«Дороже золота и драгоценных камней»

Апологетический очерк студента Московской Духовной Академии выпуска 1905 года ВЛАДИМИРА НОВОЧАДОВА о почитании святых мощей в связи с прославлением преподобного Серафима Саровского

 

Благодаря воле святого Царя-мученика Николая Второго в России состоялось великое торжество – прославление в 1903 году Преподобного Серафима Саровского. На святорусском небосклоне воссиял угодник Божий, в великом духовном подвиге которого вновь явила свой лик Святая Русь.

В «Саровскую Пасху» 1903 года у раки Преподобного в многотысячном собрании паломников молился и студент Московской Духовной Академии Владимир Новочадов. Пережитый им в те дни духовный восторг послужил толчком к написанию кандидатского сочинения «Апологетический очерк православного учения о почитании святых мощей в связи с недавними событиями в Сарове», законченного и успешно защищенного в мае 1905 года. Труд В. Новочадова, прежде не публиковавшийся, представляет сегодня немалый общественный и научный интерес. Во-первых, как еще одно документальное свидетельство о тех памятных событиях. Во-вторых, как некое, пусть и невеликое, связующее звено в развитии русской отечественной богословской мысли, насильственно прерванной на несколько десятилетий. В-третьих, интерес к очерку объясняется актуальностью поднятых в нем проблем, связанных с обретением и почитанием мощей святых православным народом и непрекращающимися попытками дискредитации этого явления со стороны апостасийного мира. Как известно, мощи и самого Преподобного Серафима подверглись поруганию в годы безбожного революционного гонения на Русскую Православную Церковь, и были чудесным образом обретены во второй раз в 1991 году. Второе обретение мощей Угодника Божиего стало переломным моментом, ознаменовавшим начало возрождения Церкви в России.

Исследование В. Новочадова делится на две части. Первая – обзор отрицательных воззрений на догмат о почитании святых мощей начинается краткими замечаниями о христианах из иудеев, о гностиках, об Евномии и Вигилянции, а затем подробно останавливается на изложении воззрений Виклефа, Лютера, Меланхтона, Цвингли, Кальвина, а также Шмалькальденских членов и Аугсбургского исповедания.

Вторая часть сочинения начинается указанием и критическим обзором некоторых особенностей в учении о почитании святых мощей в римско-католической церкви сравнительно с православною, причем с особенною подробностью автор останавливается на опровержении латинского воззрения, что будто бы учение о почитании святых мощей имеет основания в Священном Писании Ветхого Завета.

К сожалению, основную теоретическую часть работы мы вынуждены опустить в данной публикации, отбирая из текста лишь те места, которые имеют отношение к святому старцу. Но именно всесторонний богословский анализ проблемы позволил автору верно оценить ситуацию, возникшую во время прославления в связи с обретением мощей Преподобного Серафима Саровского. Поэтому нет ничего удивительного в том, что кандидатское сочинение Владимира Новочадова получило высокую оценку такого авторитетного рецензента, как заслуженный ординарный профессор МДА В.А. Соколов. В своем отзыве он отметил, что «работа г. Новочадова с начала до конца проникнута духом глубокой веры и искреннего религиозного настроения, а потому с этой стороны производит на читателя очень хорошее впечатление».

Сочинение кандидата богословия Владимира Новочадова «Апологетический очерк православного учения о почитании святых мощей в связи с недавними событиями в Сарове» хранится в Отделе рукописей Российской Государственной Библиотеки, в фондах Московской Духовной Академии (Ф. 172, карт. 323, ед. хр. 15, лл. 1-190). Пунктуация и орфография публикуемого отрывка приведены в соответствие с нормами современного русского языка, при сохранении авторских знаков и стиля в тех случаях, когда это имеет смысловое значение. Заголовок, сокращения, деление на главки и их наименование сделаны публикатором.

Ублажаем тя, преподобне отче Серафиме, и чтем святую память твою, наставниче монахов и собеседниче Ангелов.

 

+       +       +

 

От первых христиан

1903 года, 19 июля, совершилось великое торжество Русской Церкви – открытие мощей Преподобного Серафима, Саровского Чудотворца.

Глубокое значение этого события, столь дорогого всякому истинному члену нашей Церкви, особенно живо сознавалось и чувствовалось непосредственными свидетелями прославления Преподобного. В глуши дремучих саровских лесов, на месте уединенных подвигов старца, как-то заметнее ощущалось его присутствие: там все напоминало о нем, там был он ближе ко всем. И пламенная любовь убогого Серафима, согревавшая тысячи сердец, стремившихся прежде к нему за советом, давала теперь душевную отраду и мир другим тысячам паломников, прибывших к мощам святого старца, как бы снова начавшего жить среди братьев своих.

С другой стороны, светлые дни «Саровской Пасхи» становились еще более знаменательными при мысли о том, что события, которые приходилось видеть своими глазами, были и в древней Церкви, и там служили источником духовной радости и несокрушимой внутренней мощи первых христиан. Ведь они – те христиане – тоже собирались сначала к гробницам, а затем, со времени Константина Великого, и к мощам своих Апостолов, мучеников, святителей, исповедников. Здесь они считали себя гостями святых: с ними в молитве и вместе славили Христа. А предлежащие святые мощи, как внешний центр такого единения умерших и живых христиан, были для последних дороже золота и драгоценных камней.

Поэтому Церковь всегда свято чтила мощи святых. Поэтому и Седьмой Вселенский Собор дал следующее правило в ограждение святости мощей на все времена: «Господь наш Иисус Христос, — говорили Отцы Собора, — даровал нам мощи святых, как спасительные источники, многообразно изливающие благодеяния на немощных. Итак, дерзнувшие отвергать  мощи мучеников, о которых знали, что они подлинные и истинные: если это епископы или клирики – да низложатся, а если иноки и миряне, — да лишатся приобщения» (Деян. Соб. 3 и 4).

Сознание же связи своей по торжеству прославления Преподобного с первыми христианами – это мысленное сопоставление настоящего с прошлым и переживание дорогого прошлого в событиях, происходивших на глазах у всех, делали «Саровскую Пасху» высоко-радостным праздником и неизгладимо запечатлевали ее в сердцах паломников.

 

                                    Вражья злоба

Но как горько было, при всеобщем духовном восторге знать, что причина чрезвычайной радости всех – открытие святых мощей – служила и служит камнем преткновения для самих христиан. Как больно было видеть, что к толпам простых богомольцев, из крестьян, подходили неизвестные лица и уговаривали их воротиться назад, не дождавшись торжества. «Что вы найдете в Сарове, — шептали они им, — мощей то ведь нет, а есть одни кости, для которых  не стоит бесполезно терять страдное время и упускать из рук наспевшие полевые работы».

А за этими речами «для простых» слышались  и слова для мудрых, направлявшиеся по нашему адресу с запада. Там, на страницах повременных изданий, протестантские богословы кощунственно издевались над праздником Сарова, усматривая в нем одно только достойное величайшей жалости доверие к чудесам (Zraurigste Wunderglaube. Deutscher Merkur. 1903 года № 18, то же в «Освобождении» и многих других заграничных изданиях). Пусть в этих речах и словах не было обстоятельных доводов и веских возражений: они все же способны были наводить на очень грустное  размышление: то, что для одних христиан бесценно дорого (т.е. мощи Преподобного), для других составляет предмет смеха и шуток…

И хотелось тогда рассмотреть и проверить основания, по которым первые реформаторы отвергли догмат почитания мощей и тем дали возможность своим последователям бросить презрительный взгляд на Саровское наше торжество. Это невольное желание саровского паломника и осуществлено по мере сил в настоящем апологетическом очерке.

 

У Бога святые всегда живы

В силу закона любви святые Божии – новые Ангелы, все суть наши наставники, защитники, хранители. И в эту высокую должность, как свидетельствует Слово Божие, они вступали еще в продолжение жизни своей, обложенные еще немощною плотию (пример, Авраама, ходатая за осужденные города). Еще находясь на земле, они сияли подобно светильникам в темном месте; благотворно действовали на современников словом и примером, помогали страждущим своею молитвой и чудотворной силой.

Значит, они были для современников более чем родные, они были – живые нервы, соединяющие ближних с источником жизни Христом. Не потеряли они такого значения для нас и в смерти своей. Они умерли только для наших органических чувств, потому что у Бога нет мертвых – все живы. И Церковь Христова обнимает собою не одних живущих на земле христиан, а и всех небожителей. Под Единою Главою Христом те и другие суть члены тела Христова, взаимно связанные с Главою.

Христиане первых веков хорошо сознавали эту непрерывность своего духовного общения с отошедшими ко Христу мучениками и для особенного воспоминания о них установили праздники мучеников. Видимым залогом упоминаемого здесь общения с мучеником и внешним знаком его присутствия среди христиан считались уже в первое время мощи мучеников.

Вполне сознавая и высоко ценя то духовное обновление, ту моральную поддержку и даже чудесную помощь, которые были доступны всем у гробов мучеников, христиане совсем не жалели денег и личных трудов для того, чтобы со своей стороны принести благодарность мученику через приведение в благолепный вид его могилы или раки с мощами его.

Догмат о почитании мощей, таким образом, не есть вымысел позднейшего времени: он основывается на Священном Писании и существенно связан со всей исторической жизнью Церкви. Христиане всегда были нераздельны с «обществом святых», всегда чтили их священные останки. Первая мысль ясна уже из того одного факта, что христиане всегда носили на себе имена святых. Для чего, спрашивает о. Иоанн Кронштадтский в одной из своих проповедей, даются православным христианам имена святых? И отвечает: для означения того, что мы причислены вскоре по рождении и крещении нашем к Церкви Божией, или к обществу святых, живущих на небесах, к обществу града Божия небесного. (…) Еще для того даются нам имена святых, чтобы нас вверить их духовному покровительству и руководству. Вторая мысль – о постоянном в истории Церкви чествовании мощей – очевиднейшим образом доказывается из обилия храмов, воздвигаемых в разные времена на гробницах святых. И нужно заметить, что эти храмы всегда были лучшими произведениями искусства своего времени: на мощи святых христиане приносили жертвы Авеля – от чистого расположения и сердечной привязанности.

Все сказанное о почитании святых мощей христианами первых и последующих веков, как бы в фокусе отражается в недавнем событии прославления Преподобного Серафима Саровского.

 

Горящий светильник

Вот пред нами великий старец, печальник всей русской земли. Долгими подвигами христианского аскетизма он уничтожил в себе привязанность к миру (1 Иоан. 2; 15), а постоянное размышление о Боге Спасителе вселило в его сердце Христову любовь. И как железо, раскаленное в огне, передает свою теплоту чрез прикосновение другим предметам, так старец Серафим, воспламененный божественною любовию удивительно согревал холодные или, что еще хуже, теплохладные души своих братьев. Он был для них горящим светильником, все находили в нем любящего, нежного отца. А сам св. старец в лице каждого приходившего к нему христианина видел истинную радость свою.

И неужели эта, крепчайшая смерти, любовь должна была прекратиться со смертью Преподобного? Неужели после своей кончины он совершенно переставал быть для других тем, чем был при жизни? А место его вечного покоя неужели не должно было ничем отличаться от могилы всякого другого христианина? Нет, подобно Апостолу, давшему христианам обещание помнить их и по смерти своей (2 Петр. 1; 15), Преподобный Серафим еще при жизни утешал своих почитателей надеждою непрерывного общения с ними по смерти.

Для нас в высшей степени знаменательны следующие слова его: «Когда меня не станет, приходите ко мне на гробик и припавши к земле, расскажите, как живому, все, что у вас будет на сердце… И услышу я вас… И печаль ваша пройдет…» Уверенный в своем посмертном единении с любящими его, Преподобный придавал особенное значение своему «гробику». Здесь, у скромной могилки, он обещался по-прежнему встречать всякого, кто придет к нему. И в течение 70 лет, когда тело Преподобного было сокрыто в могиле, сколько тысяч русских людей приходило в Саров! Их влекла сюда надежда быть ближе к умершему около его «гробика». И что же, разве это чувство близости к Угоднику удаляло его почитателей от Бога? Нет, уверенные в его святости, в силе его молитвы, они тем не менее сами молились за него.

 

Последняя панихида – первый молебен

 

Живо припоминается последняя заупокойная служба пред открытием мощей. Было что-то особенное, умильно-трогательное в этой чудной картине, когда десятки тысяч христиан преклоняли колена пред Всевышним, прося у Него отпущения грехов и вечной памяти «приснопамятному иеромонаху Серафиму…» И это ли умаление заслуг Христовых, служение твари паче Творца? Но вот настал давно ожидаемый день 19-го июля. В торжественной церковной процессии святые мощи были внесены в храм для благоговейного поклонения. По-видимому, произошла большая перемена: вместо гроба дубового – кипарисовый, вместо скромной могилки – драгоценная рака; вместо убогого старца – Преподобный Серафим.

Однако если бы посмотреть в души участников торжества и всех чтителей памяти Преподобного, то там не оказалось бы такой разницы в отношении к Угоднику до и после его прославления. Правда, панихиды сменились молебнами, началось поклонение святым мощам Преподобного, но сущность молитвенного единения с ним осталась та же, что и у его могилки. Переменилась внешность слов и обрядов, а не их внутренний смысл. Конечно, благолепие и пышность обстановки увеличивали степень благоговейного уважения к Преподобному, — но и только, — увеличивали, укрепляли, а не изменяли. По-прежнему, повергаясь пред ракой Серафима, как и при его могилке, все славили Бога, дивного во Святых, и просили Угодника возгреть в душах всех любовь к Богу и тем всех приблизить к Нему.

 

Почитание мощей укрепляет любовь

Но не служило ли это открытие мощей Преподобного Серафима ущербом для христианской взаимной любви? С точки зрения Лютера нужно считать совершенно пропавшими и труды богомольцев-пилигримов, за тысячи верст иногда пешком приходивших в Саров, и множество свеч, сгоревших пред ракой, и самую эту драгоценную раку. Лучше бы, по мнению Лютера, все это – и труды, и деньги – употребить на пользу ближним! Скольким беднякам можно бы доставить необходимую помощь, скольких бедных девушек можно бы обеспечить хозяйством! Это была бы любовь, завещанная Спасителем, а Саровские торжества, так дорого стоившие, не оправдываются ни одним словом Евангелия. Но так ли справедливы слова реформатора на самом деле, как они кажутся?

При более внимательной оценке в них слышится и негодующий ропот Иуды, и самодовольная расчетливость фарисея. Предатель считал более полезным продать миро, возлитое женою на тело Христа, за 300 динариев и раздать нищим. Однако, Сам Христос принял эту жертву грешницы и освободил последнюю от несправедливых обвинений. Фарисей измерял свою праведность количеством поданной милости, все достоинство которой видел в том, сколько дать, а не как дать. Однако Господь осудил его добродетель. Апостол говорит: если я раздам все имение мое…, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1 Кор. 13; 3). И Христос Спаситель обратил внимание учеников Своих на две лепты вдовицы, заметив, что они пред Богом дороже крупной жертвы богача-фарисея.

Значит, главная сторона милости заключается в любви, во внутреннем расположении дающего, а не в размере подаваемого. Но любовь – эта душа милостыни – укрепляется только от богообщения: «Любящий Родившего, любит и рожденного от Него» (1 Иоан. 5; 1). Почитание мощей, где Угодник Божий видом своих останков как бы за руку ведет младшего брата к общему Искупителю, никоим образом не вредит любви к ближним, а наоборот, в высшей степени способствует ее усовершению. Скажем об этом несколько точнее: во-первых, почитание святых мощей, служа естественным и законченным удовлетворением религиозного чувства, вместе с тем скрепляет взаимную связь между христианами и приучает их, как бы ни было различно их общественно-государственное положение, смотреть друг на друга, как на братьев во Христе, как на равных пред Богом, как на членов одной семьи Отца Небесного. Во-вторых, из жизни чтимого святого, предлежащего взорам всех в своих мощах, христиане воспринимают возвышенные уроки и внушения христианской морали, — следовательно, проясняют и расширяют свой нравственный кругозор. В-третьих, переживаемые здесь высокие и священные движения души освобождают ее, хотя на время, от низменных волнений, интересов и стремлений, и настраивают на святое и возвышенное; а переживание подобных состояний не может не отражаться благодетельно и вообще на нашей нравственной жизни, и в частности – на отношениях  наших к ближним и по миновании этих дорогих моментов.

Выходя из таких утверждений, мы должны сказать совершенно противное мнению Лютера о пагубном влиянии почитания святых мощей на нравственность народа. Это влияние в высшей степени благодетельно, и открытие мощей нового Угодника, хотя бы Саровское торжество, развивает народное самосознание, просветляет народные идеалы, сплачивает разрозненные массы в одну дружную семью.

 

Из истории освидетельствования мощей в Церкви

Чудо нетления святых мощей не есть единственное, ни даже главное чудо, удостоверяющее нас в их святости. Последняя открывается и делается несомненной лишь тогда, когда мощи изливают на других чудодейственную силу, хотя бы сами и не имели на себе ее видимого знака – нетления. Не все мощи святых нетленны: однако источником чудес служат часто и кости, даже просто истлевший прах святых, равно как вещи, их касавшиеся или им принадлежавшие.

Исходя из существующих в Церкви авторитетных свидетельств в пользу одинакового почитания наравне с нетленными телами и костей, праха или же вещей, принадлежавших святым, — нам легко было бы ответить протестантам и по частному вопросу об открытии мощей Преподобного Серафима, тело которого подверглось тлению.

Но в данном случае на месте протестантов являются свои же люди, и нам хотелось бы здесь сказать несколько слов по поводу тех недоумений, а нередко прямо сомнений, какие возникли среди русских верующих людей при получении вести (письма митрополита Антония) о бренности мощей Преподобного Серафима. Можно бы подумать, что эта весть привела в смущение только людей неграмотных и вообще незнающих того, как древняя Церковь не менее мощей нетленных чтила и кости святых.

Однако на деле вышло не так. Нам пришлось слышать от одного лица, занимающего видное положение в обществе и имеющего высшее образование, следующие слова: «Раньше я глубоко чтил Отца Серафима и верил в него; когда же узнал, что тело его, подобно прочим, истлело, тогда мое прежнее уважение к нему само собой исчезло совершенно». К сожалению, эти горькие слова могли бы повторить и повторяли очень и очень многие.

Что же было причиною такого разочарования? Ближайшею, конечно, всеобщее напряженное ожидание именно нетленных мощей Преподобного Серафима. Но каким образом создалось самое это ожидание? Мы позволим себе привести кратко историю понимания слова мощи в нашей Русской Церкви.

В латинской классической литературе слово reliquiae имеет соответствующий греческий аналог и означает то немногое, что осталось от какой-либо вещи. И в древней Русской Церкви слово «мощи», синонимичное по своему происхождению с reliquiae, употреблялось с правильным основным значением – остатка. Особенно же любили тогда называть этим словом кости святых.

Второй период в развитии понятия святые мощи – от Макарьевских Соборов 1547-49 гг. до утверждения Святейшего Синода. За это время слово «мощи» прилагается в равной мере и к костям, и к нетленным телам святых.

Третий период со времени учреждения Святейшего Синода, когда слово «мощи» постепенно начинает означать одни только нетленные тела святых.

Известно, что у нас были случаи подлога, как нетленных мощей, так и костей. Последние, кроме того, во множестве привозились с Востока, да и подменить их было гораздо легче, нежели целые тела. Поэтому Синод не был расположен к тленным останкам святых, которые легко могли послужить источником подлога. И все пять святых, канонизованных Синодом к общему празднованию, имеют нетленные мощи. Это – Димитрий Ростовский (откр. 1761 г.), Иннокентий Иркутский (1804 г.), Митрофан Воронежский (1832 г.), Тихон Задонский (1861 г.) и Феодосий Углицкий (1896 г.). Легко можно видеть, как двухсотлетний период, когда всенародно открывались мощи только нетленные, весьма много способствовал тому, что все привыкли под именем мощей разуметь исключительно нетленные тела святых.

Таким образом, все – и  пастыри (в лице Синода), и пасомые Русской Церкви к началу нынешнего века вполне усвоили себе привычку представлять под именем мощей только нетленное тело. Отсюда и делается понятным, как временное хранение Синодом тайны освидетельствования мощей Преподобного Серафима, так и общее недовольство при опубликовании этой тайны митрополитом Антонием.

Церковь Русская в своем уважении к мощам святых и в своей заботливости об охранении их от подлога не уступала древней Вселенской Церкви. Благоговейное уважение к мощам святых Угодников Божиих было как бы врожденным у наших древних предков. С самого начала христианства на Русской земле можно видеть, как дороги были сердцу Русского народа святые останки его лучших сынов. Уже дети кн. Владимира, Просветителя Руси, святые Борис и Глеб, остались навсегда своими телами в среде любящего их народа.

А при таком отношении к делу канонизации представляется невозможным почитание в Церкви мощей подложных, хотя бы и чудодействующих. Опять повторяем, что случаи подлога мощей у нас были, Церковь всегда преследовала суеверие и все, что вело к нему.

Стоит ли говорить о той осторожности, исключающей всякий обман и подлог, какая соблюдалась в открытии мощей Преподобного Серафима? О ней говорит, прежде всего, деяние Святейшего Синода от 29 января 1903 года: «Святейший Синод, рассмотрев во всей подробности и со всевозможным тщанием обстоятельства сего важного дела, нашел, что многочисленные случаи благодатной помощи по молитвам старца Серафима, обследованные надлежащим образом, не оставляют никакого сомнений в своей достоверности, и по свойству их принадлежат к событиям, являющим чудодейственную силу Божию, ходатайством и заступлением о. Серафима изливаемую на тех, кои с верою и молитвою прибегают в своих душевных и телесных недугах к его благодатному предстательству».

Но не один этот документ убеждает нас в той истине, какая выражается в нем. Свидетелями чудес Преподобного были тысячи христиан, и скрыть обман едва ли было и возможно. Правда, многие богомольцы притворялись калеками, чтобы скорее войти в храм и приложиться к святым мощам Угодника (для больных не было очереди, которая других задерживала на несколько дней). Но не в них дело. Были истинные чудеса, и мы заключим свой очерк сказанием об одном из них, при котором пришлось быть в числе очевидцев.

 

Сказание о чуде исцеления глухонемого мальчика

Женщина-старушка с берегов Енисея пришла в Саров вместе с внучком Васей 13 лет. У мальчика есть форменный паспорт и свидетельство священника о исповеди и причащении Святых Таин. В обеих названных бумагах есть пометка, что мальчик – глухонемой от рождения, каковым он и был на самом деле. Бабушка побыла с ним у святых мощей и пришла к святому колодцу. Здесь кто-то спросил мальчика, как его зовут? «Вася», — с удивлением для себя самого проговорил вдруг мальчик. При этом радость старушки не имела границ. Она опустилась на колена и при всех благодарила Бога и Его Угодника.

Между тем, собирается толпа богомольцев, которые, узнав, в чем дело, начали требовать от мальчика ответа на разные вопросы. Он молчал. Наконец, остановились на одном вопросе: как зовут твоего отца? Довольно долго мальчик ничего не отвечал и на этот вопрос, пока один из присутствующих, наклонившись к уху Васи, не произнес ему громко: (скажи) батя! «Батя», — каким-то диким голосом произнес немой. Тогда для многих стало ясно, что Вася, получив возможность говорить и слышать, подобно ребенку, не знает слов. Ему стали указывать на предмет, громко называли и требовали повторить. Путем таких опытов мальчик в первый же день владел речью из 4-5 слов. Чрез три дня (приходилось видеть его и в каждый из этих дней) он запомнил около 20 слов и откровенно высказывал их всякому спрашивающему.

 

 

Предисловие и публикация АНДРЕЯ ХВАЛИНА