Фастовское дело-2
Первая мировая и гражданская война разделила Россию на советскую и зарубежную. В историографии период между двумя мировыми войнами получил наименование INTERBELLUM или, по-русски, МЕЖВОЙНА. Осмыслению русской национальной зарубежной мыслью процессов и событий, приведших к грандиозным военным столкновениям в истории человечества, их урокам и последствиям посвящен новый проект «Имперского архива» INTERBELLUM/МЕЖВОЙНА. Для свободной мысли нет железного занавеса, и дух дышит, где хочет.
АНДРЕЙ ХВАЛИН
+
ФАСТОВСКОЕ ДЕЛО-2
Убийство под Киевом мальчика Иосифа Пасикова:
записки прокурора судебной палаты.
Окончание.
Начало http://archive-khvalin.ru/fastovskoe-delo/
Мы в разговоре дошли до гипотезы о виновности отца, Фроима Пасикова, и его работника. В Н.А. Володковиче я нашёл убеждённого сторонника этой гипотезы. Убитый Иосиф Пасиков не Иосиф Пасиков, а христианский мальчик…
— Объясните, как вы это себе представляете. Значит Иосифа подменили, заменили его христианским мальчиком? Только что в рваных штанишках, замазанном картузике бегал по местечку Иосель, сын портного Фроима, играл с братьями, сёстрами, другими детьми, был известен соседям, и вдруг его увезли, спрятали, выкрали христианское дитя, посадили на место Иоселя, и все нашли это естественным, и сверстники, и население местечка, и сам заступивший место спрятанного выкраденный мальчик, не пытавшийся далее выбраться из этой мистификации, и всё делалось для того, чтобы подготовить, совершить ритуал… Это какой-то сон!
— Госпожа Тараненко признала в трупе своего сына.
— Да ведь ей показывали полуразложившийся труп, вырытый из могилы, да и вообще матери, у которых пропал ребёнок, видят его повсюду, он им мерещится.
Я взял в руки дело, отыскал протокол вскрытия (первый, потому что труп, кажется, после погребения дважды вырывали из могилы и производили судебно-врачебное исследование его). Нашёл соответствующее место для того, чтобы определить, отмечено ли врачом «обрезание» убитого. Но в рубрике «половые органы» ничего не было отмечено. Если бы такая отметка имелась, то всякий разговор о том, что это христианский мальчик – отпадал бы. Отсутствие отметки об «обрезании», конечно, тоже не доказывало, что половые органы не носили следов обрезания: врач, совершавший вскрытия жителей местечка, сплошь евреев, мог настолько привыкнуть к таким «знакам», что не считал нужным делать в протоколах отметки об обрезании. Да и вскрытие происходило тогда, когда сомнений в том, что убитый – еврейский мальчик Иосиф Пасиков, ни у кого не возникало.
Переубедить Н.А. Володковича не удалось. Он упорно стоял на своём. Мне казалось, что в то время, пока он правил прокуратурой округа, на него оказывались «общественные» влияния. Болезненная атмосфера, не рассеявшаяся после приговора по бейлисовскому делу, совершала своё затуманивающее рассудок действие. Преднамеренности не было, он добросовестно заблуждался, а то, что он не подделывался под моё мнение, явно расходившееся с его пониманием дела, скорее говорило в его пользу.
+
Поворотным пунктом в деле было 15 января 1914 года, когда следствие свернуло на гипотезу о «ритуальном» убийстве христианского мальчика, Бориса Тараненко. Около дела захлопотали какие-то тёмные личности, появился некто Полищук, выступавший в бейлисовском деле и тогда заявлявший, что находится на «конспиративной» (?) службе. «Работал» ещё какой-то Остриков. В Фастове разглагольствовал не совсем нормальный член местного отдела Союза русского народа Пионтковский, пописывавший в газетах. Полищук, а равно другие «вольные» следователи и сыщики наезжали в Фастов, ходили по местечку, вели таинственные разговоры, полицию избегали. Полищук уверял, что прислан «из Петербурга». Все кричали, что убит христианский мальчик. В прессу проникали фантастические сведения (вероятно, через Пионтковского), например, сообщалось, что в Фастов «приезжали члены Двуглавого орла на сорока автомобилях». Производившего первоначальное дознание пристава Малицкого устранили от должности.
Мною было поручено прокурору суда взять дело под личное наблюдение и каждую неделю докладывать о выполненных следственных действиях.
+
Сам я, однако, продолжал лично следить за делом, не упуская из внимания ни одной мелочи.
Как всегда бывает в таких «катастрофических» делах, некоторые обстоятельства могли сбить с правильного пути следствие. Так, предъявление трупа Иосифа Пасикова произвели кое-как. Когда его нашли на лесном складе, туда поспешил отец, но при виде трупа упал в обморок. Опознавали мёртвого уже работники. Вскрытие первое сделано неудовлетворительно. Потом, как я уже указывал, тело дважды вырывали из могилы. Представляло некоторый интерес знать: хорошо или плохо говорил по-русски Иосиф? Если он хорошо говорил, то Гончарук мог ошибиться, приняв его за православного мальчика. И тогда подкреплялось предположение, что он «подделал» ритуальное убийство с целью вызвать погром из мести к избившим его евреям или для того, чтобы во время погрома поживиться. Семейные Иосифа в оценке чистоты его произношения разошлись. Отец удостоверил, что сын говорил хорошо, сестра Нехама наоборот, заявила, что – плохо. Потом на суде призналась, что сказала неверно, желая подорвать версию о том, что убит не Иосиф, а русский мальчик. Опознание детьми в Гончаруке человека, приходившего в чайную и ушедшего с Иосифом, не могло почитаться надёжным. Дети сперва видели Гончарука с залитым кровью лицом. Потом видели его, когда он, умывшись, вышел. Но это были два мгновения. Стоял конец ноября. Вечер. Плохо освещённая улица местечка. Место для сомнений оставалось. Детские показания – вообще материал зыбкий. Так, оно и оказалось после на суде, где дети сбились в показаниях.
Свет должен был прийти из другого источника: разрешить сомнения предстояло науке.
+
Во главе нового только что открывшегося учреждения, кабинета судебной экспертизы, находился профессор Н.Н. Туфанов, знаток судебной медицины. Он взял пальто Гончарука и занялся исследованием его. Сидел над ним более месяца, изучая квадратный вершок за квадратным вершком.
— Удивительно интересное пальто, — говорил он мне.
Изучал два вырванных из тетради листа.
— Удивительно интересные листы!
Я его торопил скорее кончать экспертизу. А он не спешил, методически производя над предметами исследования манипуляции при помощи великолепных приборов нашего кабинета научно-судебной экспертизы, позволявших довести анализ до крайних пределов научной точности.
И вот однажды профессор Туфанов мне сказал:
— Экспертиза закончена.
И положил передо мной протоколы и фотографические снимки.
Исследованиями его устанавливались следующие обстоятельства:
- Тождество рвотных извержений, обнаруженных в бронхах и зёве убитого Иосифа Пасикова, с мазками, обнаруженными на платье Гончарука.
- На листах тетради усмотрены мелкие плотно приставшие куски пшеничного хлеба с намазанным на них гусиным жиром.
Из этих точно установленных фактов вытекали следующие заключения:
Гончарук был запачкан предсмертной рвотой Иосифа Пасикова. Утверждение Гончарука, что оказавшиеся при нём листки тетради ему дали в лавке при покупке сала, было ложно. Экспертиза подтверждала показание Нехамы Пасиковой, что в листки тетради брата был завёрнут завтрак, состоявший из пшеничного хлеба, намазанного гусиным жиром.
Убил Гончарук.
Через две-три недели объявился живым Борис Тараненко.
А в конце июля вспыхнула война. И Киев зажил другими заботами.
+
Гончарука судили 25-27 февраля 1915 года на выездной сессии киевского окружного суда в городе Василькове. Председательствовал председатель суда – Н.С. Кисличный, обвинял товарищ прокурора С.Т. Рафальский. Гражданский иск отца убитого поддерживали присяжные поверенные А.С. Зарудный и Д.Н. Григорович-Барский. Защищали кандидат на судебную должность Новицкий и присяжный поверенный В.В. Матусевич. Состав присяжных был крестьянский при трёх интеллигентах, в числе которых было – довольно редкая случайность – два врача. Присяжные заседатели совещались 8 минут и вынесли Гончаруку обвинительный приговор. Суд приговорил его к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 12 лет. Во Франции он не миновал бы гильотины.
Васильков расположен в полутора часах езды по железной дороге от Киева. От станции надо ехать десять вёрст на лошадях. На третий день процесса, утром я, взяв с собой исправляющего должность прокурора суда, товарища прокурора X., отправился присутствовать при последнем дне наболевшего дела. Но свирепствовала жестокая метель, и мы просидели целый день в заносах. В Васильков прибыли, когда в заброшенном, закрытом в снегу сонном уездном городке зажигались вечерние огни. Говорил обвинитель… Но дело уже не представляло интереса. Оно было ясно. Интересны только дела с провалами. А дело о «фастовском убийстве», к счастью, удалось подхватить, когда оно в судебном смысле летело в пропасть, и на него не успели намотать своих хитросплетений разные свихнувшиеся люди и жулики.
+
Остался несколько загадочным главный герой Гончарук. Он был далеко «не разъяснён». В 1914 году ему было 48 лет. Семь лет предыдущей жизни были неизвестны. Что он делал, где скитался? Сутуловатый, с рыжеватой бородой. Умный. Не простой преступник. Когда его спросили, почему он участвовал в 1906 году в разгроме помещичьей усадьбы, он ответил:
— Тогда скрозь громили…
Он не признался до последней минуты в убийстве Иосифа Пасикова. Заявил, что неграмотный. Между тем на прежней регистрационной карточке значилась его подпись, сделанная вполне грамотно.
— Забув писать, — пояснил он.
Он говорил только по-хохлацки, а потом вдруг обнаружилось, что он совершенно чисто говорит по-русски. В последнем слове он проявил некоторую даже литературность, книжность выражений. Оказалось, что он, кроме того, свободно владеет еврейским языком. В регистрационной карточке он значился как «скачок», т. е. как «вор без взломов», по терминологии преступников. Несомненно, он убивал свою жертву «под ритуал». Сейчас же после убийства он в трактире спокойно обсуждал, видимо, план кражи «смушек» с жел. дор. станции при участии кондуктора и какой-то женщины, которых угощал. Была выкрадена большая партия шкурок, с частью которых он на другой день и попался. По делу установлено, что Гончарук пытался до того, как увёл Иосифа Пасикова, сманить другого мальчика, православного, из лавки «кожушника», но тот мальчик за ним не пошёл. 27 ноября должен был происходить в Фастове большой базар. Совершенно ясно, какие могли быть последствия, если бы убит был христианский мальчик, с 13 ранами, значение которых после бейлисовского дела всем было известно…
На руке Гончарука имелась художественная татуировка. Изображена была красивая женщина с кинжалом в руке, со взглядом, выражающим жажду мести. Кинжал был занесён как бы для заклания. По словам Гончарука, рисунок изображал «Сарру, жену Тобия»[1]. Татуировка была сделана лет двадцать тому назад.
— Я просил сделать что-нибудь из духовного, я люблю духовное, — пояснил он.
В памяти у меня этот угрюмый, несловоохотливый мужик сохранился как нечто более значительное, чем то, за что он себя хотел выдать. Если можно считать бесспорно установленным, что убил Иосифа Пасикова Гончарук, то нельзя считать устранённым предположение, что за спиной убийцы стояли какие-то силы, с заданиями, направленными во вред государству.
Шевелились черви революции, подготовлялся всероссийский погром.
Н. Чебышев[2].
«Возрождение» (Париж). № 2113, 16 марта 1931 г.
Примечания:
[1] События из жизни Товии (или Тобия) и его спутника и хранителя — архангела Рафаила — рассказаны в библейской книге Товита. Книга Товита относится к числу так называемых «второканонических» книг Ветхого Завета, то есть тех книг, которые отсутствуют в еврейском тексте Библии, но находятся в Септуагинте (греческом переводе Ветхого Завета, сделанном в III веке до Р. Х.). Православная Церковь не ставит их наравне с каноническими книгами Ветхого Завета, но признаёт их назидательными и полезными.
Как свидетельствует священник Г. Смирнов-Платонов, «цель книги Товита – представить в форме исторического повествования образец истинного, деятельного благочестия, показать его силу и крепость посреди окружающей испорченности нравов, представить его несокрушимость под ударами тяжёлых бедствий, его неизменность при всех искушениях язычества, не ведавшего Бога истинного, а потом, раскрывши все испытания, какие способно перевести истинное благочестие, показать справедливое воздание благочестивым в чудесном промышлении и хранении Божием» (Смирнов-Платонов Г.П. Очерки о неканонических книгах: О Книге Товит // Православное обозрение. 1862. № 10. С. 97-124).
Однако в различных переводах текста книги Товита нигде прямо не говорится о красивой женщине с жаждой мести в глазах и с кинжалом для заклания в руке. Возможно, это какое-либо позднейшее переосмысление мотива о семи предыдущих, до Товии, мужьях Сарры, которые погибали накануне брачной ночи от руки любящего Сарру злого демона асмодея. Перед браком с Товием демон из женщины был изгнан.
[2] Чебышев Николай Николаевич (1865-1937) — русский судебный деятель, участник Белого движения, журналист. Из семьи командира Кронштадтской крепостной артиллерии, генерал-майора Николая Львовича Чебышева (1830-1875) и Казимиры Ивановны Евецкой. Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. С 1890 года служил по ведомству Министерства юстиции, был товарищем (заместителем) прокурора Владимирского окружного суда. Впоследствии состоял товарищем прокурора Смоленского окружного суда (с 1902), товарищем прокурора Московского окружного суда (с 1904), прокурором Смоленского окружного суда (с 1906), товарищем прокурора Московской судебной палаты (с января 1909), прокурором Киевской судебной палаты (с января 1914), прокурором Московской судебной палаты (с 1916), сенатором уголовно-кассационного департамента Сената. Имел репутацию честного судебного деятеля, сторонника строгого соблюдения закона.
Будучи прокурором Киевской судебной палаты в 1914 году, Чебышев курировал расследование так называемого «Фастовского дела» — об убийстве ребёнка, которое считали ритуальным. Однако следствие установило, что убитым оказался еврейский мальчик Иоссель Пашков, а убийцей — уголовник Иван Гончарук, признанный виновным присяжными заседателями в феврале 1915 года.
Участник гражданской войны. В 1919 году возглавлял управление внутренних дел Вооружённых сил Юга России (ВСЮР), входил в состав Особого совещания при главнокомандующем ВСЮР. Из-за разногласий с генералом Деникиным осенью 1919 года покинул свой пост и вступил в монархический Совет государственного объединения России. В ноябре 1920 года вместе с частями Русской армии Врангеля эвакуировался из Крыма в Константинополь, где возглавлял бюро печати главного командования Русской армии до переезда в Болгарию в октябре 1921 года. Занимал должность политического консультанта при военном представителе Врангеля в Берлине, а затем пост начальника гражданской части канцелярии Врангеля. Скептически относился к сообщениям о наличии в СССР масштабной монархической организации (позднее выяснилось, что речь шла о чекистской дезинформации под названием «Операция Трест»). С 1926 года жил в Париже, где работал в редакции газеты «Возрождение», входил в состав правления Союза русских литераторов и журналистов в Париже. Скончался после тяжкой болезни. Похоронен на кладбище Вильжюиф.
Подробнее расскажем о замечательном русском юристе Н.Н. Чебышеве после окончания публикации его заметок о «Фастовском деле».