Глава XIII

КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ

Книга Мириэль Бьюкенен – дочери английского посла[i], «свидетельницы всех событий, подготовивших русскую революцию, а также и самой революции». 

«ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ» получена из Франции вместе с другими историческими артефактами русского рассеяния, возникшего в мире после революции 1917 года. Она собиралась на протяжении многих лет одним русским эмигрантом и представляет собой сборник вырезок из русскоязычных газет, издаваемых во Франции. Они посвящены осмыслению остросовременной для нынешней России темы: как стало возможным свержение монархии и революция? Также в статьях речь идёт о судьбах Царской Семьи, других членов Династии Романовых, об исторических принципах российской государственности. Газетные вырезки читались с превеликим вниманием: они испещрены подчеркиванием красным и синим карандашами. В том, что прославление святых Царских мучеников, в конце концов, состоялось всей полнотой Русской Православной Церкви, есть вклад авторов статей из ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ и её составителя. Благодарю их и помню.

Монархический Париж является неотъемлемой частью Русского мира. Он тесно связан с нашей родиной и питается её живительными силами, выражаемыми понятием Святая Русь. Ныне Россию и Францию, помимо прочего, объединяет молитва Царственным страстотерпцам. Поэтому у франко-российского союза есть будущее.

Публикации первого тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parigskaya-tetrad/.

Публикации второго тома ПАРИЖСКОЙ ТЕТРАДИ-2: http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-2/.

ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ-3: http://archive-khvalin.ru/o-tainstvennom/; http://archive-khvalin.ru/vojna-armiya-i-strana/; http://archive-khvalin.ru/pamyati-imperatora-nikolaya-ii/; http://archive-khvalin.ru/llojd-dzhordzh/.

КРУШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ.

Т. 1. http://archive-khvalin.ru/category/imperskij-arxiv/parizhskaya-tetrad-3/krushenie-imperii/tom-i/

Т. 2.

Глава XII. http://archive-khvalin.ru/glava-xii/

+

ГЛАВА XIII.

Распутин.

Был ветреный, пасмурный день в апреле 1916 года. Вдруг выпал снег и начал быстро таять. По тротуарам было трудно идти, кое-где снежные сугробы доходили до щиколотки. Вода падала с крыш. Местами на Неве уже ломался лёд, и поверхность его стала бурой. Это говорило о том, что река начинала освобождаться от своих зимних оков, пробуждаясь к новой жизни.

У нас в госпитале была операция, которая длилась три часа и нас всех невероятно утомила. Когда я освободилась, наша старшая сестра мисс Фрум разрешила мне идти домой. Когда я в карете доехала до Николаевского моста, я вышла из экипажа и решила пройти остальную дорогу пешком. От запаха эфира у меня разболелась голова, и я надеялась, что на свежем воздухе она у меня пройдёт.

Николаевский мост был весь запружен экипажами и ломовыми подводами. Ломовые извозчики кричали и размахивали кнутами. Трамвай звонил. Лошади ступали с трудом по жёлтому, таявшему снегу. Я стояла на тротуаре и ждала, чтобы перейти чрез улицу. Порыв ветра поднял край моей косынки, и я подняла руку, чтобы её поправить. В это время движение вдруг остановилось. По-видимому городовой поднял палку, чтобы пропустить ехавших по набережной. Как раз предо мною остановился извозчик, понукавший косматую лошадёнку. Я заметила, что на извозчике сидел высокий чернобородый мужчина, в бобровой шапке, надетой глубоко на голову, с длинными волосами. Он был в синей рубахе и высоких сапогах, которые были видны из-под отделанного мехом армяка. Глубоко сидевшие, необычайно блестящие глаза остановились на мне внимательно, и пока Распутин на меня смотрел, я чувствовала себя настолько безвольной, что моя рука, поправлявшая косынку, беспомощно опустилась. Наконец, городовой на мосту подал знак своей белой дубинкой, извозчик дёрнул вожжи, и они проехали мимо меня.

Как только они скрылись из глаз, чувство связанности, опутавшее меня, прошло, и я с облегчением вздохнула. Из разговора двух женщин, стоявших рядом со мною и тоже следивших за незнакомцем, я поняла, что это был Распутин. И мне тогда стало понятно, почему под этим жутким, пристальным взглядом мною овладело чувство беспомощности и слабости.

«Сегодня мы познакомились с Григорием — Божиим человеком, из Тобольской губернии». Таковы были простые слова, которые были занесены Государем под датой 1 ноября 1904 года — датой, сыгравшей роковую роль в русской истории. Репутация святости Распутина и его поразительная способность лечить недуги животным магнетизмом заинтересовали двух Великих Княгинь черногорок — жён Великих Князей Николая Николаевича и Петра Николаевича. Они его представили при Дворе, а он, в самое короткое время, приобрёл значительное влияние на Императрицу, которая была потрясена его способностью останавливать кровотечение у Наследника. И, действительно, этот тёмный полуграмотный мужик обладал какой-то таинственной, магнетической силой, так как, когда Распутин был поблизости от Наследника, маленький больной чувствовал себя лучше, как только он уезжал — болезнь Цесаревича обострялась. Часто Распутину достаточно было поговорить по телефону или же послать телеграмму, как внезапный припадок болезни проходил, лихорадка понижалась. Это давало старцу основание для грозных предостережений: «Если со мною случится что-нибудь недоброе, то Русская Империя погибнет», или же: «Моя смерть будет вашей гибелью». Были ли эти предостережения пустым бахвальством авантюриста или же пророчеством ясновидящего, остаётся тайной. Установлено совершенно достоверно, что при первых признаках надвигающейся войны Распутин несколько раз настойчиво телеграфировал Государю, советуя всеми силами ей противиться, так как война приведёт Россию неизбежно к гибели. Позднее, встретив где-то у знакомых французского посла Палеолога, он ему мрачно сказал: «В течение двадцати лет жатвой России будут только слёзы и кровь».

Тем не менее на второй или же третий год войны Распутин начал вмешиваться в государственные дела. Делал это он, главным образом, чрез А. Вырубову, которая, пользуясь расположением Императрицы, служила передаточной инстанцией между нею и «Божьим человеком», ниспосланным свыше, чтобы спасти Россию от зла и губительных влияний. Вначале Распутин довольствовался тем, что оказывал влияние на некоторые назначения в области духовной иерархии, но затем начал проявлять интерес и к назначениям некоторых министров. Наконец, он стал даже высказываться по поводу тех или других операций на фронте. Так в ежедневных письмах Государыни к Государю можно найти такие фразы, как: «Наш друг сожалеет о том, что Ты начал наступление, не посоветовавшись с ним… Он  просит Тебя подумать над тем или иным решением… Он умоляет Тебя поступить так-то…». Передавали, что ему давали военные планы для того, чтобы он молился над ними. Он будто бы являлся главным виновником в отставке Поливанова. «Ведь он враг нашего друга». О Великом Князе Николае Николаевиче Императрица отзывалась следующим образом: «Не народ может Тебе повредить, но Николаша и его партия», или же далее: «Твою веру хотели поколебать, но она была тверда, как скала. Ты получил миропомазание на коронации. Бог поставил Тебя так высоко, и Ты исполняешь свой долг. Самое дурное теперь позади, говорит наш друг. Только поскорее назначь Николашу на Кавказский фронт без колебаний». Всё снова и снова настаивала она в своих письмах, стараясь повлиять на Государя: «Будь Императором. Не забывай, что Ты Самодержец. Мы должны оставить нашему сыну сильную власть. Ради него мы должны быть также сильны». И опять в другом письме: «Я всецело доверяю нашему другу, который думает только о Тебе, Алексее и России. Руководимые им, мы победим. Это будет тяжёлая борьба, но около Тебя будет Божий человек, и он выведет из окружающих скал Твой утлый чёлн».

Вне всякого сомнения, что, когда престарелый Горемыкин подал в отставку, то на должность председателя совета министров был назначен по совету Божьего человека гофмейстер Штюрмер, известный германофил и реакционер. Со своей седой бородой, розовым цветом лица и водянисто-голубыми глазами Штюрмер был похож на святочного деда. И, тем не менее его вкрадчивые манеры, красные влажные губы и улыбка, рассчитанная на эффект благодушия, — были отвратительны и внушали инстинктивное и глубокое недоверие.

5 июня 1916 года, в день ужасающей гибели «Хэмпшира» (английский крейсер подорвался на немецкой мине, в катастрофе погиб британский военный министр лорд Китченер, направлявшийся с особой миссией в Россию – А.Х.), все союзные государства были потрясены. Путешествие Китченера в Россию сохранялось в глубочайшей тайне, и всё же оно по неизвестной причине стало многим известно, и о нём спорили и говорили во многих петербургских домах, несмотря на опровержения английского посольства. Что произошло в ту ночь 5 июня, вероятно, никогда не будет выяснено. Действительно ли «Хэмпшир» взорвался на мине, или же его потопила германская подводная лодка, причинив, таким образом, союзникам ущерб, который наложил отпечаток на весь дальнейший ход военных действий — это так и останется тайной. Но странно, что Распутин почему-то боялся приезда лорда Китченера в Россию, его обаяния и силы его влияния. «Наш друг, — писала Императрица Государю вскоре после катастрофы, — говорит, что для нас это было хорошо, что Китченер погиб, так как он причинил бы вред России…». Слова, заставляющие нас призадуматься над ролью Распутина в деле гибели Китченера.

В начале лета 1916 года отец мой поехал в Москву, чтобы присутствовать на обеде, который был дан в его честь местной британской колонией. В эти дни он был избран почётным гражданином г. Москвы. Впоследствии утверждали, что Московская городская дума, из состава которой впоследствии вышли некоторые члены Временного Правительства, оказала ему столь высокую честь в благодарность за ту роль, которую он играл в русской революции. Казалось бы, эти обвинения опровергаются той телеграммой, которая была получена им по этому случаю от Императора Николая II и которая воспроизведена на грамоте, поднесённой моему отцу москвичами и теперь находящейся на хранении в Лондоне в Веллингтон-Колледже: «Москва, — писал Государь, — правильно истолковала чувства русского народа и оценила услуги сэра Джорджа Бьюкенена, отметив близость, между Россией и Англией, которая теперь еще более увеличивается братством на поле брани. Я приветствую постановление Московской городской думы избрать сэра Джорджа Бьюкенена почётным гражданином города Москвы».

Добившись того, чтобы Великий Князь Николай Николаевич был назначен на Кавказ и убедив Государя, что его священным долгом является принять на себя верховное командование на фронте, освободившись от генерала Поливанова и заменив его генералом Шуваевым, Распутин направил свои замыслы в другую сторону, и ему снова многое удалось. Поздно вечером 19 июля 1916 года товарищ министра иностранных дел Нератов посетил моего отца и со слезами на глазах сообщил ему, что получено известие об отставке Сазонова, которого будто бы будет заменять никто иной, как Штюрмер. Это новое назначение должно было состояться чрез 24 часа, и Нератов просил моего отца вмешаться, пока ещё не было поздно. Не было времени просить официальную аудиенцию, ни телеграфировать в Англию, испрашивать указаний. А потому, беря всё на свою ответственность и сознавая, что он рискует всем своим положением, отец мой послал Царю телеграмму следующего содержания:

«Ваше Величество всегда разрешали мне, — так начиналась телеграмма, — откровенно выражать своё мнение относительно того, что прямо или косвенно касается благополучного исхода войны и заключения мира, который обеспечит всей Европе мир на все грядущие годы. Вот почему я почтительнейше решаюсь обратиться к Вам по поводу, который – я опасаюсь – может внести большие осложнения в отношения между Россией и союзниками. Я действую исключительно по собственной инициативе и за своей ответственностью и умоляю Ваше Величество простить меня за мой шаг, противный правилам дипломатического этикета».

Мой отец привёл затем слухи относительно отставки Сазонова и просил Государя подумать прежде, чем он примет окончательное решение.

«Сазонов и я, — писал мой отец, — работаем вместе почти что два года для сближения двух наших стран, и я всегда рассчитывал на его содействие, в деле обращения этого союза, заключённого на время войны, в нечто постоянное. Я не могу не ценить тех услуг, которые Сазонов оказал союзным правительствам своим тактом и способностями, доказанными во время сложнейших переговоров с начала войны. Я также не могу скрыть от Вашего Величества того страха, который я испытываю при мысли потерять Сазонова в дальнейшей работе, которая нам предстоит».

В виду того, что Распутин учитывал, что отставка Сазонова и назначение на его место Штюрмера вызовет значительное неудовольствие в известной части русского общества, старец настаивал, чтобы Императрица посетила Ставку, чтобы своим личным влиянием поддержать Государя в минуту колебания. В виду этого Государь действительно привёл своё намерение уволить Сазонова в исполнение и оставил телеграмму моего отца без ответа, так как Императрица посмотрела на этот шаг английского посла, как на совершенно недопустимое вмешательство иностранного дипломата в русские внутренние дела. Наоборот, от сэра Эдуарда Грея (в 1905-16 гг. министр иностранных дел Великобритании – А.Х.) отец мой получил за свою инициативу поздравительную телеграмму.

Недели шли за неделями. Дни уже стали короче. Мы переживали третью военную зиму. На восточном фронте было затишье, но говорили, что русская армия вполне подготовлена для решительного наступления весною 1917 года. Сербская армия понесла настолько серьезное поражение, что была вынуждена эвакуироваться на Корфу. Румыния была побеждена. Затруднения с продовольствием и снабжением топливом столицы усиливались. Благодаря оппозиции моего отца, Штюрмер подал в отставку в ноябре 1916 года. Его заменил всеми уважаемый Н.Н. Покровский. Но А.Д. Протопопов всё ещё был министром внутренних дел. Верхи общества могли говорить только о растущем влиянии Распутина.

— Отвратительные, петроградские сплетни! — воскликнул Государь в разговоре с Палеологом, — они доходят даже до фронта. И источником этих сплетен являются главным образом дворцы и великосветские салоны. Какое это несчастье! Это Божье наказание.

И, действительно, казалось, что русское общество потеряло последнюю выдержку. Раздражение против Императрицы было настолько сильно, что люди забывали всякую лояльность, патриотизм, уважение к матери и женщине. Обстановка войны обесценила человеческую жизнь, и планы об убийстве старца обсуждались открыто в самых высокопоставленных кружках.

Около этого времени князь Юсупов познакомился с Распутиным для того, чтобы выяснить, в чём был секрет его обаяния. Грубое бахвальство старца, его разговоры о его влиянии при дворе, его попытки влиять на назначения и увольнения министров – всё это побудило князя Юсупова задуматься над тем, что следовало предпринять, чтобы освободить от этого зла Россию.

После долгих размышлений и приготовлений было решено, что Распутин будет приглашён в Юсуповский дворец в Петрограде на Мойке вечером 29 декабря н.ст. В особняке был специально оборудован подвал и обставлен сообразно случаю. Хозяин приготовил шоколадные пирожные, начинённые ядом, и немного яда было положено в приготовленные стаканы. Когда всё было готово, Великий Князь Дмитрий Павлович, кн. Юсупов, депутат Пуришкевич, доктор Лазоверт и ещё двое лиц собрались в верхней комнате, которая была соединена внутренней лестницей с нижней комнатой. Князь Юсупов отправился к старцу на его квартиру, где ему удалось уговорить Распутина поехать к нему. Он провёл его, по приезде, немедленно в подвал. Наверху играл какую-то веселую музыку граммофон, и Юсупов сказал Распутину, что у его жены гости, но что, вероятно, они скоро разойдутся. Осмотрев картины и обстановку комнаты, Распутин сел за стол, но отказался от угощения. Он начал говорить о своих планах на будущее, о своём влиянии на Императрицу, о тех изменениях, которые он собирается внести в состав совета министров, о своём намерении закончить войну и добиться подписания мира.

В конце концов, он всё же решился отведать предложенных ему пирожных и протянул руку за стаканом. Попробовав вина, старец заметил, что оно ему нравится и попросил ещё. Юсупов сделал вид, что разбил стакан, после чего он налил вина в приготовленный стакан с ядом. С ужасом наблюдал князь, как старец пил вино.

И ничего не произошло. Распутин заметил только, что он почувствовал в горле лёгкое раздражение, а время шло. Юсупов начал испытывать состояние полной беспомощности. Ему уже стало приходить в голову сомнение в том, действительно ли Распутин — обыкновенный смертный, и быть может, пред ним какое-то исключительное существо, наделённое необычайной силой. Это было непостижимо. Каждому было бы достаточно съесть хотя бы одно из этих отравленных пирожных, чтобы немедленно испустить дух, а старец съел их чуть ли не всю вазу и пил вино из отравленной рюмки, внешне не меняясь и не выказывая никаких признаков страдания.

В конце концов, извинившись под каким-то предлогом, князь Юсупов поднялся к своим друзьям и с отчаянием сообщил им, что яд не подействовал. После совещания Великий Князь Дмитрий Павлович предложил спуститься вниз и пристрелить старца, но князь Юсупов с этим не согласился и, захватив револьвер Великого Князя, спустился вниз. Распутин сидел в той же позе. Юсупов начал расспрашивать его, и Распутин сознался, что чувствует какое-то оцепенение. Однако, выпив ещё вина, старец опять подбодрился. Встав от стола, Распутин подошёл посмотреть резной ларец, стоявший в углу комнаты. На ларце стояло небольшое красивое Распятие из серебра и хрусталя. В это время князь Юсупов приблизился к Распутину и сказал ему:

— Григорий Ефимович, — сказал он хрипло, — посмотрите на Распятие и помолитесь в последний раз.

Распутин удивлённо оглянулся на него, и в это мгновение князь Юсупов поднял револьвер и в упор выстрелил в старца, который с криком бешенства упал на пол.

Услышав шум, остальные заговорщики поспешили вниз, и доктор, осмотрев раненого, заявил, что агония началась и что минуты его сочтены. Заперев комнату, все поднялись наверх, чтобы сделать последние приготовления. Было условлено, что один из них наденет пальто и шапку Распутина, сядет в автомобиль, ожидавший их у подъезда, и отправится на квартиру старца, чтобы отвлечь подозрения. Затем они собирались сжечь одежду и отвезти тело в пустынное место на островах, чтобы бросить его в Неву. Вдруг, пока они об этом разговаривали, Юсупов почувствовал какое-то беспокойство, которое ему подсказывало, что не всё благополучно, и он сошёл один в подвал.

Тело старца лежало на полу в том положении, как они его оставили. Юсупов остановился над ним и вдруг, к величайшему своему ужасу, увидел, как конвульсивно содрогалось тело Распутина и, как открылся один глаз, уставившись на него с выражением ненависти. Пока Юсупов стоял, как парализованный, Распутин приподнялся и с нечеловеческой силой бросился на него и чуть было не повалил. С большим усилием удалось Юсупову освободиться из объятий старца, и Юсупов бросился наверх по лестнице, а за ним, выкрикивая проклятия и угрозы, на четвереньках полз Распутин. Между тем все остальные отправились к автомобилю, оставив дверь выходной комнаты открытой. В силу этого Распутину удалось вылезти на двор, и он уже пробирался к воротам, когда Пуришкевич, услыхав крики Юсупова о помощи, прибежал и выпустил подряд три пули в шатавшуюся фигуру Распутина, которая повалилась в снег.

На звук выстрелов подошёл городовой, чтобы узнать, в чём дело. Юсупов объяснил ему, что у него были гости, и один из них слегка подвыпив, выстрелил. Городовой этим удовлетворился и ушёл. После этого заговорщики поспешно завернули тело Распутина в брезент, уложили его в автомобиль и отвезли на острова, где на Петровском мосту бросили его в прорубь.

На следующий день по городу уже ползли слухи об исчезновении Распутина и, когда тело было найдено, общее возбуждение достигло крайних пределов, и пересудам не было конца. Князь Юсупов позвонил к Великому Князю Николаю Николаевичу и сказал ему:

— Меня обвиняют в убийстве Распутина, потому что вчера после ужина, нам пришлось пристрелить во дворе взбесившуюся собаку.

Когда же его стали подробно допрашивать, он хранил молчание. Его посадили под домашний арест, а позднее приказали выехать к себе в имение в Курскую губернию. Равным образом, под домашний арест был посажен и Великий Князь Дмитрий Павлович.

Когда Великий Князь Павел Александрович ходатайствовал об освобождении своего сына, ему было отвечено, что Императрица этого не разрешает.

2 января Великий Князь был выслан на персидский фронт в распоряжение генерала Баратова.

 

Примечание:

[i] Бьюкенен Мириэль (англ. Meriel Buchanan; 1886-1959) — британская мемуаристка, дочь последнего посла Великобритании в Российской Империи; автор многочисленных статей и книг, в том числе о Царской Семье и России.

Единственный ребёнок в семье карьерного дипломата сэра Джорджа Бьюкенена. Детство и юность прошли заграницей, где служил отец: в Германии, Болгарии, Италии, Нидерландах и Люксембурге. В 1910 году семья переехала в Россию, куда отец был назначен послом. В России опубликовала два романа о жизни в Восточной Европе: «Белая ведьма» (англ. White Witch, 1913) и «Таня: Русская история» (англ.Tania. A Russian story, 1914). С началом Первой мировой войны семья осталась в России, где мать Мириэль Бьюкенен организовала больницу, а сама она служила там медсестрой. В январе 1918 года семья навсегда покинула Россию.

Начиная с 1918 года, написала ряд книг, посвящённых Российской Империи, Царской Семье Государя Николая II, русскому дворянству и международным отношениям: «Петроград: город беды, 1914-1918» (англ. Petrograd, the city of trouble, 1914-1918. — London: W. Collins, 1918); «Воспоминания о царской России» (англ. Recollections of imperial Russia. — London: Hutchinson & Co, 1923. — 227 p.); «Дипломатия и иностранные дворы» (англ. Diplomacy and foreign courts. — London: Hutchinson, 1928. — 228 p.); «Крушение империи» (англ. The dissolution of an empire. — London: John Murray, 1932. — 312 p.); «Анна Австрийская: Королева-инфанта» (англ. Anne of Austria: The Infanta Queen. — London: Hutchinson & Co, 1937. — 288 p.) и др. В 1958 году опубликовала книгу о дипломатической службе её отца – «Дочь посла» (англ. Ambassador’s daughter. — London: Cassell, 1958. — 239 p.).

В 1925 году вышла замуж за майора Валлийской гвардии Гарольда Уилфреда Кноулинга (ум. 1954). У них был единственный сын Майкл Джордж Александр (род. 1929).