Крестный путь
Первая мировая и гражданская война разделила Россию на советскую и зарубежную. В историографии период между двумя мировыми войнами получил наименование INTERBELLUM или, по-русски, МЕЖВОЙНА. Осмыслению русской национальной зарубежной мыслью процессов и событий, приведших к грандиозным военным столкновениям в истории человечества, их урокам и последствиям посвящен новый проект «Имперского архива» INTERBELLUM /МЕЖВОЙНА. Для свободной мысли нет железного занавеса, и дух дышит, где хочет.
АНДРЕЙ ХВАЛИН
+
КРЕСТНЫЙ ПУТЬ
Русская зарубежная пресса в десятую годовщину Екатеринбургского злодеяния и Голгофской победы святой Царской Семьи.
В десятилетнюю годовщину Екатеринбургского злодеяния – как скорбно вспоминается этот путь, Голгофа покойного Государя и его семьи. Кажется, никогда на протяжении всей истории народов не было трагедии ужаснее и, в то же время, не была запечатлена трагедия образом более безропотного мученичества…
Материалов за 1917-18 г.г. опубликовано достаточно, особенно в советских изданиях, пусть в последних много лжи, советских беззастенчивых искажений, передержек – никакими клеветническими разоблачениями, никакой ложью революционной ненависти не затемнить правды о Государе-мученике, бестрепетно-стойко, до конца несшем свой крест, с не поколебленной до конца верой в Высший Промысл.
Нравственную силу этой стойкости ощущали все соприкасавшиеся так или иначе с царской семьей в последние роковые полтора года. Ощущали даже коммунисты-тюремщики. Самые предубежденные из них и те, по советским источникам, поддавались «разлагающему» обаянию подвига… В Тобольске и Екатеринбурге пришлось несколько раз менять состав караулов, а когда чекист Юровский готовился к убийству, – он оставил в Ипатьевском доме лишь десять латышей и десять военнопленных австрийцев и немцев. Все коммунисты-русские оказались ненадежными; их удалили – даже охрану из добровольцев рабочих. Сам «комендант» Авдеев был арестован…
Время стирает всё. Многих русских уже и теперь меньше волнует, как будто, кровавая повесть о царской семье после отречения Государя. Об этом много свидетельств в печати и некоммунистической. Долг всех нас, не забывших, долг перед собственной совестью – вспомнить и напомнить.
+
После отречения Государь в течение нескольких дней не мог выехать из Могилёва. Железнодорожные пути были отрезаны. Императрица, проживавшая с детьми в Царском Селе, долго не отдавала себе отчёта в совершившемся. Точных сведений во дворец не проникало – вокруг сомкнулась глухая стена. Положение ещё осложнялось болезнью великих княжон и наследника. Только через десять дней Государь вернулся. Один из свидетелей так описывает его встречу с Императрицей: «Обнявшись, с просветлевшими лицами, не обменявшись друг с другом ни одним словом, они прямо прошли в комнату детей». А сам Государь записал в дневнике: «Они все (больные дети) лежали в тёмной комнате»…
Теперь жуткими кажутся эти простые слова! В них как бы вещий знак дан Государю, образ мученичества, будто перед ним судьба приподняла внезапно завесу: «Они все лежали в тёмной комнате». И он принял судьбу со спокойствием непререкаемой веры. В заточении Царского Села, в тесном кругу семьи, обычный ход жизни, полный забот Государя о детях, продолжался. Из его дневника, из записей его друзей и врагов мы знаем, как протекала эта затворнически однообразная и полная нравственных пыток, отлучённая от России жизнь, прерываемая время от времени актёрскими наездами Керенского или грубыми выходками солдатской охраны, а то и прямыми оскорблениями нового революционного «начальства»… Ни жалоб, ни уныния, ни злобы. Церковные службы, занятия с детьми, ненарушимый порядок. «Урок географии Алексею, — читаем в царском дневнике, — вечером чтение вслух по-английски, отбор вещей, «если придётся уезжать в Англию», чтение «Истории Византийской империи», «Россия на Дунае».
Только 8 марта 1917 года, в последней день пребывания в Могилёве Государя покинуло его обычное самообладание и он писал:
«В 10 ¼ ч. пошёл в дом дежурства со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка – сердце у меня чуть не разорвалось. (…) Тяжело, больно и тоскливо…»
+
В августе 17-го года императорская семья была перевезена в Тобольск. Сибирское заточение продолжалось девять месяцев. Здесь условия жизни становились с каждым днём тягостнее. Тюремный надзор и страшные вести об общей разрухе, об успехах немцев, о гибели России. Великий князь Алексей часто болел. Душевное состояние Императрицы ухудшалось… Сколько пришлось за эти девять месяцев вытерпеть Государю и всей семье тревог, лишений, оскорбительного произвола от тюремщиков, последовательно заменявшихся всё более надёжными негодяями, – ведомо одному Богу. От иных подробностей, приводимых Жильяром (учитель Цесаревича Алексея – А.Х.) в его книге, кровь стынет. Но и тут, в условиях ужасающей, последней пытки за Россию, раздираемую великими бедами, и за семью, которую он, семьянин примерный, любил с редкой самозабвенностью, и тут, чувствуя свою обречённость, в предельной одинокости сибирского застенка, Государь не изменил стойкости своей, не предался отчаянию, покорно верил – несмотря ни на что.
В этом отношении дневник Государя – документ необычайный. Мы все его читали, строка за строкой, поражаясь какой-то беспримерной отрешённости этих записей от событий действительности. В них – за всё время, с минуты отречения почти до самой смерти, – мы находим лишь несколько замечаний, касающихся общеполитических вопросов. Вспомним одно из таких мест – несколькими сжатыми фразами как бы вырывается наружу долго преодолевавшееся страдание. Запись совпадает с днём годовщины отречения Государя:
«Тобольск. 2/15 марта 1918 года. Вспоминаются эти дни в прошлом году в Пскове и в вагоне. Сколько ещё времени будет наша несчастная родина терзаема внешними и внутренними врагами? Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать. А все-таки, никто, как Бог. Да будет Его Святая воля!».
+
30-го апреля и 22-го мая двумя эшелонами была перевезена императорская семья в Екатеринбург в сопровождении врача Боткина и еще нескольких, оставшихся до конца верными, слуг. Неслыханное избиение произошло в ночь с 16-го на 17-е июля.
Последние месяцы жизни в Екатеринбурге были для узников непрерывной мукой. Приставленная к ним стража не церемонилась. Из воспоминаний чекиста Авдеева мы знаем, каким издевательствам и оскорблениям они подвергались. Революционное «начальство», готовясь к последнему удару, старалось разжечь изуверскую ненависть в палачах к царственной жертве. Это вызывалось и местными обстоятельствами. Один из непосредственных участников злодеяния, Медведев, в своём показании на следствии, производившемся по приказу адмирала Колчака, удостоверил, что и в Екатеринбурге, как перед тем в Тобольске, отношение к узникам со стороны населения резко менялось не в пользу палачей. Юровский (главный исполнитель преступления) опасался открытого мятежа. Вот почему, отчасти, и принял он чрезвычайные меры «сокрытия следов». Трупы убитых были распилены на куски. И сожжены, при помощи серной кислоты и бензина, на лесной поляне близ заброшенной шахты. Известно также, что комиссар Войков (позднее варшавский полпред) в своё время заявлял: «Мир никогда не узнает, что мы сделали с ними»…
Но мир узнал. Сейчас мы располагаем рядом бесспорных фактов. В двухтомной работе Дитерихса («Убийство царской семьи». Владивосток. 1922 г.) собраны обширные материалы. Важные дополнения к ним, опубликованы и другими авторами. Со временем, конечно, заполнится оставшийся пробел в сведениях о последних двух неделях жизни царской семьи, и мы узнаем, известны ли были Государю приготовления Юровского к убийству. Пока мы не знаем. Дневник Государя (появившийся в XXVII т. «Красного Архива») обрывается с первого же дня приезда в Екатеринбург Юровского.
Можно догадываться и о причинах этого пропуска. В напечатанных всего месяц назад (т.е. в июне 1928 г. – А.Х.) воспоминаниях чекиста Авдеева сбивчиво рассказывается о попытках прибывшего из Москвы уполномоченного ВЦИКа Яковлева увезти Государя из Тобольска не в Екатеринбург, а в Омск. Это показание вновь ставит перед нами вопрос, поднятый г. Жильяром ещё в 1921 году. В своей книге, как известно, г. Жильяр утверждает, что перед отъездом из Тобольска, появившийся с полномочиями от Свердлова Яковлев вёл какие-то переговоры с Государем, причём будто бы ему гарантировал выезд заграницу при условии признания Брест-Литовского мира…
Этот единственный пропуск в опубликованных большевиками полностью дневниках Государя (за все предыдущие годы) делает ещё вероятнее предположение, что в последние дни свои, в конце крестного пути, выстрадав всё, что человек может выстрадать, Государь всё же предпочёл мученическую смерть измене себе, своей совести, своему долгу.
В подвальном помещении, где совершилось злодейство, один из его участников, по-видимому, немецкий военнопленный, написал на стене заключительные строки из гейневского «Валтасара»:
Besaljar[1] ward (aber) in selbiger Nacht
Von seinen Knechten umgebracht[2].
Надпись была обнаружена следователем Омского правительства. Страшный холод вечности в этом библейском напоминании.
В. Левитский
«Возрождение» (Париж). № 1141, 17 июля 1928 г.
Примечание:
[1] Так в газетном тексте. В оригинале у Гейне – Belsazar.
[2] Надпись на немецком языке, сделанная на обоях южной стены подвальной комнаты, в которой было совершено убийство Государя Николая Второго и Царской Семьи с верными слугами, отсылает к 21-ой строфе известного произведения немецкого поэта Гейне «Belsazar». Настенная надпись отличается от подлинной строфы у Гейне написанием имени вавилонского царя Валтасара и отсутствием союза «aber» (русск. но, а, и), что собственно не изменяет её основной смысл, восходящий к библейскому тексту 5-ой главы книги пророка Даниила.
Один из поэтических переводов знаменитой поэмы Г. Гейне «Валтасар», сделанный М. Михайловым:
«Полночный час уж наступал; Весь Вавилон во мраке спал. Дворец один сиял в огнях. И шум не молк в его стенах. Чертог царя горел как жар: В нем пировал царь Валтасар, — И чаши обходили круг Сиявших златом царских слуг. Шел говор: смел в хмелю холоп, Разглаживался царский лоб, — И сам он жадно пил вино. Огнем вливалось в кровь оно. Хвастливый дух в нем рос. Он пил И дерзко божество хулил. И чем наглей была хула, Тем громче рабская хвала. Сверкнувши взором, царь зовет Раба и в храм Иеговы шлет, И раб несет к ногам царя Златую утварь с алтаря. И царь схватил святой сосуд. «Вина!» Вино до края льют. Его до дна он осушил И с пеной у рта возгласил: «Во прах, Иегова, твой алтарь! Я в Вавилоне бог и царь!» Лишь с уст сорвался дерзкий клик, Вдруг трепет в грудь царя проник. Кругом угас немолчный смех, И страх и холод обнял всех. В глуби чертога на стене Рука явилась — вся в огне… И пишет, пишет. Под перстом Слова текут живым огнем. Взор у царя и туп и дик, Дрожат колени, бледен лик. И нем, недвижим пышный круг Блестящих златом царских слуг. Призвали магов; но не мог Никто прочесть горящих строк. В ту ночь, как теплилась заря, Рабы зарезали царя».
В различных изданиях библейских текстов на английском и немецком языках, как и во многих изданиях произведений самого Г. Гейне, встречаются разные написания имени Валтасара — вавилонского царевича (царя) VI в. до Р. Х., старшего сына и соправителя последнего царя Вавилонии Набонида. Он управлял страной и частью армии во время пребывания своего отца в аравийской Тейме. Вопросу написания имени вавилонского царя Belsazar – Belsatzar, как и фразе в целом, было уделено немалое внимание людьми, интересовавшимися расследованием убийства Царской Семьи. Филологи хорошо знают факты вариативного употребления имён собственных в разных языках.
Интересно отметить, что пророк Даниил в Вавилоне по местной традиции получил имя Валтасар: Даниил был переименован в Валтасара, что в переводе с халдейского означало «хранитель сокрытых сокровищ Ваала».
В своей книге колчаковский следователь по делу убийства Царской Семьи Н.А. Соколов даёт перевод гейневской строфы: «В эту самую ночь Валтасар был убит своими холопами» (Н.А. Соколов Убийство царской семьи. М. 1990. С. 218). Подстрочный перевод с немецкого почти идентичен варианту следователя и гласит: «Но Валтасар был в ту же ночь//Убит его слугами».
Однако дело оказывается не в написании имени вавилонского царя и пропуске союза «aber», а в другом немецком слове – «Knechten», – которое Г. Гейне ввёл в поэму, пересказывая сюжет 5-ой главы книги пророка Даниила и меняя библейский смысл, а цареубийца вывел недрогнувшей рукой на стене расстрельной комнаты в доме Ипатьева. «Knechten» – это с немецкого те самые «холопы», «слуги», «рабы», которые якобы убили царя Валтасара в ту самую роковую для него ночь пиршества.
В различных изданиях библейских текстов на церковно-славянском, в синодальном переводе, английском и немецком языках стихи 30-31 5-й главы книги пророка Даниила читаются и толкуются экзегатами единомысленно:
30 В ту же самую ночь Валтасар, царь Халдейский, был убит (Дан.5)
+
Дан.5:30 Валтаса́ра царя́ Халде́йска уби́ша въ ту́ но́щь,
Дан.5:31 да́рiй же ми́дянинъ прiя́ ца́рство, сы́й шести́десяти и двою́ лѣ́тъ.
+
Aber in derselben Nacht ward der Chaldäer König Belsazer getötet. (нем. Библия)
Но в ту же ночь был убит халдейский царь Валсазер. (подстрочный перевод)
+
Дан.5:30 В ту же самую ночь Валтасар, царь Халдейский, был убит,
Дан.5:31 и Дарий Мидянин принял царство, будучи шестидесяти двух лет. (синодальный)
Ни в одном из библейских вариантов 5-ой главы книги пророка Даниила нет упоминания про то, что царь Валтасар был убит какими-либо «слугами», «холопами» или «рабами». Они понадобились немецкому революционному поэту Г. Гейне, чтобы звать своих читателей к цареубийству.
В толкованиях святых отцов и историков церкви развязка сюжета выглядит иначе:
«Ибо Валтасар в ту ночь умерщвлен, Вавилон опустошен, и от Мидян и Персов потерпел все бедствия определенные и предвозвещенные ему Пророками; и Дарий, царь Мидян и Персов, завладел царством вавилонским». (Ефрем Сирин).
+
(5, 31). «И Дарий Мидянин, прия царство, сый шестидесяти двою лет». Царство халдейское, по предречению Божию, приял конец, и владычество над вселенною перешло к Мидянам. Так предвозвестил и Даниил, и истолковал слово: «фарес» ибо говорит: «разделися царство твое, и дадеся Мидом и Персом». Но, по кратковременном царствовании Дария Мидянина, Кир, прияв царскую власть, перенёс оную к Персам. Историк Иосиф говорит, что Дарий был сын Астиагов и дядя по матери Киру, еллинские же писатели придали ему другое имя; ибо назвали его Киаксаром. Сказует же, что Дарий и племянник его Кир, вместе ополчившись на Вавилон, после осады овладели городом, и умертвили Валтасара в ту ночь, в которую видел он написанными на стене означенные выше слова (Блаженный Феодорит Кирский).
+
Дан. 5:30, 31. В туже ночь Валтасар, царь халдейский, был убит, и Дарий мидянин вступил на царство, будучи шестидесяти двух лет.
Иосиф, в десятой книге Древностей иудейских пишет, что при осаде Вавилона мидянами и персами, то есть Дарием и Киром, Валтасар, царь вавилонский, дошел до такого самозабвения, что устроил знаменитый пир, и пил из сосудов храма и пировал, находясь в осаде. Поэтому действительно могло состояться и то, что он в туже самую ночь был взят в плен и убит; ибо все или находились в страхе вследствие страшного видения и объяснения его, или же веселились и пьянствовали на пиру. Если же пишется, что после победы Кира, царя персидского, и Дария, царя мидийского, один Дарий принял царство, то это объясняется соблюдением порядка относительно возраста, родства и царства. Ибо Дарий имел шестьдесят два года; царство мидийское, как мы читаем, было более персидского и, как дядя, имевший преимущество но естественному праву, он должен был считаться принявшим царство. Поэтому и в видении против Вавилона, которое читается у Исаии, после многого, что долго было бы излагать, говорится, как имеющее быть, следующее: «Се, Аз возбуждаю на вы мидов, иже сребра не вменяют, ниже злата требуют». Но стрелами умертвят младенцев, и плодов чрева не пощадят (Ис. 13:17, 18). И Иеремия говорит: «освятите нань языки», царей мидийских, «воевод его и всех воев его и всея земли области его» (Иер. 51:27, 28). И далее: «дочь Вавилона подобна гумну во время молотьбы на нем; еще не много, и наступит время жатвы ея» (там же Иер. 51:33). Что Вавилон был взят во время пира, это ясно пишет Исаия, призывая его к борьбе: «Вавилон, возлюбленный мой, стал для меня дивом. Приготовь стол, смотри с подзорной башни на едящих и пьющих; вставайте князья, берите щит» (Ис. 21:4, 5) (преподобный Иероним Блаженный, Стридонский).
По Священному Писанию, ни раб, ни холоп, ни слуга не могут убить царя, ибо сердце царя – в руке Господа (Притч. 21, 1). Таким образом, цитата из поэмы «Валтасар» немецкого поэта Г. Гейне, воспроизведённая одним из цареубийц на стене комнаты, где претерпели мученическую кончину царственные страстотерпцы с их верными до смерти слугами, наглядно показала всему миру отказ революционеров от законов божественных и человеческих.