Ложь евразийства-2

Первая мировая и гражданская война разделила Россию на советскую и зарубежную. В историографии период между двумя мировыми войнами получил наименование INTERBELLUM или, по-русски, МЕЖВОЙНА. Осмыслению русской национальной зарубежной мыслью процессов и событий, приведших к грандиозным военным столкновениям в истории человечества, их урокам и последствиям посвящен новый проект «Имперского архива» INTERBELLUM/МЕЖВОЙНА. Для свободной мысли нет железного занавеса, и дух дышит, где хочет.

АНДРЕЙ ХВАЛИН 

+

Начало. Ложь евразийства http://archive-khvalin.ru/lozh-evrazijstva/

СУДЬБЫ РОССИИ В ПОЛУЕВРАЗИЙСКОМ ОСВЕЩЕНИИ

Лекция проф. Б.П. Вышеславцева: у евразийцев нет ненависти по отношению к растлителям России.

В евразийском семинаре выступал после проф. Н.Н. Алексеева другой философ права Б.П. Вышеславцев[1]. Пути обоих профессоров скрещиваются с путями евразийскими, но … не всегда, может быть, совпадают.

Что привело проф. Б.П. Вышеславцева к евразийцам? Помимо личных причин (когда профессор читал в Брюсселе, говорит он, «самыми внимательными» его слушателями были евразийцы) общая с евразийцами вера в самобытность (не самобытничество, провинциальное самозамыкание, а самобытность, с особым ударением подчеркивает лектор) будущей русской культуры. Но не той, которая дала уже Пушкина, Толстого, а той, которая ещё будет. Только у евразийцев профессор нашёл это устремление в будущее, этот «творческий эрос»…

Постараемся передать читателю главные положения лекции проф. Вышеславцева на тему «Культура, политика и право». Русский народ, утверждает лектор, призван сказать новое слово, призван стать «третьим Римом». Верить в это отнюдь не самомнение, ибо имеются тому признаки. Это – уверяет учёный профессор – ждут от нас другие народы, недаром проявляющие такой интерес к достижениям русского искусства (тут не малую роль сыграла, быть может, эмиграция). Задача предуказана нам нашим народным духом, нашей территориею, нашими богатствами. Даже сейчас с коммунизмом мы выполняем (?!) эту роль, на своём эксперименте обнаруживая ложность идеи коммунизма.

Есть ещё одно психологическое данное – поверить в мессианство русского народа. Гегемония Германии была потенциальна, она не могла удаться потому, что Германия не умела привлечь к себе сердца. Россия сможет это сделать.

От Запада Россия взяла всё, что можно было, раз от Петра Великого она дошла до коммунизма, этого – как утверждает г. Вышеславцев – чистейшего продукта европейской мысли. Русское западничество с коммунизмом себя закончило. «Коммунисты – последние западники» (sic!).

Что же может дать русский народ? Чтобы приблизиться к таинственной завесе, скрывающей будущее, надо помнить, что для культурных ценностей существует некая иерархия, нарушать которую – великое преступление.

На низшей ступени стоит техническая культура, выше её – государство, право, нравственность и, наконец, конкретное всеединство любви – царство Божие. Над ним – только Бог.

Если этой вершины в культуре нет, то такая культура без культа – ложна. Право тоже не даёт культуре высшей ценности, между тем, как справедливо устроенное государство является, по-видимому, идеалом европейской культуры.

Ясно, как-то выводит отсюда автор, что возможно справедливо устроенное царство дьяволов. У русского народа подход к Богу, подход к справедливости – иной. Выяснению этого иного подхода проф. Вышеславцев обещал посвятить особую лекцию.

Недостаток места не позволяет нам остановиться на любопытных замечаниях лектора о чувстве права у русского народа, как-то совмещающемся у него с пренебрежением к праву (известный парадокс Константина Леонтьева, что русский человек может быть святым, но он не может быть честным!).

В заключительной части своей лекции проф. Вышеславцев доказывал, что, убегая от коммунизма, вовсе не обязательно броситься в объятия «капитализму». Правда, по сравнению с коммунизмом капитализм — счастье; так, по крайней мере, сознается профессор, казалось ему, когда он жил в царстве бесправия и молчания, в СССР. Но нельзя не видеть несправедливостей «капиталистического» строя.

Где найти общественную справедливость, скорее всего, по мнению г. Вышеславцева, скажет Россия, хотя бы потому, что она пережила и изжила коммунизм. Раз та доза коммунизма, которую Россия себе привила, не убила её – а страна была на краю гибели, то получился такой иммунитет, какого нет у европейских народов, даже у Италии с её фашизмом.

В пользу того, что в России не будет чистого «капитализма», говорит, по мнению лектора, то, что Россия — страна земледельческая.

— Мне не совсем понятно, — между прочим сказал лектор, — что евразийцев подозревают в симпатии к коммунизму.

Действительно, скажем мы, давно пора выяснить этот пункт, тем более существенный, что наиболее обильную пищу для таких «подозрений» дают своими писаниями и речами сами евразийцы.

Во всяком случае, если у евразийцев – поверим проф. Вышеславцеву и скажем его излюбленным словом – нет «эроса» (любви по-русски) к большевикам, то у них нет ни «святой», ни вообще, никакой ненависти по отношению к растлителям России.

Мих. Лавда.

«Возрождение» (Париж). № 608, 31 января 1927.

+

ЕВРАЗИЙСКОЕ ПРИЯТИЕ СОВЕТЧИНЫ

В семинаре профессора Л.П. Карсавина

В «Евразийском Семинаре» закончился цикл лекций проф. Л.П. Карсавина[2] об «Основах политики». Две последние лекции, на которых довелось быть мне, были посвящены по признанию самого лектора «самому трудному моменту всего цикла». Темой же их был вопрос о строении идеального государства.

Начиная свою предпоследнюю лекцию, г. Карсавин сразу же вступил в резкую полемику с эрдеками, имея в виду недавнее публичное выступление в Париже Г.Д. Гурвича, говорившего об «евразийской чеке». Эрдеки подверглись резкой критике за свой релятивизм и индивидуализм.

Последняя лекция проф. Карсавина так же началась, как и предыдущая, с предупреждения, что в этот вечер должна быть разрешена «самая трудная часть поставленной задачи», так как «предстоит произвести «соприкосновение выводов из теории с действительностью» и так как это «соприкосновение» приводит к оценке «существующего факта, из которого должен исходить всякий» – из Союза Советских Социалистических Республик», то есть СССР. Из этой лекции мы узнали от лектора, что СССР с точки зрения евразийского учения о государстве является «в несовершенной форме» той опосредствованной демократией», «демотией» (от demos, народ. Свойственный народу; благоприятствующий ему – А.Х.) «народностью», «государственно-организованной демократий», которая должна противопоставляться, как положительное явление, современному капиталистически-буржуазному западному демократическому государству, являющемуся, в сущности, несносной капиталистической олигархией.

Проф. Карсавин был, нужно сказать, чрезвычайно осторожен, занимаясь этим сопоставлением своей теории с коммунистической практикой, и не однажды подчёркивал, что диктатура коммунистической партии представляет собой уродство. Но присутствовавшие на лекции призывались понять и согласиться, что «читая советскую конституцию, можно подумать, что в ней отражается подлинное народоправство», что «основные черты государственного строя современной Евразии существуют сейчас в искажённом виде, но, несомненно, правильны», что «русская государственность должна быть не парламентарной демократической, а демотической, советской».

Были и такие признания профессора-евразийца:

— Евразийская идеология не коммунистическая и не капиталистическая, а третья… — Новое должно исходить из действительно существующего факта. Нельзя систематически разрушать старое. Можно только исправлять старое. А потому необходима единая и сильная власть, которая способна канализировать пафос революции. От революции народ не устал, народ испытывает приток новых сил, и его нужно направить… Если невозможна борьба с революционной стихией во время разгара, то когда она начинает входить в берега, разумное овладение происходящим процессом настоятельно необходимо….

— К этому и призвано грядущее евразийское правительство, тем более, что «евразийцы психологически «совсем невраждебны» к этому «старому», т. е. коммунистическому-большевицкому. Они понимают, что именно обнаруженная большевизмом «неразборчивость в выборе средств и жестокость только и могли создать в то время порядок», что это было неизбежным историческим фактом. Евразийцы этого не одобряют, но понимают. «Насилия были неизбежны при выходе из анархии». «Коммунисты должны были творить национальное дело, хотя и вопреки самим себе. А теперь эта власть и не может проделывать таки штуки, как прежде. Отступиться от нэпа она не может. Она действует только на идеологическом фронте, но, ведь, на спинах профессоров и учёных можно станцевать какой угодно танец — всё стерпят»…

Заканчивая свою лекцию, профессор-евразиец уже прямо без всяких обиняков провозгласил, что то, что в нашей несчастной родине «наметилось», «оправдывается евразийскими идеями», что «основы соответственного государственного строя уже заложены» и что для евразийцев отсюда проистекает: 1) «задача не только борьбы с коммунистами, но и широкой культурной работы», 2) «задача борьбы не только против коммунистов, но и против сил старой русской общественности».

После обеих лекций был и обмен мнений, но говорили только евразийцы или «полуевразийцы» (не совсем еще выпяченные) и, по большей части, ограничивались комплиментами по адресу своего евразийского учителя-философа.

Lollius.

«Возрождение» (Париж). № 657, 21 марта 1927 г.

 

Примечание:

[1] Вышеславцев Борис Петрович (1877-1954) – русский философ, религиозный мыслитель, магистр государственного права, профессор Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже. Из семьи присяжного поверенного Московской судебной палаты, кандидата права Петра Александровича Вышеславцева. В 1895 году с отличием закончил 3-ю московскую гимназию и в 1899 году юридический факультет Московского университета. В 1908 году сдал магистерский экзамен и был командирован за границу, работал в библиотеках Гейдельберга, Рима, Парижа. Затем, с перерывами, жил за границей ещё два года. С 1917 года — профессор философии права Московского университета. После революции участвовал в работе Вольной академии духовной культуры в Москве, где сблизился с Н.А. Бердяевым.

В 1922 году Вышеславцев эмигрировал из России в Германию, где до 1924 года преподавал в основанной Н.А. Бердяевым «Религиозно-философской академии», затем вместе с Академией переехал в Париж. В 1927-1943 годах профессор Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже, где преподавал историю новой философии и нравственное богословие.

Во время Второй мировой войны Вышеславцев переехал в Германию. Неприятие Вышеславцевым советской власти явилось причиной сотрудничества с нацистскими пропагандистскими органами и публикации в антикоммунистических сборниках. После войны, спасаясь от французского суда, он был вынужден перебраться в Швейцарию. В 1950-е годы сотрудничал с Народно-трудовым союзом (НТС).  Умер в Женеве 5 октября 1954 года.

[2] Карсавин Лев Платонович (1882-1952) — русский религиозный философ, историк-медиевист, поэт. Родился в семье актёра балета Мариинского театра. Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета (1906). С 1909 года преподавал в Историко-филологическом институте (профессор с 1912 года, инспектор с 1914) и на Высших женских (Бестужевских) курсах; приват-доцент Петербургского университета (с 1912 года), затем профессор (с 1916 года). Участник петроградского «Братства Святой Софии» (1918-1922). Был одним из членов-учредителей Вольной философской ассоциации (Вольфила, 1919-1924). В 1921 году избран профессором Общественно-педагогического и правового отделений факультета общественных наук Петроградского университета, председателем Общественно-педагогического отделения. В августе 1922 года был арестован и приговорён к высылке за границу без права возвращения.

Выслан из советской России в ноябре 1922 года вместе с группой из сорока пяти деятелей науки и культуры и членами их семей в Германию. В Берлине был избран товарищем (заместителем) председателя Бюро Русского академического союза в Германии, стал одним из организаторов, затем сотрудником Русского научного института. С 1926 года жил в Кламаре под Парижем. Примкнул к евразийскому движению: возглавил Евразийский семинар в Париже, был членом редколлегии газеты «Евразия» (1928-1929) и её ведущим автором, участвовал в евразийских сборниках.

С 1928 года жил в Каунасе; в 1928-1940 годах профессор всеобщей истории университета в Каунасе (с 1929 года преподавал на литовском языке). После присоединения Литвы к СССР остался в стране. С переводом гуманитарного факультета университета в Вильнюс (1940) стал профессором Вильнюсского университета.

В 1944 году советскими властями отстранён от преподавания в Вильнюсском университете. В 1949 году арестован и обвинён в участии в антисоветском евразийском движении и подготовке свержения советской власти. В марте 1950 года приговорён к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Умер от туберкулёза в спецлагере для инвалидов в посёлке Абезь Коми АССР.