Записки С.П. Руднева-10

ПРИ ВЕЧЕРНИХ ОГНЯХ

К 100-летию Приамурского Земского собора и восстановления монархии в России. Записки делегата Сергея Петровича Руднева.

ВСТУПЛЕНИЕ

Воспоминания Сергея Петровича Руднева, участника Поместного собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. и Приамурского Земского собора 1922 г. во Владивостоке, были написаны практически по горячим следам и изданы в Харбине в типографии «Заря» в 1928 году. Автор посвятил их как назидание «моим дорогим эмигрантам – любимым, богоданным внукам Сергею и Игнатию Хорошевским и племяннику Петру Рудневу».

Сергей Петрович Руднев (28.01.1872 — 8.01.1935) родился в гор. Курмыше Симбирской губернии в дворянской семье. Окончил Симбирскую гимназию и юридический факультет Харьковского университета в 1895 году и в течение года был помощником юрисконсульта Юго-восточных железных дорог. В 1896 г. он – сотрудник Елецкого окружного суда. Последовательно занимал должности: судебного следователя в Верхотурье, на Катавских и Симских заводах Уфимского уезда, товарища прокурора в Костромском, Смоленском и Нижегородском судах. С 1906 г. судебный следователь Московского окружного суда, но по семейным обстоятельствам уезжает в Крым, где до 1916 был членом Симферопольского окружного суда, а после смерти жены перевёлся в Симбирский окружной суд на туже должность. Член Поместного Собора Российской Православной Церкви по избранию от мирян Симбирской епархии. После революции жил на Дальнем Востоке. Учредитель и товарищ председателя правления Харбинской больницы в память доктора В.А. Казем-Бека. Скончался в Харбине.

Книга воспоминаний С.П. Руднева «При вечерних огнях», своим названием отсылающая к сборникам великого русского поэта Афанасия Фета из цикла «Вечерние огни», по мнению авторитетного парижского эмигрантского издания «Возрождение», «прошла незамеченной в общей печати.

А между тем — его воспоминания отнюдь не похожи на тот недавний поток мемуаров, почти все авторы которых, как бы, забегая вперед перед историей, или приписывали себе особые государственные роли или жаловались на то, как их государственных талантов не понимали современники».

И далее автор рецензии делает общий вывод: «Незамеченная книга С.П. Руднева как бы восстанавливает прекрасную традицию нашего 18-го века, когда, также не думая о суде истории или о посторонних свидетелях, наши пудренные пращуры, при вечерних огнях, рассказывали внукам об испытаниях своей жизни. И, читая книгу Руднева, вспоминаешь, например, не раз старинные и бесхитростные записки Мертва́го или Рунича о Пугачевщине. Будущий историк найдёт, вероятно, у Руднева не меньше, чем во многих прославленных мемуарах» (Возрождение, № 1668, 1929).

В моём случае так и произошло: получив книгу С.П. Руднева от одного из русских беженцев первой волны, использовал её материалы при написании своей книги «Восстановление монархии в России. Приамурский Земский собор 1922 года. Материалы и документы» (М., 1993. – 168 с.). Ссылки на книгу С.П. Руднева «При вечерних огнях» встречаются и в других исследованиях историков. Однако, насколько можно судить, в России она не переиздавалась и в настоящее время представляет собой библиографическую редкость и незнакома широкому кругу читателей. Публикуем главу из неё «На Дальнем Востоке – в Приморье», повествующую о ситуации здесь в 1920-1922 годах, о подготовке и проведении Приамурского Земского собора во Владивостоке, восстановившем Династию Романовых на Российском престоле.

Предисловие и публикация Андрея Хвалина. 

+

ИНТИМНОЕ. Вместо предисловия. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-vstuplenie/

Часть I. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-1/

Часть II. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-2/

Часть III. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-3/

Часть IV. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-4/

Часть V. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-5/

Часть VI. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-6/

Часть VII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-7/

Часть VIII. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-8/

Часть IX. http://archive-khvalin.ru/zapiski-s-p-rudneva-9/ 

+

Часть X.

Одновременно с выборной кампанией в Учредительное Собрание в Приморье всюду шла дружная агитация в пользу каппелевцев; производились сборы, устраивались лекции, концерты и вечера, сбор с которых поступал нуждающимся каппелевцам. Начало 1921 года — январь-март — ознаменовались целым рядом так называемых «Каппелевских Недель» и «Вечеров», организуемых во Владивостоке и Никольске дамами, в числе которых не последнюю роль играли Елизавета Александровна и дочери. Вечера эти дали в конце концов настолько значительную сумму, что 6000 руб. были впоследствии каппелевцами даже даны, как я слышал, на организацию Несоциалистического Съезда. На помощь каппелевцам пришёл также и Красный Крест в лице Особого Совещания, находившегося в Харбине.

Это Особое Совещание Российского Красного Креста на Дальнем Востоке было организовано Уполномоченным Главного Комитета Красного Креста, бывшим Членом Государственной Думы, Киндяковым, передавшим затем, за выездом в Европу, свои полномочия С.С. Аксакову — лицеисту по образованию, помещику Самарской губернии, служившему в беженстве в Омске в Министерстве Иностранных Дел. С.С. Аксаков явился таким образом Председателем этого Особого Совещания, а Членами последнего был ряд лиц, в числе которых находились между прочим упоминаемые уже мною Μ.Ф. Беляков — наш Губернский Предводитель Дворянства и ярославец — кн. Куракин — б. Член Правительства Северной Области. Особое Совещание это работало затем в течение нескольких лет, оказывая помощь русским беженцам, пока не исчерпало всех бывших в его распоряжении средств.

Кн. Куракин приезжал к нам в Приморье, во Владивосток, и вместе с моей женой привлек к делу помощи бывшим русским больным и раненым воинам целый ряд лиц. Были учреждены столовые, мастерские, бани, врачебные пункты и даже были присланы два вполне оборудованных санитарных поезда, много потом оказавшие ценных услуг несчастным, обмороженным и раненым каппелевцам в их Хабаровском походе, о котором скажу дальше. Впоследствии, когда в Приморье образовалось Приамурское Правительство, от Особого Совещания был командирован во Владивосток и жил там Уполномоченный Усаковский, до конца белого Приморья оказывавший помощь из средств Красного Креста.

Всеобщее сочувствие и симпатия, проявленные населением Приморья по отношению к каппелевцам, заставили Народное Собрание пересмотреть своё первоначальное решение и пойти на компромисс: была организована особая комиссия из членов «Антоновского» правительства и Народного Собрания, на обязанности которой лежало урегулировать продвижение каппелевцев и помочь им расселиться. Это всё вызвало надобность выезда в места нахождения каппелевцев Членов Народного Собрания, а затем и других, интересующихся каппелевцами, лиц. Началось паломничество в Раздольное, Никольск и Гродеково. Ездил и я раза два, три, и в Раздольное, и в Никольск с лекциями по русской истории, — главным образом по эпохе Смутного Времени и о параллелях её с настоящим, — и видел с какою охотою и интересом воспринимали их слушатели. В одной из таких поездок мы случайно до Раздольного ехали вместе с ген. Болдыревым, который, как оказалось, ехал к генералам и офицерам, а я — к солдатам. Таким путём происходило знакомство и невольное сближение Каппелевцев с несоциалистами.

Являлось только вопросом — какому из «женихов» «невеста» — армия отдаст предпочтение? Главными сватами были упоминаемые мною полковники Ловцевич и Михайлов.

Конечно, желание каппелевцев было иметь дело со всеми несоциалистами, образовавшими бы блок, но так уже повелось на Руси: если три человека, то три и мнения, не меньше…

Наш Национал-Демократический Союз более действовал, чем говорил, а Демократический — любил более академические и умные разговоры; братья Меркуловы были мужики, не в обиду им будь сказано, хитрые и сложа руки тоже не сидели, и нам с Густовым, составлявшим «левую» в Союзе, было совершено очевидно, что «жених» уже намечен.

А хотелось бы, чтобы было всё получше и покрепче! И вот мы вдвоём, при участии одного из «сватов» и по его настоянию, попросили Демократический Союз устроить пленарное закрытое заседание и разрешить нам сделать доклад. Согласие было получено, и заседание состоялось в помещении газеты «Вечер». Были почти все. Впрочем об этом заседании подробнее я расскажу в своё время, то есть тогда, когда оно имело место — после Несоциалистического Съезда, а вперёд расскажу о Съезде.

Съезд этот был созван по нашей инициативе трудами и стараниями, главным образом, обоих Меркуловых. Средства добывались путём займов и пожертвований; давали, кто сколько мог и хотел. Н.Д. Меркулов ездил в Порт-Артур и привёз оттуда кажется 6000 р., данных Атаманом Семёновым; Д.И. Густов искал денег под залог своей фабрики, чтобы полученные деньги тоже употребить на организацию Съезда и имеющих образоваться затем органов. Предполагалось, что Съезд будет состоять из представителей различных несоциалистических организаций Приморья и Полосы Отчуждения Кит. Вост. жел. дороги и собираться или периодически или когда в нём будет надобность, а избранный им Совет Несоциалистического Съезда — явится постоянным учреждением, которое будет объединять, руководить и направлять общую работу несоциалистов.

Несмотря на насмешки и скептицизм левых и даже Союза Демократов, Съезд состоялся, и прошёл очень удачно. Харбинская и Владивостокская демократическая пресса, бойкотировавшая Съезд, всё же нашла возможным отметить, что «Съезд проявил такт и серьёзность», что «в то время, как одни с болью в сердце стараются найти выход из разрухи и ищут его на Съезде, — другие на всех парусах воруют». В словах этих заключался намёк на злобу дня: как раз перед самым Съездом во Владивостокском порте грузился пароход «Легия», на котором под маркою Центросоюза «Антоновское» правительство отправляло в СССР медь и другие ценные товары, которые прибыли ещё во время войны и лежали в изобилии в пакгаузах. По этому поводу нами вносились запросы в Народное Собрание, и «Легия» была на устах у всех.

Съезд открылся молебном в 3 ч. дня 20 марта 1921 г. в обширном помѣщении Общедоступного Театра, переделанного из цирка. Театр этот мог вмещать свыше 1000 человек.

На Съезд явилось более 300 делегатов, представлявших 54 организации. Газеты писали: «Публика серая, мещане»… Было получено отовсюду — из Приморья и Полосы Отчуждения — масса приветствий.

Начался Съезд словом харбинца, прот. В.М. Демидова о том, что «только православное правительство может быть крепким»; — по этому тону настроился Съезд, продолжавшийся до 31 марта.

Демократы и интеллигенты-либералы сидели в публике, наблюдали и ждали, когда Съезд начнет «себя оказывать», но к удивлению, как о том отмечалось в прессе, всё прошло как быть надлежит. В итоге своих работ Съезд избрал Совет, в который попали и харбинцы (кн. А.А. Крапоткин, прис(яжный) пов(еренный) В.Ф. Иванов и др.), и — главным образом — владивостокцы: братья Меркуловы, Е.М. Адерсон — доверенный фирмы бр. Пьянковы, И.И. Еремеев, А.Я. Макаревич, Д.И. Густов, Н.И. Кузьмин, я и другие, и вынес следующую резолюцию:

«Впредь до восстановления законной верховной власти в России, временно верховная власть на Дальнем Востоке принадлежит всему русскому населению, которому принадлежит право избрания особого органа, как выразителя верховной власти русского народа на Дальнем Востоке, обнимающего собою все функции управления и управляющего краем через подчинённые ему органы. Съезд не мыслит управления верховной властью без законодательного народного представительного собрания, созванного на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования».

Резолюция Съезда была одобрена даже Демократическим Союзом и сродными ему организациями Приморья и Полосы Отчуждения.

Съезд не прошёл без инцидентов. Во-первых, как-то ночью был сорван русский трехцветный флаг, а в отместку за это были сорваны флаги ДВР и были «употреблены на портянки», о чём демонстративно было объявлено; а во-вторых, в  ночь на 31 марта была неудачная попытка какого-то переворота, на который отважились будто бы Н.Д. Меркулов, Д.И. Густов и В.Ф. Иванов и группа каппелевцев из Угольной и Раздольного во главе с полковником Глудкиным, который потом, покушаясь на самоубийство, стрелял в себя и получил тяжёлое paнение, когда оказалось, что из переворота, кроме конфуза ничего не вышло. 31 марта и следующие дни много пришлось нам — нац.-демократам отбиваться от нападков, а кое-кто, и в их числе ген. Лохвицкий, бывший в числе членов Съезда, были даже арестованы, но скоро затем освобождены.

2 апреля Народное Собрание прервало свои занятия до лета. «Антоновское» правительство осталось одно, получая директивы и слушаясь Читы. Если при народном Собрании политическая жизнь Приморья шла так, как этого хотело Приморское Народное Собрание, то без него жизнь пошла по желанию и указке ДВР. Это всех раздражало и заставляло быть на стороже.

Указанное обстоятельство — с одной стороны, и неудовлетворительное положение каппелевцев, которым предлагалось или поступить в войска ДВР или распылиться и обратиться к мирному труду, — с другой, при быстром израсходовании каппелевской армией бывших у неё денежных средств, без надежды их откуда-либо пополнить, — побудили каппелевское командование поспешить избранием тех, с кем им связать свою судьбу и добыть затем и средства существования и привычное положение — государственной военной силы.

Очередным — и на этот раз правым — переворотом пахло в воздухе несомненно, и «Антоновское» правительство чувствовало это и спешило вывезти ценности из Владивостока, какие только представлялись возможным увезти.

О том, что в будущее правительство войдут национал-демократы, — было несомненно, но хотелось бы, чтобы вошли и из Демократического Союза, и в целях объединения в правительстве всей несоциалистической общественности, и в целях привлечения наиболее интеллигентных и полезных сил.

Вот тогда-то, с целью привлечения этих сил, по инициативе, как я сказал, каппелевцев и по нашей с Густовым просьбе, были созваны члены Демократического Союза и некоторые из Торгово-Промышленных деятелей в редакции газ(еты) «Вечер». Среди присутствующих, помню, были: Виноградов, Павловский, Кроль, Болдырев, Кругликов, Синкевич, Исакович, Знаменский, Циммерман и др.

Я обрисовал положение вещей и, указывая на то, что «запахло весной», спрашивал, а что если придется брать власть в Приморье в свои руки, — пойдут ли они с нашим Союзом, дадут ли своих представителей и разделят ли тяготу этой власти? О том, что С.Д. Меркулов будет среди членов будущего правительства, — это подразумевалось само собой: таких, как он, в нашем Союзе было один-два, да и обчёлся…

Начались разговоры; прямо не говорил никто, вещи своими именами и попросту не называли, а ходили вокруг да около… Указывали, между прочим, и на то, что каппелевское выступление будет авантюрою, что оно будет на руку интервентам, что бр. Меркуловы неприемлемы персонально, хотя не объясняли, почему, и так всё в этом роде.

Было ясно, что у них не решён ещё основной вопрос — быть или не быть перевороту, то есть тот, который каппелевцами уже решён положительно и бесповоротно как по соображениям экономического свойства, так и потому, что если не произведут его они, то созревший в обывательском сознании Приморья плод сорвут семеновские группировки, в пользу которых шла уже, как каппелевцы были осведомлены, усиленная работа, ведшаяся в пользу Атамана Семёнова родственной по духу Демократическому Союзу харбинской организацией Русским Национально-Экономическим Объединением во главе с П.В. Ивановым — бывш. главою Уральского Правительства, кооператором А.А. Балакшиным, декоративным крестьянином Г.Т. Улитиным —представителем будто бы Крестьянского Союза и др.

Каппелевцы прекрасно понимали, что если подойдет к власти Нац.-Экономическое Объединение с Атам. Семёновым, то положение их, а особенно их вождей, будет печальное: отступление из Забайкалья создало между ними и Атаманом непроходимую пропасть.

На всё это мною и Д.И. Густовым намекалось, но тщетно. И.И. Циммерман в конце концов убеждённо изрёк: «Что бы ни случилось, а в конце концов власть нас не минует».

Так ничем и кончилась наша попытка, убедившая каппелевское командование, что на участие в перевороте — демократы не пойдут.