Ложь евразийства

ЖЕЛАНИЕ СОВРЕМЕННОЙ ЕВРОПЫ

Западноевропейские источники евразийства. Изготовлено оно было на западе Европы во вред России.

Духовная жизнь русских в рассеянии рядом с отрадными явлениями, как, например, подъём религиозного и национального сознания, породили и уродливые явления. Таково евразийство. Его вожди внушают неискушённой молодежи новое понимание русской истории, русской географии и русского призвания. Русская история, оказывается, пошла совсем не из Киева, а из туранских степей. Счастливейшим временем жизни России, оказывается, было так называвшееся до сих пор татарское иго. Москва получила наследие не Киева, а Чингисхана. «Московский улус», Кремль – это перекочевавшая в Москву ханская ставка. Такая философия русской истории во многом совпадает с историческою схемою украинского самостийника проф. Грушевского, тоже отрывающего Москву от Киевской Руси. Русская география, по учению евразийцев, состоит в том, что «месторазвитием» России оказывается «монголосфера». В современном положении России евразийцы не усматривают порабощения народа интернационалом западноевропейского толка, навязывающим русскому народному сознанию идеи немецкой книги, написанной вестфальским уроженцем Карлом Марксом, а русскому языку партийный жаргон западных социалистов. Они усматривают возрождение «не выдуманной славянской или варяжско-славянской, а настоящей русско-туранской России – Евразии, преемницы великого наследия Чингисхана». Евразийцы приветствуют отпадение от России западных областей, ибо они «в монархию Чингисхана не входили». Русское призвание они видят не в России, а в Евразии. Её духовная основа – некое православно-мусульманское «бытовое исповедничество». Её устройство и управление – сочетание традиции Золотой Орды с большевицкими советами. В ожидании евразийцы усвоили советское правописание и отыскивают утешительные и здоровые проявления не столько в условиях русского народа сбросить с себя ярмо коммунистов, сколько, напротив, в политике и администрации этих самых коммунистов. Всё это провозглашается, как выражение русской самобытности и противополагается романо-германскому западу.

Однако отношение евразийцев к западу отличается двойственностью. Они клянут его и призывают к разрыву с ним. Но они же пользуются его гостеприимством. Более того, как ими самими было публично заявлено на одном открытом евразийском собрании в Праге, которое было специально посвящено вопросу о материальных средствах евразийства и на которое особыми повестками приглашались даже недоброжелатели евразийства, они издают свои книги при денежной поддержке западноевропейских меценатов. Но и этого мало. Их учение питается и духовными источниками западного происхождения. В новизне их мнимо-самобытных утверждений сказывается старина некоторых специфически западных попыток решения русского вопроса. Так, как вожди евразийства не знают, или умалчивают об этом, и помещают на своих книгах высокомерное заявление, что «европейское не цитируется», то да будет нам позволено привести несколько соответственных цитат.

Западные предтечи евразийцев могут быть подведены под три категории. Первую, наименее характерную, представляют те, сравнительно редкие случаи, когда романо-германцы желали подражать туранцам или когда они провозглашали себя потомками туранцев, дошедших в V веке под предводительством Атиллы до Франции, которая чуть не стала Франко-Азией; что, несомненно, повлияло на этнический состав западной Европы (между прочим, многие французы называют Клемансо монголом за его выдающиеся скулы). В первом отношении канцлер Пакье удостоверил, что «Чингисхан больше нравился воображению Наполеона, чем Цезарь». Так как Атилла был включён в германские легенды о Нибелунгах, то новейший Зигфрид, Вильгельм II, посылая немецкую карательную экспедицию в Китай, уподобил её гуннам, а самого себя «бичу Божию» Аттиле. Во втором отношении заслуживает внимания заявление Ришпена, в собрании стихов, красноречиво озаглавленных «Богохульство». Он заявил, что он не француз, а туранец: «Да, это мои предки. Хотя я живу во Франции, но я и не латинянин и не галл. У меня тонкие кости, жёлтая кожа, медные глаза, бедра наездника и презрение к законам. Да, я их ублюдок. Их кровь кипит в моих жилах; их кровь дала мне… отвращение к идеалу и жажду пустоты».

Вторую категорию образуют те романо-германцы, которые пытались внушить русским, что их призвание не в Европе, а в Азии, которую они должны цивилизовать. В дневнике Пушкина отмечен «любопытный разговор» с Блайем: «Долго ли вам, — сказал этот английский дипломат,- распространяться. Ваше место Азия; там совершите вы достойный подвиг сивизации» (т.е. цивилизации – А.Х.). Спустя два года, в 1835 г., Чаадаев писал А.И. Тургеневу: «Люди Европы странно заблуждаются. Вот, например, г. Жуффруа учит нас, что мы предназначены цивилизовать Азию. Они упорствуют в предоставлении нам востока; в силу какого-то инстинкта европейской национальности они нас отбрасывают на восток, чтобы нас больше не встретить на западе».

Таким же непрошеным советником России был и Вильгельм II. В 1895 г. он писал Императору Николаю II: «Несомненно, что для России великою задачею будущего является дело цивилизации азиатского материка». В 1898 г. он  писал «адмиралу Тихого океана»: «Теперь, собственно говоря, ты хозяин Пекина», — и старался внушить своему русскому корреспонденту евразийское отвращение к Европе, которая «вся пропитана зловонием».

Наибольшего внимания заслуживает третья категория западных предтеч русских евразийцев. Сюда относятся делавшиеся на западе Европы утверждения, что Россия это не Европа, а особый монгольский или туранский мир. Это началось ещё в XVII столетии. В 1684 г. «Journal des Scavans» («Журналь дэ саван», фр. «журнал учёных», с 1816 года — старейший научно-литературный журнал Европы – А.Х.) противопоставлял Европе Московию, сблизившуюся с Китаем, татарскими землями и Туркестаном. Если бы был доведён до конца предпринятый М. Слонимом русский перевод воспоминаний Казановы, то русский читатель узнал бы, что этот порнографический писатель и авантюрист смотрел на Россию как на Евразию, считал язык москвитян «чисто татарским диалектом» и отмечал сочетание в русской культуре татарских и византийских элементов. В 1842 г. швед Ретциус отнёс русских, а заодно и всех славян, к туранскому племени, что на наших глазах продолжает австриец Отмар Шпанн, именующий чехов татарами. Ненавистник России польский эмигрант Ф. Духинский утверждал, что «москали» это даже не великороссы, а туранцы. Они не имеют права именоваться русскими, ибо сие имя по праву принадлежит только малороссам и белорусам, которые должны быть объединены Польшею в одно враждебное москалям государство с границею, проходящею по Днепру и Западной Двине. Заслуживает внимания, что эту теорию отвергали не только русские учёные, как Пыпин, Костомаров и Ламанский, но даже и польские, как например, Бодуэн-де-Куртенэ, в особой брошюре осудивший Духинского, по поводу торжественного празднования в 1886 г. юбилея его деятельности. Зато идеями Духинского широко воспользовались немецкие и особенно французские публицисты и учёные.

В конце шестидесятых годов (XIX в. – А.Х.), накануне нападения Пруссии на Францию, французское общественное мнение в силу какого-то невероятного ослепления видело в России угрозу и для себя и для всей Европы, извлекло из-под спуда мифическое завещание Петра Великого о завоевании Европы и считало своим призванием предостеречь Европу от русской татарщины. При этом Ренан проявил столь брезгливое отношение к этой татарщине, что утверждал: «Смерть француза – это происшествие в моральном мире; смерть казака – это только физиологическое явление». В связи с польским восстанием 1863 г. и особенно после 1867 г., быть может, под влиянием страха, навеянного Славянским съездом в Москве, во Франции появился ряд книг, утверждавших на основании данных Духинского и собственных домыслов, что у России нет ничего общего ни с Европой, ни с европейскими славянами, ибо русские – это туранцы. Тальбо в книге «Европа для европейцев» (1867 г.) исключал из Европы русских – «этих уральских татар, которые сами себя назвали русскими, а потом славянами». Он же утверждал, что Россия, которая именует себя христианской, наполовину страна мусульманская». Ревиль утверждал: «Казак, татарин, монгол – вот враг нашей расы». Анри Мартэн всецело примкнул к учению Духинского. Он признал всех русских туранцами, не исключая и Петра Великого, этого татарина – преемника Аттилы. Его взгляды распространял в Германии немец Кинкель, доказывавший, что дух и предания Европы доходят только до Двины и Днепра», и что «московиты отнюдь не славяне, но частью финского, частью турецко-татарского, вообще – туранского происхождения». Он же доказывал необходимость отделения от России её балтийских провинций и восстановления польско-литовского государства до Днепра. По поводу всей этой евразиации России западными писателями и её практических последствий проф. Влад. Ив. Ламанский писал: «О том, что московиты не славяне, и о том, как это важно в научном и политическом отношении, говорят публично во французском Сенате, в учёных обществах в Париже, в географическом, этнографическом и антропологическом, французское министерство народного просвещения (Дюрюи) в 1863 г. принимает меры для введения главных результатов этого учения в курс преподавания географии и истории в казённых учебных заведениях. В 1865 г. австрийское министерство народного просвещения особенно рекомендует очерк всеобщей истории, составленный Зранским, профессором военной академии, где именно указывается на племенное различие славян и московитов».

Таким образом, учение о том, что Рoссия – это не европейская держава, как утверждал наказ Екатерины II, а внеевропейская туранская Евразия, было уже готово, когда ещё не родились вожди современного русского евразийства. И изготовлено оно было на западе Европы во вред России. После великой войны оно на западе же возродилось с силою и славою. Послав в Россию в запломбированных вагонах тех, кто ныне исполняет в ней должность Чингисхана и его баскаков, Германия заключила с ними в Брест-Литовске не только «похабный», но и евразийский мир, отбрасывавший Россию на восток. Бывшие западноевропейские союзники России после колебаний тоже присоединились к этому. Сейчас пропагандируются европейские штаты, или Всеевропа без России. Это – Паневропа гр. Коуденгове-Калерги. Хотя в его жилах течёт много евразийской крови от отца мадьяра и матери японки, он, как добрый европеец, доказывает необходимость выключить (ausschalten) Россию из Европы, как промежуточную между Паневропою и Паназиею – Евразию. Его единомышленники озабочены приисканием славистов, которые согласились бы за хорошее вознаграждение сочинить особый искусственный язык для западных славян с исключением языка русского. Наконец, в самые последние дни некоторые английские политики, по-видимому, обдумывают мечту Духинского об общеевропейском авангарде в виде Польши, подкреплённой Белоруссиею и Украиною. Как это очевидно для всякого из нас, кто имеет очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, многие в Европе не очень-то хотят, чтобы Россия возродилась, как великая европейская держава, защитница славян и участница в решении судеб Европы. Предпочитают, чтобы, потеряв связь с Балтийским и даже Чёрным морем, отрезанная от своего бывшего запада и своего бывшего юга, она ушла в степь и тундры и вместо того, чтобы продолжать развивать свою культуру, столь богатую общечеловеческими сокровищами, пребывала на первобытном уровне времён Чингисхана.

Можно себе представить, каким неожиданным и ценным подарком для запада оказался «органический поворот к Азии», проповедуемый нашими евразийцами. Отцом их мысли является желание современной Европы. Вот почему ими так интересуются именно на западе. Вот почему именно запад предлагает им данайские дары. Кроме русского евразийского издательства, в Вене существует немецкое издательство «Евразия», в котором деятельное участие принимает известный враг России Оссендовский.

Трудно ожидать, чтобы всё сказанное могло образумить вождей евразийства. Они слишком ангажированы, слишком опьянены своим успехом скандала, и им не достает того критического к себе отношения, которое позволяло столь ненавистному им Петру Великому признаваться: «сие нами неосмотря учинено было». Но за вождями идёт евразийская молодёжь. Это та молодёжь, которая проливала свою кровь совсем не за Евразию, а за великую культурную Россию. Теперь эта молодёжь выброшена на запад, духовно дезориентирована и жаждет руководства. Она чрезвычайно болезненно воспринимает беспримерный эгоизм запада по отношению к бедствиям России. Всем сердцем, всем помышлением она рвётся к России. Вполне ли сознают свою ответственность те, которые бедствию и игу наших дней противопоставляют идеализацию не меньшего бедствия и ига прежних времён и которые питают алчущую и жаждущую правды молодёжь отравленными плодами западноевропейской ненависти к России, выдавая их за лучшие чаяния молодой, возрождающейся родины. Почему вожди евразийства не разбирают в своих семинарах Духинского, Мартена, Кинкеля, Коуденгове-Калерги? Почему, идеализируя татарский период нашей истории, они не знакомят нашу молодёжь с тем, что о нём писали очевидцы, наши летописцы? Ведь, тогда эта молодёжь стала бы им задавать и такие вопросы: кому следует сочувствовать, когда после поражения при Калке татары пировали на досках, под которыми стонали раздавленные русские князья, пировавшим или стонавшим? Или, если земляк пражского вождя евразийцев князь Михаил Черниговский был замучен в Золотой Орде, кого надо почитать – замученного или мучителей? Когда Дмитрий Донской бился на Куликовском поле, кто был прав, он или те русские князья, которые изменнически подкрепили татарские ряды? Неужели Иоанн III не должен был провозгласить – долой татарское иго? Неужели вместо сочувствия Ипатьевской летописи, описывающей ужас киевлян, когда «бе Батый у города и не слышати от гласа скрипания телег его, множества ревения вельблуд его и ржания от гласа стад конь его», надлежит с восторгом повторять вместе с анонимным автором изданной в Берлине книги «Наследие Чингисхана»: «Словно по всей России опять, как семьсот лет тому назад, запахло жженным кизяком, конским потом, верблюжьей шерстью – туранским, кочевым»? Объясняют ли вожди евразийства своим ученикам, что семьсот лет тому назад это «туранское, кочевое» несло разрушение матери русских городов?

Мы, бывшие профессора русских университетов, несём большую нравственную ответственность за то, что часть нашей молодежи, не послушавшись нас, ударилась в евразийство. По-видимому, мы не сумели подойти к ней и удовлетворить её духовные запросы. Это наш грех. Но не больший ли грех совершают те вожди евразийства, которые сами в своё время обильно вкусили от плодов общеевропейской цивилизации и культуры и доныне не без тщеславия щеголяют хорошим знанием западного искусства, философии, истории? Теперь они же пользуются своим пребыванием на западе не для того, чтобы знакомить молодежь с тем, что есть хорошего на западе, и не для того, чтобы прививать молодежи уважение к нашей культуре, которой теперь удивляется весь мир, а для того, чтобы прославлять некультурность и дикость из недр СССР, вызывать не великую и возрождённую Россию, а ту куцую, жалкую степную Евразию, о которой давно мечтали наши злейшие враги.

Е. Спекторский[*]

«Возрождение» (Париж). № 723, 26 мая 1927 г. 

Примечание:

[*] СПЕКТОРСКИЙ Евгений Васильевич (1875-1951) – русский социальный философ, правовед, теоретик культуры. Родился в семье мирового судьи. Окончил гимназию в Радоме (Польша), поступил на юридический факультет Варшавского университета. В 1898 получил степень кандидата права за работу «Жан Жак Руссо как политический писатель» и был оставлен при кафедре государственного права для подготовки к профессуре. В 1901 командирован за границу, работал в библиотеках Парижа, Берлина, Геттингена, Гейдельберга. По возвращении (1903) доцент кафедры энциклопедии и истории философии права. После защиты магистерской диссертации в Юрьевском (Дерптском) университете (1910) был приглашен профессором в университет Св. Владимира в Киеве (1913). В 1917 получил степень доктора права в Московском университете; в 1918 избран деканом юридического факультета, затем ректором Киевского университета. В 1920 Спекторский эмигрировал в Югославию, где до 1930 был профессором Белградского университета с перерывом в 1924–27 гг., когда он был профессором и деканом юридического факультета Русского университета в Праге. С 1930 профессор в Люблянском университете. С 1945 в Италии, где два года провел в лагерях для «перемещённых лиц». В 1947 приглашён в Нью-Йорк при организации Свято-Владимирской православной духовной семинарии, где был профессором до своей смерти. Первый председатель Русской академической группы в США.

Наиболее важной философской работой является двухтомное исследование «Проблема социальной физики в 17 в.» (Варшава, 1910). Спекторский анализирует концепции природы человека, теории гражданской и политической жизни Гоббса, Спинозы, Гроция, Коменского, Пуффендорфа и др. В ряде сочинений Спекторский предложил программу семантики социальных наук, под которой понимал генетический анализ их понятий, взятых в контексте истории социальных идей. В опубликованной в 1925 в Праге книге «Христианство и культура» обосновал положительное значение христианства для различных областей духовной, социальной и материальной жизни. Будучи знатоком истории русской культуры, оставил работы о крещении Руси, о Петре I, о школах в русском государствоведении, о западных источниках евразийской доктрины, о Ломоносове и Пушкине, Достоевском и Толстом, Тургеневе и Чехове. Автор учебников «История социальной философии» (Любляна, 1932; на словенском яз.), «Начала науки о государстве и обществе» (Белград, 1927; на рус. и сербском яз.) и др.