно прощанье,

Что каждый к себе относил.

Вернуться давал обещанье.

Себе – ничего не просил.

 

Апрель 1920 г.,

Крым, Феодосия,

Кирпичный завод

 

+ + +

«Минули дни Аранжуэца»[12] –

С другими трудно будет спеться!

 

12 августа 1920 г.

С. Петровское под Мелитополем

 

+ + +

Поход

 

Люблю тебя порою летней

Кавалерийский наш поход.

В степи встречать куда приветней

Наш ранний солнышка восход.

 

Вот ветерок по вольной степи

Разносит трепетный сигнал;

И солнца луч туманов цепи

В лазурь далекую погнал.

 

Встает бивак. На пиках влажно

Сверкают капельки росы…

Старик-трубач ерошит важно

На редкость жесткие усы…

 

Бегут на коновязь гусары.

Недавней ночи – нет, как нет.

И на уборку, бросив нары,

Вылазит заспанный корнет!..

 

(не окончено)

Май 1920 г.

Каранки, Крым

 

+ + +

В альбом Б.А. Суворину[13]

 

В Феодосии корявой

Есть местечко – просто рай.

Это – в зелени кудрявой

Мирно спит «Денгиз-Сарай».

 

Там, за рюмкой недопитой,

С удивительным огнем

Сам Суворин знаменитый

Срочно пишет «день за днем».

 

И о деле забывая,

На волнах творит «кек-уок»[14]

Секретарша удалая

«Маня – Красный поплавок».

 

Там Савелий Константиныч

В голубятне ворожит·

И, как в сказке, Змей Горыныч

Материалы сторожит.

 

Там Шумлевич, что есть мочи,

Напивался без конца,

Пел, кончая день рабочий,

«Лан-ца-дрица…ха, ца-ца».

 

Там с усердьем самоучки,

Разлохматив свой пробор,

Роковой Василий Щучкин

Путал яростно набор!..

 

И Бориса старый пленник

Там нередко шебаршил…

Да! Ильюшка неврастеник

Тоже горькую глушил…

 

+ + +

……………………………

Вам приказики покажут!

В дезертирстве убедят,

По трехверстке[15] путь расскажут

И на фронт препроводят!

 

Как ни прячься за скирдою,

Невозможно отдохнуть:

От поверок – нет отбоя,

И нельзя не драпануть!

 

+ + +

Что ж мне писать? Заснула муза![16]

Обед корявый, господа!

Под рев обманутого пуза

Родиться может ерунда!

 

Хотел бы я обедать снова,

Битки в сметане смаковать.

И, под ругательства Смирнова,

За самогоном – ликовать.

 

Моя поэзия подмокла.

Она не высохнет потом,

Как не срастутся уже стекла –

Разбиты княжеским кнутом!..

 

с. Нижние Серогозы.

Сентябрь 1920 г.

 

+ + +

Привет 2-му офицерскому конному

полку Добровольческой армии

 

Я слышу здесь слова молитвы

За жизнь героев дорогих!

А там у вас – рассказы битвы

И стоны павших за других!..

 

Но верю твердо я: недаром

Все эти жертвы. Близок час!

И, закаленная пожаром,

Воскреснет Армия у нас!..

 

Примечание:

[1] Ментик, ташка, лосины, парик – предметы гусарской формы.

[2] Денис Давыдов – легендарный гусар и поэт служил в Ахтырском полку в Отечественную войну 1812-1814 годов. Как командир вел ахтырцев по улицам побежденного Парижа.

[3] Гусарская ташка – плоская кожаная сума, имеющая крышку, обшитую сукном. Отличалась расцветкой у разных полков. У ахтырцев — ташка коричневая, отделка желтая.

[4] Подпись карандашом: «Штабс-ротмистр Лимантов».

[5] «Wacht am Rhein» (нем.) – дословно «стража на Рейне», в данном случае – германофил.

[6] auf Wiedersehen (нем.) – до свидания.

[7] Кимполунг — город в Буковине, на правом берегу реки Молдавы, в основном с румынским населением (1890) в 6402 человека. Вблизи немецкая колония Eisenau, с населением в 786 человек, главное занятие которых — железное дело.

[8] Братья Панаевы Борис, Гурий и Лев, служившие в Ахтырском полку, пали смертью храбрых на фронте. Они удостоены ордена Святого Георгия 4-й степени. Их имена были широко известны в российском обществе перед революцией.

[9] Чекатовский Игнатий Игнатьевич (1875-1941) — генерал-майор. Окончил Елизаветградское кавалерийское училище и вышел в 35-й Драгунский Белгородский полк. В Первую мировую войну полковник, командовал Стародубовским 12-м драгунским полком — за боевые отличия награжден Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия 4-й степени. 24 июля 1918 г. поступил на службу в Добровольческую Армию, зачислен во второй конный полк. 11(13) июля 1918 г. за блестящие успехи назначен командиром этого полка. В октябре 1918 г. произведен в генерал-майоры. В Русской армии генерала Врангеля находился в распоряжении Главнокомандующего, а после эвакуации из Крыма был назначен комендантом русского посольства в Константинополе, где помещались оставшиеся после роспуска правительства генерала Врангеля учреждения и многочисленные беженцы. В 1924 г. был назначен начальником Николаевского кавалерийского училища в Белой Церкви, а в 1926 г. в связи с роспуском училища переехал в Париж. С 1926 г. приказом по РОВСу был назначен начальником Объединения кавалерийских полков. В то же время, с 1927 г., в течение 4 лет, избирался председателем французского отдела Зарубежного Союза русских военных инвалидов. Скончался в Париже 25 декабря 1941 г. Похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев де Буа.

[10] 9 мая ст.ст. – память Св. Николая Чудотворца – полковой праздник многих частей Российской Императорской Армии, в том числе и Лейб-Гвардии Кирасирского Ея Величества полка.

[11] Уланский этишкет – перегнутый шнур из гаруса с двумя кистями на концах, который назывался витиш-китиш (витишкет, этишкет) и крепился особым образом к воротнику и эполетам.

Доломан — короткий гусарский мундир, к которому пристегивался ментик.

Колет — род короткой верхней одежды в некоторых конных полках.

[12] Аранжуэц (Аранхуэс, исп. Aranjuez) – город в Испании, расположен 47 км южнее Мадрида. 18 марта 1808 года в Аранхуэсе началась испанская революция, в результате которой Карл IV отказался от престола. Со второй трети XIX века в русской образованной среде была популярна цитата из 1-го явления 1-го действия (начальная реплика дона Доминго, духовника короля) из трагедии Шиллера «Дон-Карлос, инфант Испанский» (1787): «Миновали золотые дни Аранжуэца» (название в переводе Михаила Лихонина приводилось в принятой в то время русской транслитерации). «Дон Карлос, инфант испанский» (нем. Don Karlos, Infant von Spanien) — драматическая поэма Фридриха Шиллера в пяти актах. Драматическое произведение, написанное в 1783-1787 годах, повествует об общественных и политических конфликтах начала Восьмидесятилетней войны, в ходе которой нидерландские провинции завоевали независимость от Испании, а также о социальных и семейных интригах при дворе короля Филиппа II.

[13] Борис Алексеевич Суворин (1879-1940) — русский журналист, писатель, издатель. Сын известного журналиста и издателя Алексея Сергеевича Суворина (1834-1912). В составе Добровольческой армии издавал газеты и книги. С 1920 года в эмиграции, где также занимался книгоиздательской и литературной деятельностью. Оставил воспоминания о поэте Борисе Ерофееве в книге «За Родиной: героическая эпоха Добровольческой армии 1917-1918 гг.: впечатления журналиста» (Париж, 1922).

[14] Кекуок, или кэк-уок (англ. cakewalk, букв. «прогулка с пирогом») — негритянский танец под аккомпанемент банджо, гитары или мандолины. Предшественник рэгтайма и джаза. Был популярен в 1890-1910 гг. Название танца было связано с первоначальным обычаем награждать лучших танцоров пирогом, а также с позой танцовщиков, как бы предлагающих блюдо. В России распространился с 1902 года.

[15] Трехверстка – трехверстная военная топографическая карта Российской империи, составленная с 1846 по 1863 гг.

[16] Примечание составителей сборника: последнее стихотворение Б. Ерофеева.

 

Предисловие, подготовка текста и публикация Андрея Хвалина