«Да последует народ законному порядку»
Из истории применения военно-полевых судов в России в эпоху правления Императора Николая II
Царское наследие
В образе правления последнего на сегодняшний день Российского Самодержца – Царя-мученика Николая Александровича воплотились различные сильные стороны правлений всех предыдущих Царей и Императоров нашего Отечества. В разные отрезки Его царствования весь предыдущий накопленный опыт Самодержавия Российского представал перед изумленным миром своими разными гранями. И что характерно: это признавали выдающиеся западные политики той поры, убедившиеся на личном опыте, сколь мучительно бремя верховной власти. Однако и они могли только догадываться, насколько несоизмерима с их ответственностью перед миром и народом тяжесть «Мономаховой шапки» Всероссийского Самодержца.
В начале царствования Государя Императора Николая II, когда ничто не в силах было омрачить Его счастливой влюбленности в молодую Супругу, Царь напоминал святого Равноапостольного Князя Владимира Красное Солнышко первых лет после крещения Руси, готового миловать всех и каждого. Чем это закончилось, хорошо известно из истории: Священноначалие Русской Православной Церкви, видя, какие начались нестроения и беды в стране от разбойников и бунтовщиков, обратилось к Великому Князю с просьбой применить в отношении беззаконников воинскую силу для спасения добрых.
Точно так же действовал по отношению к Своим подданным и Царь Николай II вплоть до дарования всяческих свобод в известном Манифесте 17 октября 1905 года. Однако начавшая уже расти в стране волна политических заказных убийств, грабежей и подстрекательств к массовым беспорядкам стала угрожать самому существованию суверенной державы и свободе многочисленных народов, объединившихся под скипетром Белого Царя.
Тогда Государь Император Николай II был вынужден применить сильное военно-государственное оружие из арсенала одного из самых почитаемых русским народом, а потому так ненавидимого нашими врагами венценосного пращура – первого венчанного на Московское царство по старинному цареградскому чину Благочестивейшего Царя Иоанна IV Васильевича Грозного. Естественно, сделал это Император Николай II применительно к условиям времени и с учетом конкретной исторической обстановки. И если опричнина Царя Иоанна Грозного угасила смуту на Руси за семь лет, то введение Императором Николаем II военно-полевых судов отрезвило убийц и насильников за какой-то год. Так называемая «первая революция» была подавленна, страна вернулась на поступательный путь развития.
Историки упоминают этот факт, но специально на нем, как одном из главных орудий государственного механизма для восстановления законного правопорядка, не останавливаются.
Мнения историков и мемуары очевидцев
Не станем терять времени и останавливаться на многочисленных мифах относительно царствования святого Царя Николая Александровича. Эти мифы, не имея никакого отношения к истине Христовой, по-прежнему господствуют и в коммунистическом, и в либеральном «агитпропе». Поэтому, следуя наставлению святых отцов не погружаться в бездну беззакония, обратимся к исследованиям добросовестных ученых-историков и воспоминаниям участников тех событий, которые по долгу службы были близки в то время к Государю, и поэтому знали существо дела лучше других.
Историческая обстановка в стране складывалась в 1904-1905 годах чрезвычайно напряженная. Используя любую возможность, революционеры всех мастей еще задолго до 1918 года развязали настоящий красный террор, стремясь парализовать правительство и запугать народ. Изданная в 1908-1914 годах «Книга Русской Скорби», в тринадцати томах, содержит синодик жертв красного террора. В нем мы находим имена священников, урядников, городовых, артельщиков, преподавателей… «За шесть недель, только от 1 июля до 15 августа 1906 г., террористы совершают 613 покушений и убивают 244 человека[1].
Поэтому вина за ответные жесткие меры лежит отнюдь не на Государе и правительстве (наоборот, они по своему христианскому милосердию до последней возможности надеялись на вразумление и покаяние бунтовщиков), а всецело на организаторах массовых беcпорядков и исполнителях кровавых преступлений. Как утверждает современный исследователь истории России О.А. Платонов, «с позиций сегодняшних исторических знаний можно сделать неопровержимый вывод, что, если бы либерально-масонское подполье хотело бы остановить кровопролитие в конце 1905 года, оно смогло бы это сделать. Но оно этого не хотело и, более того, специально провоцировало затяжной государственный кризис, рассчитывая свалить Царя и захватить власть»[2].
Мишенью террористов становятся уже не просто высокопоставленные чиновники и Члены Императорской Фамилии, но и сама Священная Особа Помазанника Божьего и Его близкие – на них готовятся покушения, а 12 августа 1906 года совершено покушение на премьера П.А. Столыпина на его даче на Аптекарском острове. Убито 28 и ранено 24 человека, что вполне сопоставимо с нынешними террористическими актами.
Как утверждает современный исследователь, «чтобы остановить преступную деятельность политических убийц, правительство идет на крайнюю меру — 19 августа вводятся военно-полевые суды, с рассмотрением дела не более чем в течение двух суток за закрытыми дверями и исполнением приговора в течение суток. Большинство русского населения поддержало эту крайнюю меру»[3].
Необходимо отметить существенную деталь: Закон о военно-полевых судах публикуется в газетах 25 августа 1906 года совместно с обширной программой правительственных мер. Как утверждает известный историк русского зарубежья Е.Е. Алферьев, собиравший материалы для составления Жития Св. Благочестивейшего Царя-мученика Николая Великого Страстотерпца, «этот закон, которому предшествовал длинный перечень террористических актов последнего времени, вводил особые суды из офицеров, ведавшие только делами, где преступление было очевидным. Суд был справедливый и краткий. Между преступлением и карой проходило не более 3-4 дней. Эта мера была суровая, но необходимая: за 1906 год было убито 768 и ранено 820 представителей и агентов власти, причем число убитых значительно превышало число казненных. За все время действия этих судов по их приговорам было казнено 683 человека»[4].
Причем Е.Е. Алферьев, приводя конкретные данные, ссылается на вашингтонское второе издание 1981 года труда авторитетнейшего русского историка С.С. Ольденбурга «Царствование Императора Николая II», позже широко переиздававшегося и в России[5].
Подоплеку тех важнейших исторических событий, выраженных в трудах ученых скупыми и малочисленными строками, прекрасно поясняют воспоминания их очевидцев и непосредственных участников, которые по долгу службы и совести были причастны к введению военно-полевых судов и восстановлению законного порядка в России – начальника канцелярии Министра Двора Его Величества генерала А.А. Мосолова и товарища (заместителя) министра внутренних дел генерала П.Г. Курлова.
В начале революции 1905 года для умирения столицы Государь учредил Санкт-Петербургское генерал-губернаторство и назначил на эту должность Д.Ф. Трепова, который позже стал товарищем (заместителем) министра внутренних дел и шефом жандармов. По прошествии времени его роль в подавлении бунта некоторые враждебно настроенные уже по отношению к Государю современники, в частности граф Витте, в своих воспоминаниях характеризуют как диктаторскую.
Вопрос о диктатуре вообще, и в России в частности, требует специального рассмотрения. Что нами и сделано в работе «Диктатор как предтеча антихриста» (http://archive-khvalin.ru/imperskij-arxiv-2/diktator-kak-predtecha-antixrista/). Теперь же, ссылаясь на воспоминания генерала А.А. Мосолова, укажем на одно важнейшее обстоятельство для нашей темы, а именно: никакие репрессивные меры по отношению к бунтовщикам, никакое правоохранительное ведомство даже с диктаторскими полномочиями при Самодержавной Монархии не могут способствовать превращению существующего строя в тиранию по отношению к своим законопослушным гражданам.
По поводу диктаторских полномочий Д.Ф. Трепова генерал А.А. Мосолов, которому эти полномочия в создавшемся положении представлялись вполне естественными, в своей книге пишет следующее: «Император, дав Трепову эти полномочия при самом его назначении, повелел держать его, Царя, в постоянном курсе своей деятельности. Это Трепов в точности исполнял».
И то, что свой верноподданнический долг генерал исполнил в точности с указаниями Царя и на совесть, говорит тот факт, что «отношения Государя к Трепову после его назначения комендантом остались те же, что и в период «медового месяца». При некоторых разговорах с Д.Ф., когда я ему передавал общую молву о том, что он остался всесильным диктатором, Трепов говорил, что весьма этим тяготится, но что не может прекратить с Царем разговоры на темы общего политического положения и что во всех случаях, требующих Высочайшего решения, всегда докладывает о том Государю».
И в заключение своих воспоминаний по этому вопросу мемуарист пишет: «Припоминается, что Государь мне говорил о том, что часто Трепова называли диктатором, прибавив к этому: «Вы, просмотрев все его бумаги (после смерти — А.Х.), могли убедиться, что он лишь следовал моим указаниям, а я добавлю, что он всегда разумно и энергично их исполнял»[6].
Мысль Государя о необходимости точно и энергично исполнять Его повеления служивыми людьми, а не мнить себя вершителями судеб Отечества станет понятна гораздо лучше уже много позже, в период Гражданской войны и попыток появления в России «самостийных» диктаторов и верховных правителей.
Применительно к новому историческому моменту ее выразил куратор расследования убийства Царской Семьи генерал-лейтенант М.К. Дитерихс, выступая летом 1922 года во Владивостоке на Приамурском Земском Соборе, провозгласившем его временным правителем нового государственного образования на территории России — Приамурского Земского Края: «…Постоянно возникавшие русские власти, кроме Приамурской, постоянно преследовали принцип Верховенства Всероссийского, так как они ставили не только принцип борьбы с советской властью, но и возглавление всей России. <…> ДИНАСТИЯ РОМАНОВЫХ могла быть Помазанниками, но для нас, смертных, нельзя и мечтать о том, чтобы принять на себя звание Правителей всей России. Мы – Правители борьбы с советской властью и Правители тех Государственных объединений, которые для этого рождаются»[7].
Враги Святого Царя-Мученика и России и их наследники сегодня, исходя из собственных представлений о сущности Верховной власти, называли Государя то мягкотелым и безвольным, то коварным и кровавым. Но то, чего не понимал русский народ, живший мирно и благоденственно в начале двадцатого века, прекрасно понимаем мы, живущие столетие спустя, – да, в России был суровый и справедливый Закон, но была и милующая и прощающая Благодать, изливаемая Господом через Своего Помазанника на весь народ.
Понимание самой сути этого удивительного для нас, но не понятного для всего апостасийного мира явления прекрасно почувствовал сердцем старый царский служака генерал П.Г. Курлов и оставил в своих воспоминаниях нам в назидание: «Остается последний и, пожалуй, самый тяжкий вопрос о смертной казни по приговорам военных судов. В это время я занимал пост товарища министра внутренних дел и могу говорить, зная все подробности этого дела, а главное, зная отношение к нему Государя.
Когда в 1905 году Россия, в чаянии успеха революции, была залита кровью и освещена заревом пожаров помещичьих усадеб, военные суды были введены по инициативе покойного П.А. Столыпина, которому, по незабвенному его выражению, нужна была великая Россия, Государю Императору представлялись еженедельно сведения о количестве смертных приговоров, и каждый раз, возвращаясь с всеподданнейшего доклада, П.А. Столыпин передавал мне о том, какое удручающее впечатление производят на Государя эти сведения, а также непременное требование, чтобы были приняты все меры к сокращению случаев предания военному суду и к ограничению числа губерний, объявленных на особом положении, где эти суды могли применяться.
Воля Государя была для нас законом. С каждой неделей уменьшалось число случаев предания военному суду, а в ряде губерний отменялись исключительные положения. Надо было видеть, говорил мне П.А. Столыпин, с какой искренней сердечной радостью Государь принимал наши старания исполнить Его гуманное желание остановить пролитие народной крови.
Государь Император безусловно отклонял от себя утверждение смертных приговоров, и я не знаю ни одного случая, когда обращенное к Его Величеству ходатайство о помиловании было бы Монархом отклонено»[8].
Но что хулителям Царя до истины?! Они продолжали сеять ложь, которая использовалась в целях пропаганды революционных настроений и разжигания низких губительных страстей, направленных на разрушение государства и его охранительных институтов. Только после падения самодержавной царской власти народы Российской Империи поняли всю цену государственных тотальных репрессий ради торжества «революционной законности и целесообразности». Тогда и всколыхнулась в их душах надежда на «Высочайшее помилование». Но было поздно… Человек с его бессмертной неповторимой душой, дарованной Господом и вверенной на попечение Церкви и Самодержавной власти, оказался простым бездушным винтиком в колоссальной машине безбожного государства. «А если Бога нет, то все позволено…» — как любит повторять вслед за Ф.М.Достоевским его слова в своих проповедях один современный архиерей-крестолюбец.
Как ни ценны для нас свидетельства сподвижников Государя – участников тех событий, но создавались они в эмиграции, по прошествии иногда десятков лет после революции 1905 года, без необходимых документов под рукой, по «памяти сердца», чем, безусловно, и дороги нам. Однако в деле установления исторической Христовой истины, в деле почитания святой Царской Семьи и постижения самого принципа Монархической Государственности любой документ, любое архивное изыскание, в частности о военно-полевых судах, по-прежнему представляет общественный и научный интерес.
Документы свидетельствуют
Работая несколько лет назад над темой об истории Православия на Дальнем Востоке в Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока, фонды которого тогда только что вернулись во Владивосток из военной еще «эвакуации» в Томске, наткнулся на материалы о применении военно-полевых судов в здешних местах.
Изучив множество дел, сделал соответствующие записи и отложил их ко благовремению. Теперь стало ясно, что тогдашняя архивная «заготовка» была отнюдь не случайна. Введение этих архивных материалов в контекст нашего сегодняшнего разговора о применении в эпоху царствования Государя Императора Николая II столь суровой карательной меры как военно-полевые суды считаю уместным по следующим причинам:
во-первых, подкрепить неопровержимыми архивными источниками вышеприведенные краткие рассуждения ученых по этому вопросу и засвидетельствовать правоту воспоминаний очевидцев;
во-вторых, для ведущихся ныне исследований монархического принципа государственной власти представляет интерес сам механизм принятия и претворения в жизнь охранительных мер;
в-третьих, учитывая единодержавность государственного строения Российской Империи, можно утверждать, что подобным же образом, как на Дальнем Востоке, военно-полевые суды вводились и действовали на территории всей страны;
в-четвертых, при всем единообразии государственной пирамиды власти в Императорской России при реализации властных функций всегда учитывались местные условия, как например: в Западных губерниях, в Прибалтике, на Кавказе, в Сибири и на Дальнем Востоке. Особенности же тогдашней ситуации на Дальнем Востоке стали повседневной обыденностью для современной России.
Это прекрасно видно из Записки Начальника Жандармского Полицейского Управления Уссурийской железной дороги о политическом состоянии Приморской области в хронологическом изложении до 1905 г., последовавших затем событиях и обзоре современного положения. Документ датирован 30 июня 1907 года. Верный блюститель закона докладывал по начальству: «Население Приморской Области состоит из главного контингента – казачества, расселенного по всей ее обширной территории и образующего основное ядро. К казачеству примыкают пришлые элементы – переселенцы, расселенные преимущественно вдоль железной дороги и рек как отдельными поселениями, так и совместно с казаками, с которыми с течением времени совершенно сливаются. <…>
Крупные поселки и города представляют уже другую картину, т.к. в них земледельческий элемент почти отсутствует, уступая место людям всевозможных профессий, занятий и национальностей. Интеллигенцию таких центров составляет чиновничество и купечество как русское, так и иностранное; изобилует военное сословие; ближе к ж/д группами живут разные ее агенты. Фон населения составляют солдаты, китайцы, корейцы и небольшое сравнительно число простых русских людей. <…>
Общее политическое настроение Области до войны было вполне спокойно, хотя и тогда нельзя было не считаться с ссыльно-поселенцами, как элементом недовольным Правительством и обществом. Но так как большинство легальных жителей политикой не занималось вовсе, то недовольство и озлобленность этого элемента никакого впечатления на массу не производило.
С объявлением войны (Русско-японской — А.Х.) характер политической жизни резко изменился, интерес к ней сразу возрос, и вышеупомянутые элементы, прежде незаметные, почувствовали почву под ногами и, имея за собой преступный опыт, немедленно пытаются занять роль главарей, так называемого освободительного движения, с значительной примесью поживы на чужой счет. Война в это время продолжалась. Приморская Область стала интересовать как арена преступной деятельности всевозможных проповедников революции, пришлых и местных. Войска и общество с изумительной быстротой развращаются, появляется полная разнузданность. Число преступлений достигает огромного количества. Мобилизованные войска, приняв в свою среду разношерстный и негодный элемент из Кронштадта, Севастополя и Либавы, быстро меняют свою физиономию и теряют достоинство. Многие запасные офицеры с порочным прошлым, призванные на службу, окончательно уронили достоинство офицерского звания среди нижних чинов и общества.
Неудачная война, ожидание чего-то лучшего, общая неудовлетворенность и смутное время завершают дело проповедников, и войска, сопровождаемые шакалами революции – хулиганами, ища выхода из невозможного нравственного состояния, оскверняют себя разгромом Владивостока, грабежами и убийствами. Поводом к разгрому послужило задержание в войсках нижних чинов, призванных из запаса, а также события, последовавшие после объявления Манифеста 17 Октября. Манифест этот, возвестивший свободы, истолковывается населению преступным элементом не как данная милость, а как вырванная им самим уступка. На этой почве аппетиты развиваются непомерно, и даже лучшая часть общества не в состоянии себя сдержать и политически юродствует. Вот в это то время все, озлобленное и мстящее правительству и обществу, пускает в ход все средства для возможно дольшего продления смуты.
Последовавшие затем законоположения об ограничении союзов, собраний и печати дали возможность властям ослабить натиск преступных организаций и их тлетворное влияния. <…>
…Деятельность эту (политическую — А.Х.) организуют существующие в Приморской Области две революционные партии: социал-революционеры и социал-демократы. Партии эти не соорганизованы, по причине отсутствия деятельных руководителей и слишком большой разницы в политических программах. Партия с.-р. малочисленна, деятельность ее была ничтожна. Когда партия стала считать себя окрепшей, дела ее были ликвидированы 27 мая с.г. Задержаны 5-ть человек, отобрана литература и печати. В настоящее время деятельность этой партии следует считать почти уничтоженной.
Социал-демократы насчитывают в своих рядах большее число членов, но и среди них нет согласия. До сих пор не выработана ни тактика, ни программа. Партия делится на несколько групп, самая многочисленная, это группа портовых рабочих во Владивостоке, насчитывающая около 100 человек. Конспиративность отдельных групп поставлена прочно, главные деятели неуловимы и наружно совершенно легальны…
Относительно гражданского населения, нужно сказать, что оно вообще страдает отсутствием патриотизма и весьма слабо реагирует на невзгоды Отечества. Явление это можно приписать, как например во Владивостоке, чересчур интернациональному составу жителей и разнородности интересов»[9].
Все в этой Записке жандармского полковника не в бровь, а в глаз, все данные им оценки и характеристики точны и справедливы. Но нас особенно интересует два момента: о том, что принятые меры по прекращению беспорядков оказались эффективны и об отсутствии патриотизма у жителей Владивостока ввиду их разнородности и разноплеменности, из чего вытекает вывод, что это может сулить новые беды для России и в дальнейшем. Что, собственно, и случилось.
На таком общественно-политическом фоне, сложившемся в Приморской области в период революционного бунта 1905 года, в далеком Санкт-Петербурге на основании Закона 19 августа 1906 года Государь Император подписывает Высочайшее Повеление об учреждении военно-полевых судов, которое стремительно облетело всю страну и было сразу распубликовано в центральных и местных газетах. Оно гласило:
«Совет Министров полагал:
1) На основании ст. 87 Свода основных государственных законов, издания 1906 г., постановить: в местностях, объявленных на военном положении или в положении чрезвычайной охраны, генерал-губернаторам, главноначальникам или облеченным их властью лицам предоставляется в тех случаях, когда учинение лицом гражданского ведомства преступного деяния является настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании, предавать обвиняемого военно-полевому суду, с применением в подлежащих случаях наказания по законам военного времени, для суждения в порядке, установленном нижеследующими правилами:
- 1) военно-полевой суд учреждается по требованию губернаторов в составе председателя и четырех членов из офицеров от войск или флота;
2) распоряжение выносится в течение суток;
3) рассмотрение дела производится в течение 2-х суток;
4) приговор выносится в течение суток.
- Разработать правила для военно-полевого суда для военных чинов.
На сие положение Совета Министров Государь Император 19 августа 1906 г., Высочайше соизволил написать: «Выражаю настоящую нашу волю, дабы население энергично училось понимать требования цивилизации, патриотизма, общественного долга и преданности Государю; не наносить ущерб общим интересам партийными желаниями и не губить важное дело, выражая свое недовольство. Да последует народ наш законному порядку для обеспечения спокойного течения жизни, и Я надеюсь, что народ исполнит это мое горячее желание. Государственный Совет не оставит к исполнению сего учинить надлежащее распоряжение. Быть по сему»[10].
После подписания Государем Высочайшего повеления в войска и Генерал-Губернаторам полетели срочные шифрованные телеграммы. В одной из них из Харбина от генерал-майора Оранского в Хабаровск Приамурскому Генерал-Губернатору от 2 сентября 1906 г. говорилось: «По приказанию Командующего войсками Дальнего Востока дословно передаю следующую телеграмму для сведения и исполнения, ключ военный шестой.
ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР требует безусловного применения нового закона о военно-полевых судах, опубликованного в «Правительственном Вестнике» номер 190 и «Русском Инвалиде» номер 186 и 187, ко всем преступлениям, предусмотренным в правилах о сих судах точка. Командующий войсками и Генерал-Губернатор, которые допустят отступление от этого ВЫСОЧАЙШЕГО повеления, будут за это ответственны лично перед ЕГО ВЕЛИЧЕСТВОМ точка. Командующие войсками должны озаботиться, чтобы по этим делам не представлялось ГОСУДАРЮ телеграмм о помиловании. О таковой МОНАРШЕЙ воле уведомляю Вас для руководства и сообщения подведомственным Вам Генерал-Губернаторам. Номер 826.
Военный Министр Генерал-Лейтенант РЕДИГЕР. Номер 689.
Подписал: генерал-майор ОРАНСКИЙ»[11].
В дальнейшем Циркуляры Совета Министров от 6 сентября 1906 г. за № 1366 и от 9 Октября 1906 г. за № 1895 за подписью Председателя Совмина П.А. Столыпина разъясняли применение положений о военно-полевом суде. Под него подпадали: нападение на должностных или частных лиц, разбои, грабежи, насилия, при том, что преступник задерживался на месте. Действие закона — мера временная — до 20 апреля 1907 года.
Конкретные разъяснения по своему ведомству содержали Циркуляры МВД Департамента Полиции от 24 ноября 1906 г. за № 8154[12]. Тогдашнее законодательство определяло, что «охранение общественного порядка и спокойствия, недопущение шумных и беспорядочных скопищ и принятие соответственных мер составляет прямую обязанность чинов полиции (ст. 113, 120 и 121 Уст. о пред. прест., п. 5 ст. 681, 688 и 726 Общ. Губ. Учр. т. II Св. Зак.), на ответственность же Губернаторов и Обер-Полицмейстеров закон возлагает принятие, при возникновении беспорядков между обывателями, всех нужных действительнейших и удобнейших мер для прекращения сих беспорядков, вразумления заблуждающихся и усмирения ослушных»[13].
Первыми под военно-полевой суд в Приморской области пошли кавказцы, ограбившие 1 сентября 1906 г. Владивостокское отделение Сибирского банка, где взяли около 30 тыс. руб. В комнате главаря шайки Трифона Каява было найдено заготовленное «Требование от имени революционного комитета о выдаче денег под угрозою бомб и револьверов».
Военно-полевой суд уже 22 сентября вынес суровый смертный приговор всем участникам банды. Но совершенно неожиданно в дело вмешиваются «ограбленные» – управляющий отделением Альфред Карлович Миннут и доверенный отделения Леонид Маркович Машкауцан, которые обращаются по инстанциям о помиловании преступников. 8 января 1907 г. Государь милостиво отменил решение военно-полевого суда и передал дело в Окружной Суд, который в обычном порядке вновь рассмотрел дело об ограблении кавказцами Банка, при котором погибли люди, и вынес 5-м преступникам смертный приговор[14].
Одна из архивных папок, озаглавленная «Военно-полевые суды 1906 г.», содержала 47 дел, в основном посвященных приговорам по диверсиям на железной дороге. Но среди них обнаружилось нечто поучительное для любителей «свободы слова и печати» в условиях военного положения. Некто лекарь Петр Шеболдаев оскорбил особу Монарха в статьях в газете «Владивостокский листок», редактор которой Подпах после допроса скрылся[15]. Всего одного допроса хватило, чтобы приструнить распоясавшихся газетных болтунов, а их подстрекателя-редактора отправить с волчьим билетом в бега.
Во время военного положения власти чистили край от воров и бандитов, закрывая тайные притоны и торговлю водкой. Донесения о пресечении правонарушений составили целое солидное архивное дело[16].
Военно-полевыми судами в этот период рассматривается огромное количество дел: грабежи, убийства, разбои, шайки, хунхузы. Даже в тех случаях, когда на русской территории китайцы совершали преступления против китайцев, эти дела рассматривались военно-полевыми судами и расстрельные приговоры приводились в исполнение.
Но вот одна красноречивая деталь. Военный губернатор Приморской области генерал-майор Флуг 15 января 1907 г. донес Приамурскому Генерал-Губернатору, что в Никольск-Уссурийске 4 января 1907 г. трое хунхузов за вооруженный грабеж приговорены к смертной казни. «Для приведения в исполнение конфирмованного Местным Начальником Гарнизона приговора Комендант города обращался к Никольск-Уссурийскому Полицмейстеру за содействием в подыскании палачей, но, несмотря на предложенное высокое вознаграждение, найти палачей не представилось возможным, почему смертный приговор над осужденными приведен в исполнение расстрелянием»[17].
Ай, да «висельная» Россия! И спустя 80 лет после декабрьского восстания на Сенатской площади, ставящего своей целью злодейское убийство Царя и Его Семьи, в ней нельзя было найти палача, в отличие, скажем, от «цивилизованной» Франции, где все это время не только исправно «трудилась» гильотина, но и регулярно поставлялись на экспорт убийственные революционные идеи и к ним приложением исполнители-палачи.
Однако и без особо обученных палачей Царская Власть законной строгостью и Монаршей милостью сумела навести порядок и на Дальнем Востоке и по всей стране. Террористы добились обратного: государственная власть получила широчайшую народную поддержку всех слоев населения: «Всего в результате Отечественной войны Русского народа против бесовщины численность революционных террористов и агитаторов снизилась примерно на 4 тыс. человек, а около 20 тыс. в панике бежали за границу. <…> Стихийно народный подъем 1905-1906 годов стал школой патриотического объединения русских людей, создавших на его основе целый ряд массовых общественных организаций в защиту Царя и Русского государства»[18].
Христоподражательная победа святого Царя-мученика Николая, поправшего смертью смерть на Уральской Голгофе, Его прославление всей полнотой Русской Православной Церкви – всё говорит о том, что революционные «врата адовы» Россию не одолеют.
Уроки на завтра
Невидимыми духовными узами прошлое нашей многострадальной Родины связано с ее нынешним днем. Ситуация с введением военно-полевых судов в период первого революционного бунта 1905-1907 годов, поведение Государя и Его верных слуг в этом кризисном положении высвечивают в ярком свете реалии взаимоотношений российской Верховной власти с исполнителями ее воли.
Одна из основных причин, приведшая к успеху февральско-октябрьского бунта 1917 года, – это неисполнение монаршей воли многими номинальными «слугами закона», их отпадение от веры в Бога и Его Помазанника, бездушное следование лишь букве закона и привело к падению царского режима.
За год до утверждения Высочайшего повеления о введении военно-полевых судов и за несколько недель до известного Манифеста 17 октября 1905 года в Петергофе заседала комиссия из высших чинов государства для разработки законоположения о новых парламентских учреждениях.
Комиссия заседала в то время, когда под влиянием непрерывных террористических актов и объявленной всеобщей забастовки растерянность в правительственных кругах достигла высшей точки. Все признавали необходимость реформ, и почти никто не отдавал себе отчета в том, в чем они должны выразиться. Одни высказывались за введение либеральной конституции, другие – за создание совещательного органа, третьи — за диктатуру по назначению, а четвертые считали, что порядок и умиротворение должны быть водворены лично Государем диктаторскими приемами.
Однако Государь, выслушав всех, поступил так, как должен был единственно поступить Помазанник Божий, чье сердце в руце Господней. Всероссийский Самодержец взял на Себя всю ответственность карать ложноподданных и миловать верноподданных Своих, предоставив своим слугам все законные возможности спасти народ и укрепить государственность.
Когда же Верховная Власть пользуется методом «двойного стандарта», подчиняясь диктатуре чужеземного закона, и в то же время требуя наведения порядка в собственной стране, тогда исполнители воли этой власти вынуждены творить беззаконие, моментально превращаясь в преступников, когда Верховная Власть переходит в руки иной политической группировки.
Такое случалось не раз в истории России. Но при сохранении монархического принципа оставалась возможность законного и полюбовного примирения — покаяние в грехах, их исправление, — что приводило к длительным временам стабильности в стране и единству в обществе. При республиканской форме правления в России наступила нескончаемая череда «сменовеховства», которая сама и является питательной средой для беззакония. Из этой среды на потеху честной публике и иностранным специалистам «по черной магии» рождаются на свет Божий «новые дворяне» разных кадрированных «сетевых монархий». И так без конца, пока не явится со своим воинством главный претендент на Всероссийский престол и «крысолов» – человек греха, сын погибели (2 Фесс. 2; 3), которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего (2 Фесс. 2; 8).
Источники:
[1] Якобий И.П. Император Николай II и революция. Б.м., 1938. С. 29.
[2] Платонов О.А. Терновый венец России. История Русского народа в XX веке. В 2-х томах. Т. 1. М., 1997. С. 212.
[3] 3 Платонов О.А.. Там же. С. 259.
[4] Алферьев Е.Е. Император Николай II как человек сильной воли. Материалы для составления Жития Св. Благочестивейшего Царя-Мученика Николая Великого Страстотерпца. Джорданвилль, США, 1983. С. 52-53.
[5] Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. 2 изд. Вашингтон, 1981. СС. 369-370, 378.
[6] Мосолов А.А. При Дворе последнего Императора. Записки начальника канцелярии Министра Двора. СПб. 1992. Сс. 43, 44, 49.
[7] См.: Хвалин А.Ю. Государь и Дальняя Россия. М.-Владивосток, 1999. С. 82.
[8] Курлов П.Г. Гибель Императорской России. М., 1992. С. 15-16.
[9] Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ) Ф. 702. Оп. 4. Д. 553. Лл. 19-21.
[10] Приамурские ведомости. Хабаровск. 19 сентября 1906 г.
[11] РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 4, Д. 595. ЛЛ. 29-29 об.
[12] РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 4. Д. 595. Лл. 8-11.
[13] РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 4. Д. 553. Л. 9 об.
[14] РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 4. Д. 595. Л. 104.
[15] РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 4. Д. 638. Л. 16.
[16] РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 4. Д. 811.
[17] РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 4. Д. 595. Л. 269.
[18] Платонов О.А. Там же. С. 237.