Язык нации

Первая мировая и гражданская война разделила Россию на советскую и зарубежную. В историографии период между двумя мировыми войнами получил наименование INTERBELLUM или, по-русски, МЕЖВОЙНА. Осмыслению русской национальной зарубежной мыслью процессов и событий, приведших к грандиозным военным столкновениям в истории человечества, их урокам и последствиям посвящен новый проект «Имперского архива» INTERBELLUM/МЕЖВОЙНА. Для свободной мысли нет железного занавеса, и дух дышит, где хочет.

АНДРЕЙ ХВАЛИН

+

ЦЕМЕНТ ИМПЕРСКОГО ЗДАНИЯ

«Русский язык воистину является цементом имперского здания, а это последнее, как цементом схваченное, стоит и будет стоять, что бы ни предпринимали его враги».

Не вопрос о форме правления, не вопрос о той или иной дозировке гражданских свобод, не вопрос о сочетании созданных революцией прав и интересов с попранными ею выдвинется на первый план перед строителями новой России, а вопрос о том, быть ли Государству Российскому в пределах, близких к границам 1914 года, или же замкнуться в пределах Великороссии.

Судьбы государства в значительной степени будут определяться способами свержения диктатуры коммунистической партии и той международной обстановкой, в которой это произойдёт. Но решающими окажутся не эти внешние обстоятельства. Быть или не быть Российской Империи – более всего зависит от того, насколько единство её было органическим, насколько государству отвечала нация.

Понятие нации настолько сложно, что единого внешнего распознавательного признака ему не соответствует; в частности, нация может состоять из людей, различающихся по этнографическому признаку и считающих родными разные языки. Но если трудно определить сложившуюся нацию, то иногда гораздо легче распознать формирующуюся нацию. Если в составе «государственного народа» в смысле совокупности граждан крепнет единое ядро за счет периферийных владений, то это значит, что народ этот является нацией или же становится таковой. Если же отдельные группы, в состав этого народа входящие, обнаруживают тенденцию к параллельному развитию, без укрепления внутренних связей между ними, то это означает, что государственное единство является чисто механическим.

Признаки складывания и развития центрального ядра могут быть различны. Одним из наиболее явных представляется распространение одного языка в качестве средства общения между индивидами, образующими государственный народ.

Каковы же судьбы русского языка в России в её имперских пределах? Рос и растёт ли он, скрепляя, как бы цемент, в единое целое составные части имперского здания или же он неподвижен, или даже, быть может, отступает перед другими? Течёт ли, в частности, на почве распространения русского языка, литературного языка триединого русского народа и в то же время обиходного языка сильнейшей из трёх его ветвей, процесс сближения между ними, или, наоборот, мы стоим перед постепенным расхождением, делающим имперскую идею неосуществимой?

Ответы на эти тревожные вопросы могут быть получены при помощи данных, собранных произведённой 17 декабря 1926 года второй всеобщей переписью населения России и мастерски разработанных в 60-м выпуске «Бюллетеня Экономического Кабинета проф. Прокоповича». Данные переписи 1926 года могут быть при этом использованы, как сравнительно с результатами переписи 1897 года, так и сами по себе. Последнее возможно потому, что при переписи 1926 г. ставилось два тесно связанных друг с другом вопроса – о народности (т. е. этнографической принадлежности) и о родном языке, причём на первый вопрос записывался ответ, свободно даваемый опрашиваемым.

Ясно, что ответы на эти два вопроса относятся друга к другу скорее всего, как прошлое к настоящему. Когда человек говорит, что он украинец по народности, но что родным языком его является русский, то этим он заявляет, что в семье его, одним или двумя поколениями раньше, говорили по-украински, а теперь говорят по-русски. Это не значит, что он из украинцев сделался великороссом, а означает только то, что он, не отрекаясь от украинства, стал ощущать себя русским, т. е. членом центрального ядра «российской нации». А когда еврей или татарин признаёт русский язык своим родным, это означает, что он стал «россиянином», подлинным членом имперской нации – носительницы имперской государственной идеи.

Итак, судьбы русского языка имеют огромнейшее симптоматическое значение при суждении о ходе процесса цементирования имперского здания.

За 30 лет, протекших после переписи 1897 года, великорусская этническая группа возросла на 42,2 проц., а число лиц, считающих своим родным языком русский, — на 54,5 проц. Откуда взялись эти дополнительные 12,3 процента? Очевидно, из числа лиц, не принадлежащих к великорусской этнографической группе, но считающих себя частью «российской нации». Лица эти этнографически происходят из всевозможных групп; крупными поставщиками их являются украинцы и белорусы, первые из которых выросли в гораздо меньшей степени по признаку языка (на 36,3 проц.), нежели по признаку народности (на 54,2 проц.), тогда как вторые, размножившись этнографически (на 33 проц.), уменьшились в качестве языковой группы (на 2,9 проц.). Есть районы, в которых это общее явление проступает с исключительной резкостью. Так, в Глуховском округе украинцы составляют 74,4 проц. населения; но лиц, считающих украинский язык своим родным, насчитывается всего 35,3 проц., тогда как 23,6 проц. великороссов по народности соответствуют 62,9 проц. лиц, заявивших себя русскими по языку. Подобные явления повторяются и в ряде других украинских и белорусских округов.

Весьма характерны и цифры, получающиеся для городов Украины: в нынешней столице её Харькове великороссы по народности составляют 39,1 проц. населения, а лица с родным русским языком 52,8 проц.; соответствующие цифры для украинцев равны 51,1 проц. и 37,7 проц. В Киеве соотношение народностей определяется цифрами в 21,8 и 46,5 проц., а соотношение языков – цифрами 46,3 и 33,7 проц. Во всех городах Украины великороссы составляюсь 25,1 проц. населения, но считают родным русский язык 44,4 проц. Таким образом, внутрирусский интеграционный процесс в городах Украины протекает с большой интенсивностью.

Еще одно крайне интересное явление подмечено составителем статьи в «Экономическом Бюллетене». За пределами Европейской России великороссов (по народности) оказалось вчетверо больше, нежели украинцев и белорусов вместе (10 млн. против 2,5), тогда как в расчёте на всё государство соотношение величин представляется вдвое низшим (77,7 млн. против 35,4 млн.). На Сев. Кавказе, где великорусская колонизационная волна сходится с украинской, чрезвычайно резко превышение доли населения, показавшей своим родным языком русский, сравнительно с учётом по народности. Аналогичное явление, хотя и с меньшей яркостью, проявляется и в других частях Империи. Это свидетельствует, как будто, о том, что колонизационную н ассимиляционную функции русского народа с особой энергией выполняют те элементы его, в которых местное самосознание восполняется национально-имперским.

Итак, русский язык, а вместе с ним и имперская идея, за последнее тридцатилетие сделали большие успехи. В настоящее время русский язык считается родным 57,3 проц. всего населения СССР. Нет, конечно, сомнений в том, что значительная часть остального населения владеет им, не признавая его родным. Это доказывается не только существованием огромных территорий, в коих он является родным для 75-99 проц. населения, что вынуждает меньшинство более или менее знать его, но и распространением его в городах: целых 72,1 проц. населения русских городов считает своим родным языком русский. Восприятие русского языка, как родного, значительным большинством городского населения, конечно, делает его обиходным языком и для остальной части жителей городов. А роль городов, как центров изучения культуры, не позволяет сомневаться в том, что язык этот оказывается известным и многочисленным жителям деревни, в русские по преимуществу города приезжающим по своим надобностям.

Характерно при этом, что во всех частях Империи, в коих преобладают нерусские народности, города всё же остаются русскими. В этом факте противники имперской идеи усмотрят, пожалуй, только след минувшей эпохи «национального угнетения», приведшей к тому, что город, естественно, командующий над деревней, оказался заселённым преимущественно представителями господствующей национальности. Соображение это опровергается, однако, тем фактом, что и сейчас в городах нерусских этнографически частей Империи число русских по языку много выше числа русских по народности. Это доказывает, что, согласно вышесказанному, в городах этих интенсивно тёк ассимиляционный процесс складыванья имперской нации.

Все приведённые явления, как мы видели, относятся не только к прошлому, но могут быть констатированы и сейчас, после десятилетия своеобразной национальной политики советской власти. Если при переписи 1897 года не исключена была возможность некоторого преувеличения роли великороссов и русских вообще, то при переписи 1926 года условия отнюдь не благоприятствовали искусственному увеличению числа членов сильнейшей ветви русского народа. Приходится поэтому признать, что не искусственной руссификационной политикой старого режима объясняется роль русского языка в Империи. Если бы это было так, то десятилетие насильственной деруссификации давно уничтожило бы всякие следы наступления русского языка за предшествовавшие десятилетия наподобие того, как это имело место в ряде новых государств в отношении искусственно навязанных государственных языков. Нет, рост роли русского языка покоился и покоится не на принуждении, не на правительственной политике, а на глубоких причинах хозяйственного и культурного порядка, властно влекущих разнородные элементы к единству на почве единого государственного языка. Русский язык воистину является цементом имперского здания, а это последнее, как цементом схваченное, стоит и будет стоять, что бы ни предпринимали его враги.

Н.С. Тимашев[*].

«Возрождение» (Париж). № 1173, 18 Августа 1928 г.

Примечание:

[*] Тимашев Николай Сергеевич (1886-1970) — русский социолог и правовед, публицист, общественный деятель.

Родился 9 ноября 1886 года в Санкт-Петербурге в семье министра торговли и промышленности С.И. Тимашева. Образование получил в 1-й Санкт-Петербургской классической гимназии, затем — в Императорском Александровском лицее. С 1904 по 1906 годы учился на экономическом отделении Санкт-Петербургского политехнического института. Слушал лекции в Страсбургском университете. В 1914 получил степень магистра права при Санкт-Петербургском университете и приглашён читать в нём лекции. В 1916 году приглашён на должность доцента в Санкт-Петербургский политехнический институт. В 1918 избран профессором экономического отделения института, и вскоре — его деканом.

Октябрьскую революцию не принял. В 1921 году эмигрировал в Финляндию. Жил в Германии, сотрудничал в газете «Руль» и других эмигрантских изданиях, переехал в Чехословакию, куда был приглашён в 1923 году в Пражский университет на должность профессора, а затем и членом Института русской экономики. В 1928 году переехал в Париж, где был помощником редактора парижской газеты «Возрождение» (1928–1936), преподавал в Славянском институте Сорбонны и Франко-русском институте.

Специалист по социологии труда в США, известный российский исследователь масонства О.А. Платонов пишет о Тимашеве и его коллегах по газете: «Возрождение» стало тайным орудием масонства для осуществления контроля над русским патриотическим движением в эмиграции. Понимая, что невозможно остановить развитие русского патриотического движения, масонские конспираторы стремились его по-своему возглавить и увести в противоположную сторону. В «Возрождении», кроме известного масона Ю. Семенова, активными сотрудниками были не менее известные масоны А. Амфитеатров, И. Лукаш, Л. Любимов, В. Татаринов, Н.С. Тимашев, И.И. Тхоржевский, Н. Чебышев. В своей газете они не стеснялись клеймить «еврейско-масонское засилье», что совсем не мешало им регулярно посещать собрания своих масонских лож». (О. Платонов. В борьбе за Россию. Апология русской эмиграции. «Русский вестник». 06.10.2022: http://www.rv.ru/content.php3?id=14377).

В 1936 году Тимашев приезжает в США для работы в Гарвардском университете. Преподавал также в Фордемском и Калифорнийском университетах. Профессор социологии Фордемского университета (1940–57), где создал факультет социологии. Тимашев был одним из создателей социологии права. Его «Теория социологии» стала классической книгой в этой области и была переведена на несколько языков. В Америке он считался одним из самых выдающихся современных социологов.

В центре общественно-публицистической работы Тимашева стояла тема России, её история, место, судьба и назначение. Он считал, что с первых веков русской истории основы цивилизаций и культур России и Запада были схожими, общей была христианская основа культурного развития. Тимашев писал, что в российской истории был целый ряд явлений, которые говорили о том, что Россию ждало великое будущее. Он доказывал, что революция в России не была ни необходимой, ни неизбежной. В книге «Великое отступление» (The Great Retreat) на основе анализа экономического роста и динамики социально-политической структуры России в 1890-1913 гг. обосновал вывод о том, что, не будь революции 1917 года, Россия к 1940 г. вошла бы в круг наиболее развитых стран мира. На протяжении десятилетий считался активным врагом советской власти. Скончался в Нью-Йорке.