Н. Каразин. Глава 2.
Мощное поступательное движение России в XIX – начале XX веков шло по одной дороге двумя путями: на Восток – к Тихому океану и на Юг – к Индийскому. Направляли и олицетворяли это движение два великих русских Государя: Император-миротворец Александр Третий и Царь-страстотерпец Николай Второй. Многие вехи пути и его участники объединены единой государственно-церковной целью, как например, обустройство Кавказа с Туркестаном и Дальнего Востока. Показать эту связь в делах и судьбах людей – задача нового проекта «Имперского архива». Открывает новый проект «Две дороги – один путь» публикация о Николае Каразине – исследователе Средней Азии и художнике-иллюстраторе книги об эпохальном Восточном путешествии Наследника Цесаревича и Великого Князя Николая Александровича. Восточное путешествие Цесаревича повлияло на ход русской и мировой истории в XX—XXI веках.
Благодарим русского историка из Ташкента В. Фетисова за предоставленный материал и участие в проекте.
АНДРЕЙ ХВАЛИН
+
ВЛАДИМИР ФЕТИСОВ
«Жизнь и странствия Николая Каразина –
художника, писателя, солдата»
Предисловие. https://archive-khvalin.ru/n-karazin-predislovie/
Глава первая. https://archive-khvalin.ru/n-karazin-glava-1/
Глава вторая
Артистическая натура Николая не могла не проявиться и в Ташкенте. Он сразу включается в культурную жизнь столицы Туркестанского края. Интересный факт мы нашли в книге Добромыслова “Ташкент в прошлом и настоящем”. Вот, что он пишет: «В 1868 г. в Ташкенте возникло общество любителей драматического искусства, которое с декабря того же года и начало ставить спектакли. Для первого спектакля была поставлена пьеса Островского “Не в свои сани не садись”. В этом спектакле был известный Николай Николаевич Каразин (играл роль Мити)”[1].
Совершенно очевидно, что Каразин выступил на сцене уже вернувшись из Самаркандского похода, предпринятого под командованием первого генерал-губернатора Туркестана К. П. фон Кауфмана. Воистину, как сказал поэт: “наша судьба то гульба, то пальба”.
К моменту приезда Николая в Туркестан, там сложилась довольно сложная военно-политическая обстановка.
Одной из первоочередных задач, которую должен был решить начальник Туркестанского края – обеспечение безопасности границ только что созданного генерал-губернаторства, которое окружали враждебные феодальные государства. Их было три: Кокандское и Хивинское ханства и Бухарский эмират.
Некогда богатое и сильное Кокандское ханство после ряда поражений и потери Ташкента находилось в упадке, сохраняя лишь тень прежнего величия. Кауфман с купцом Хлудовым отправляет письмо к кокандскому хану, в котором пишет, что не намерен завоёвывать ханские владения, а напротив, предлагает дружбу. Если кокандский правитель будет этой дружбой дорожить, может пребывать в полном спокойствии. И уже через год Кауфман заключит с Худояр-ханом взаимовыгодный торговый договор, согласно которому русские в Кокандском ханстве и кокандцы в русских владениях приобретали право свободного пребывания и проезда, устройства караван-сараев и торговых агентств (караван-баши). Пошлины при этом не превышали двух с половиной процентов от стоимости товара.
Хива, расположенная в труднодоступных пустынных районах, продолжала заниматься систематическим грабежом торговых караванов и работорговлей, донимая соседей – Россию и Персию. Дипломатическим путем решить эту проблему не удавалось, а для военного решения необходима была многолетняя подготовка и эта задача была отложена. Но главной проблемой, требующей срочного урегулирования, была Бухара. Эмир Музаффар-хан, предъявив права на Ташкент, собирался объявить газават (священную войну). Вот как образно описал эту ситуацию Каразин в одном из своих романов:
“Смутное время стояло над бухарским ханством. Музаффар не хотел этой войны: он знал заранее гибельные для него последствия её, но его втянули в неё фанатики-муллы, которые пылкими речами разожгли легко увлекавшийся народ, и народ потребовал битвы”[2].
Кауфман тоже не хотел войны: “Худой мир лучше доброй ссоры,” – именно этот принцип был положен Константином Петровичем в свою внешнюю политику, и ещё по пути в Ташкент, к своему новому назначению, Кауфман написал письмо эмиру, в котором уведомлял его о своём назначении и желании поддерживать мирные отношения с соседями. Генерал-губернатор рассчитывал по прибытии в Ташкент получить ответ на это письмо. Однако прошёл месяц, а ответного послания всё не было. Позже выяснилось, что Музаффар-хан вёл в это время переговоры с турецким султаном, рассчитывая на его помощь в борьбе с Россией. Переговоры ни к чему не привели, и в декабре 1867 года к Кауфману, наконец, прибыл бухарский посланник мирахур (должностное лицо в эмирате) Муса-бек. В письме, которое он привёз, говорилось, что эмир получил письмо генерал-губернатора и посылает своего человека для передачи условий мирного соглашения. Однако, к удивлению Кауфмана, никаких условий – ни письменных, ни устных – у Муса-бека не оказалось. Приняв это за недоразумение, Константин Петрович пишет новое письмо в Бухару, в котором вновь просит рассмотреть и ратифицировать условия мирного договора.
Прошёл декабрь, январь, февраль, а ответа из Бухары всё не было. Наконец, в начале марта на имя генерал-губернатора пришло письмо от бухарского куш-беги (первого министра), в котором в туманной форме и с восточной витиеватостью не давалось никакого определённого ответа.
Кауфман не обиделся – он был достаточно тактичен и миролюбив. Желая во чтобы то ни стало сохранить мир в регионе, он пишет эмиру новое подробное письмо, в котором вновь подчёркивает значение мирного соглашения между двумя государствами. А спустя некоторое время в Ташкент приходит известие, что эмир Музаффар в Кермине провозгласил ”джихад” – священную войну против неверных.
Эта новость застала генерал-губернатора в день его отъезда в Петербург, что ещё раз свидетельствует о его нежелании воевать с соседом – откуда он должен был привезти семью: “Генерал Кауфман, садясь в тарантас, чтоб ехать в Петербург, — пишет консул в Кашгаре Н. Ф. Петровский, — узнал о намерении эмира начать враждебные действия; вместо путешествия в Петербург пришлось отправиться к Самарканду”[3].
Нападение – лучшая защита, так решил туркестанский генерал-губернатор, и как пишет в книге “Завоевание Туркмении” участник Самаркандского похода А. Н. Куропаткин: “Предстояло решить, будет ли эта борьба с нашей стороны оборонительная или наступательная. Генерал Кауфман решил, что для оборонительной войны у нас недостаточно войск для прикрытия обширных границ от вторжения противника и для борьбы внутри наших пределов с бухарцами и восставшим населением… Напротив, быстрый и решительный удар, нанесённый бухарцам в центре их сосредоточения, обещал скоро затушить начинавшийся в мусульманском мире пожар”[4]. И как не хотелось Кауфману начинать своё правление с военных действий, но обстоятельства требовали решительности, и в конце апреля 1868 года Туркестанские войска выступают в поход. С винтовкой в одной руке и карандашом в другой отправляется с военным отрядом и Николай Каразин.
Интересно, что в этом походе принял участие и другой знаменитый художник – Василий Верещагин. В отличии от Каразина, он был намеренно приглашён Кауфманом в Ташкент. Летом 1867 года, будучи в Петербурге, выпускник Петербургской академии узнал, что в Туркестан приглашается художник. Как правило, генерал Кауфман, для изучения вверенного ему края, всегда включал в военные экспедиции и гражданских специалистов: художников, учёных, исследователей. При встрече Верещагин показал генерал-губернатору свои работы кавказского цикла. Кауфману, когда-то служившему в тех краях, рисунки понравились, и он распорядился принять художника в ряды экспедиционного корпуса в чине прапорщика, причём художник выговорил себе право не носить военный мундир и быть свободным от воинской дисциплины. Фактически он присоединялся к армии Кауфмана на правах вольного художника, призванного создать пейзажные и этнографические картины, должные проиллюстрировать присоединение к России новых территорий. Впрочем, и Каразин ставил себе такую задачу, правда, неофициально. В дальнейшем Верещагин и Кауфман близко сошлись, о чём Верещагин поведал в своих записках.
Когда начался поход, Верещагин находился в кишлаке Бука в 50 километрах от Ташкента, делая зарисовки. Узнав о начале похода, художник поспешил вдогонку. Недалеко от Самарканда Верещагин присоединился к арьергарду русского отряда, в котором был знакомый ему ташкентский купец Хлудов со своим караваном. Приближаясь к городу, они узнали, что битва за Самарканд была недолгой и уже закончилась. Войска эмира были разбиты, и армия Кауфмана беспрепятственно вошла в город, торжественно встреченная местным духовенством и знатью. В Самарканде Кауфман разделил свои силы: небольшую часть (около 600 человек) оставил в городе, а с остальным отрядом бросился догонять армию эмира. Разделились и художники. Верещагин остался в Самарканде, а Каразин отправился с главнокомандующим. И тому и другому пришлось вскоре принять участие в боевых действиях.
Едва улеглась пыль от копыт и сапог русской армии, отправившейся к Бухаре, как к Самарканду подступило 30-тысячное войско шахризябских беков, а в самом городе вспыхнуло восстание, возглавляемое духовенством. Восемь дней и ночей небольшой русский гарнизон под командованием майора Штемпеля героически защищался, укрывшись в цитадели. Отважно сражался и художник Верещагин.
Отряд Кауфмана 2 июня вышел к Зерабулакским высотам под Каттакурганом, где его уже поджидала многотысячная армия бухарцев. Предстоял последний решительный бой, ставки в котором были необычайно высоки. Эмир Музаффар прекрасно понимал, что последствия поражения будут для него роковыми. Первого июня он обращается к своей армии с воззванием:
“Благодарю вас, верноподданные мусульмане, за труды, уверяю вас, что победа ещё за нами!
Потеря Самарканда и Ката-Кургана для нас ещё небольшая потеря. Мы потомки Тамерлана: мы покажем, как забирать наши земли! Мусульмане, я надеюсь, что вы постараетесь показать кафирам, как мусульмане бьются за веру и отечество. Народ ожидает победы, чтобы, по окончании битвы, встречая вас, он мог говорить, что вы сражались за веру и уничтожили на своей земле кяфиров. На поле битвы будет воздвигнут памятник в честь убитых героев, павших на зера-булакской земле, мусульмане! 125.000 тилей, которых требует в контрибуцию туркестанский генерал-губернатор, будут выданы от меня в награду вам. Я надеюсь, что вы, мои войска, оправдаете моё ожидание, и сотрёте грязное пятно, которое носят на своих халатах самаркандцы. Прощайте, мусульмане, желаю вам успеха”[5].
Не менее значима была победа в этом сражении и для туркестанского генерал-губернатора. В рассказе “Случайность” Каразин пишет: “Надо вам заметить, что мы были приучены к победам лёгким… Появились, постреляли, пошли в атаку, неприятель бежит… Потери наши вздорные!.. До штыков почти никогда не доходило – ну, а на этот раз можно было ждать чего-нибудь посерьёзнее… Видите ли, господа, нас было немного, а перед нами стояла вся бухарская армия, с самим эмиром во главе – и стояла близко… Да что близко!.. Накануне, весь день, их конница наседала на наши аванпосты, со всех сторон охватили, а лазутчики-персы доносили, что и вся гвардия эмира – наёмные афганские бригады, тысяч семь, тут же перед нами и стоят на горах, на крепких позициях… Бой, надо вам сказать, предстоял решительный”[6].
Едва рассвело, сражение началось. Полковник Александр Пистолькорс, командовавший авангардом, под крики “ура” повёл своих солдат в атаку на левый фланг неприятеля. Атаку поддержала артиллерия: “Бичуя воздух, звеня и дребезжа, пронеслась картечь высоко над белыми кепи пехотинцев”, – напишет позже Каразин в своём очерке “Зарабулакские высоты”. Казаки ударили по центру. Не ожидавшие такого напора бухарцы дрогнули и стали в беспорядке отступать. Однако, вскоре оправились, построились и стали отходить организовано, тем не менее неся большие потери. Постепенно отступать стала вся армия Музаффар-хана, бросая оружие и боеприпасы.
К 10 часам утра всё было кончено, высоты были полностью заняты армией Кауфмана. В числе трофеев оказалось артиллерийское орудие и 40 вьючных ящиков со снарядами.
Николай Каразин в этом бою проявил редкое мужество. Во главе своего полубатальона, по приказу генерала Абрамова[7], он повел наступление и стремительными атаками задержал главные силы бухарцев. В рукопашной схватке он сломал свою саблю. После боя, генерал Кауфман, увидев у Каразина в руке только один эфес от сабли, сказал:
— Вы испортили своё оружие поручик, я распоряжусь, чтобы вам прислали другое.
На следующий день Николай получил золотое оружие с надписью «за храбрость».
Доблестно проявил себя при защите цитадели и Верещагин. По возвращении в Самарканд Каразин услышал рассказ о своём сверстнике и собрате по кисти: “Верещагин, — пишет Каразин, — сражался с такой храбростью, с таким презрением к смерти, что возбуждал удивление и восхищение даже в старых вояках. В каком-то фантастическом костюме из когда-то белого холста, в широкополой поярковой шляпе, на манер гарибальдийца, обросший черной, как смоль, бородой, с горящими глазами, Верещагин представлял собой фигуру, которую скоро научились бояться при одном её появлении, но в то же время и нападали на неё с особенной яростью”[8].
Бой на Зерабулакских высотах завершил так называемый Заравшанский поход. Русский отряд не стал преследовать остатки разбитой армии эмира и брать Бухару, да этого и не потребовалось, Музаффар запросил мира. Кауфман, получив сведения о восстании в Самарканде, поспешил обратно и подавил мятеж.
Два года прослужил в Туркестане Каразин. После нескольких ранений, одно из которых задело легкое, здоровье его ухудшилось, и в 1870 году Николай Николаевич выходит в отставку в чине капитана и поселяется в Петербурге. Военная служба не прошла для солдата-художника даром, и вместе с боевыми наградами он увёз из Ташкента массу рисунков, набросков, впечатлений, идей, послуживших ему богатым материалом для дальнейшей живописной и литературной деятельности.
Но в Туркестан Каразин ещё вернётся
(Продолжение следует)
Примечания:
[1] Добромыслов А. М. Ташкент в прошлом и настоящем. Ташкент, 1912.
[2] Каразин Н. Н. На далёких окраинах. СПб, 1872 г.
[3] Н. Ф. Петровский. Туркестанские письма. М; РАН. 2010
[4] Куропаткин А. Н. Завоевание Туркмении. М; Вече, 2022
[5] Лыко М. Очерк военных действий 1868 года в долине Зарявшана. СПб. 1871
[6] Полное собрание сочинений Н. Н. Каразина, т. 4, Издатель П. П. Сойкин, С.-Петербург, 1905.
[7] Абрамов Александр Константинович (1836-1886) — русский генерал, участник Туркестанских походов. Военный губернатор Зерафшанской (Самаркандской) и Ферганской области. Действительный член Императорского Русского Географического общества. Именем А. К. Абрамова назван крупный горный ледник, расположенный на южных склонах Алайского хребта, откуда берёт начало река Коксу, приток реки [Сырдарья)] (южная составляющая реки Сырдарья).
[8] Кудря А. И. Верещагин. М; Молодая гвардия. 2010