В. Ник. Иванов. Ч. 4.1.

ХАРБИНСКАЯ ТЕТРАДЬ

Предисловие

Харбин – чудный, диковинный плод взаимовлияния двух культур человеческой цивилизации, европейской и азиатской, словно дальневосточный кедр, обвитый виноградом.

Харбин – город, возникший по державной воле святого Царя-страстотерпца Николая II Александровича для строительства важнейшего ответления Великого Сибирского пути, – Китайско-восточной железной дороги.

Харбин – место взаимосотрудничества и соседства двух великих народов, русского и китайского.

Как Париж в Европе, так Харбин в Азии – главный центр жизни русских беженцев 20-40-х гг. ХХ века, времени после падения монархии в России и установления советской власти до окончания Второй мировой войны.

ХАРБИНСКАЯ ТЕТРАДЬ, как и ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ, представляет собой коллективный плод русской мысли, состоящий из отдельных авторских публикаций тогдашних книг и газет, рисующих Россию, в том числе дальневосточную, «которую мы потеряли», и пути возрождения новой России, которая обязательно воскреснет в былом величии и славе.

Благодарю Сергея Юрьевича Ерёмина, руководителя Исторической секции Русского клуба в Харбине, председателя ДИКЦ «Русское Зарубежье» и члена Русского географического общества (ОИАК, Владивосток) за содействие в работе над ХАРБИНСКОЙ ТЕТРАДЬЮ.

АНДРЕЙ ХВАЛИН

+

Всеволод Никанорович Иванов[1]

МЫ

Культурно-исторические основы русской государственности.

(ФРАГМЕНТЫ)

 

Дорогой памяти моего отца – москвича,

Никанора Лаврентьевича Иванова,

погибшего в наши смутные времена.

Кровавые зори свет поведают.

«Слово о полку Игореве».

… Знать свойство своего народа

И выгоды земли своей.

Крылов.

 

 

Часть 1. http://archive-khvalin.ru/v-nik-ivanov-ch-1/

Часть 2. http://archive-khvalin.ru/v-nik-ivanov-ch-2/

Часть 3.1. http://archive-khvalin.ru/v-nik-ivanov-ch-3-1/

Часть 3.2. http://archive-khvalin.ru/v-nik-ivanov-ch-3-2/

Часть 3.3. http://archive-khvalin.ru/v-nik-ivanov-ch-3-3/

 

Часть 4.1.

КИЕВ ИЛИ МОСКВА.

Киевский период был начальной школой нашей государственности; роль Киева кончается навсегда, и начинается роль Москвы, продолжающаяся до наших дней.

Западной точкой исторической нашей зоны, как было указано, является Киев, в отношении которого наша обычная школа неукоснительно прививала нам определение — «матери городов русских».

Но события революционного 1917-го года привели нас к тому, что Украина с Киевом во главе именно захотели отделиться от России и таким образом воочию демонстрировали всю фальшь этого традиционного наименования.

А ведь между тем Киев — это, несомненно, мать русского православия. Киев — это угодники и святые, что лежат в Киево-Печерской лавре, воссиявшей трудами преподобных Феодосия и Антония Печерских. От Киева ведь распространился свет православной греческой веры по «русской» земле. В Днепре окрестил св. Равноапостольный князь Владимир своих неуёмных киевлян, в Днепре же был утоплен Перун с золотыми усами.

Это противоречие указывает определённым образом, что государственность российская не во всём совпадает с тем, что мы называем «греческой верой». Мы можем начать нашу русскую историю с Киева, но только в том случае, если это будет история народности русской; но для того, чтобы искать в Киеве полные начала Российского Государства — для этого мы должны положить известные ограничения:

в Киеве находим начала греческой веры; в Киеве мы находим начало и стержень так называемого Киевского городского периода нашей истории; но мы никоим образом не должны растягивать эту схему на всю русскую государственность.

Как масло расплывается по поверхности воды, так расплылась радужной тончайшей плёнкой церковная греческая традиция по всей первоначальной нашей истории. Припомним незамысловатую схему, которую мы все учили в наших школах. ІХ-ый век застаёт нашу землю ещё живущей в лесах и на магистрали водного пути «из Варяг в Греки». Это сидят славянские племена, когда-то разбитые императором Траяном в их поступательном движении на Запад и угнанные за Карпаты обратно. Что касается их происхождения, то оно «темно и неясно». Может быть, это – скифы, хотя Ключевский и протестует против отождествления славян со скифами; может быть, это – часть арийской или индо-германской расы. Есть версия, что славяне принадлежат к народу хуннов (китайское — сюн-ну, хун-ну), именно к западной его ветви, известной под именем гуннов: таково мнение историков Ю.М. Венелина, В.М. Флоринского, Д.И. Иловайского. Однако, это мнение оспаривается, так как некоторые историки считали гуннов народом угро-финского происхождения, а другие видели в нём монголов или же турок.

В своих исследованиях об остающихся культовых обычаях Мордвы[2] П.И. Мельников-Печерский доказывает наличность сходства между религиозными обрядами этого финского племени и обрядами славянскими:

«Вообще, мордовская вера, — пишет он, — имела, кажется, большое сходство с языческой верой русских славян, если не была одною и той же. У русских, уже девятьсот лет как принявших христианство, она совершенно забылась, но остатки её сохранились в разных обрядах, из которых многие трудно или вовсе невозможно объяснить. Мордва крещена не так давно, и ещё помнит старинную свою веру. По сохранившимся у Мордвы религиозным обрядам и по преданиям об их религии можно объяснить многие русские обычаи и обряды».

Эти сходства, конечно, могут быть объясняемы племенным родством прежде всего.

Но все же — кто же такие славяне?

Не входя, однако, в эти подробности, не давая определённого ответа, мы должны сказать, что особый интерес для нас имеют известия о белокурых азийских племенах. Китайские источники дают чрезвычайно интересные указания относительно этих короткоголовых, вытеснивших длинноголовых палеазийцев на северо-восток Азии и образовавших в южной Сибири свои владения под именем динлинов, впоследствии сменённых хакасами.

Под именем народа ди или динлинов древним китайцам известны были различные белокурые и светлоглазые племена, которые веков за 15 до Р. X. обитали в южной части Гобийской пустыни и в долине Жёлтой реки. Позднее, в IV веке до Р. X., когда китайцы сильно потеснили динлинов, они из долины Хуан-хэ пошли — одни на юг, другие же отправились на север, в Саяно-Алтайскую горную страну. Там они образовали в Южной Сибири свои поселения. В III в. до Р. X. здесь образовалось могущественное государство хуннов, и восточные динлины покорились им. Спустя 1 ½ века, когда Хуннская держава стала клониться к упадку, они в союзе с западными динлинами и сянбийцами начали успешную борьбу со своими поработителями и сбросили их. Вскоре после этого динлины возрождаются и становятся могущественным народом. Приблизительно около этого времени восточные динлины на южных границах своего государства начинают смешиваться с неизвестным белокурым племенем гянь-гунь, и каким -то турецким племенем Алтая. В начале VI века динлины под давлением каких-то среднеазиатских властителей — жужанов, уходят куда-то на Запад, и с этого времени китайские историки перестают упоминать о них . Южные динлины сливаются с хакасами.

По сведениям китайских летописей, динлины были рослого телосложения и имели прямые высокие носы, русые волосы и голубые глаза. Внутренними качествами народ этот отличался от китайцев и иных соседей. Динлины имели сердца тигров и волков и удивляли всех своим презрением к смерти, решительностью и отвагой, — сообщают китайцы. Дорожа личной свободой, они не выносили подчинения, и поэтому бросали порабощенную родину и уходили туда, где был простор и не было угнетателей. Динлины распадались на множество мелких родов под начальством независимых друг от друга предводителей и собирались для отпора врагу только в редких случаях. Они были воинами от природы и вели борьбу ради борьбы. Вот почему, несмотря на все выдающиеся духовные превосходства китайцы, а впоследствии хунны, сянбийцы, и жужане сравнительно легко побеждали их, ибо имели дело не со сплочённым народом, а с отдельными разрозненными поколениями.

Второй отличительной особенностью динлинов, выделявшей их из рядов других народов, была сравнительно высокая материальная культура. В то время, как северные динлины занимались охотой, разводили скот и знали лишь начатки земледелия, некоторые из их южных собратий были хорошо знакомы с виноделием и умели выделывать вино. Они добывали металлы — железо, золото и серебро, из которых изготовляли оружие и выделывали воинское снаряжение. С незапамятных времён динлины умели строить деревянные дома и покрывать их древесной корой, камышом, бамбуком и проч. Они обладали искусством тесать камень и высекать из него различные изображения. По свидетельству китайцев, динлины любили украшать себя разноцветною одеждою и разными драгоценными предметами из золота, серебра и самоцветных камней.

Позднейшие китайские источники сообщают нам о некоем «пегом» народе по—ма, обитавшем в VII веке по Р. X. в южной и средней Сибири. Владения этого народа простирались до Северного моря на 50 дней пути и надобилось не менее месяца, чтобы пересечь их владения с востока на запад. Наружностью они походили на хакасов, но язык был иной. Они занимались охотой, рыболовством, земледелием, жили в бревенчатых срубах, крытых березовою корою и употребляли глиняные и медные сосуды и изредка и железо, которого у них было мало.

По-ма имели до 40.000 войска и делились на общины, управляемые независимыми друг от друга начальниками, и часто враждовали между собой. Возможно, что они были потомками динлинов.

Вторым культурным народом древней Сибири были хакасы. Клапрот[3] полагает, что около времени Р. X. динлины в южных своих пределах стали перемешиваться с поколениями какого-то иного тоже белокурого народа, известного китайцам под именем гянь-гунь. Затем с юга сюда же стали проникать поколения какой-то турецкой, может быть, уйгурской народности, которая, перемешавшись с гянь-гунями и динлинами, дала новый народ —хакасов.

По наружности они походили на динлинов, но говорили на турецком языке. Все они были высокого роста, со светлыми волосами, румяными лицами и голубыми глазами. Черные волосы были у них дурным признаком, а люди с карими глазами считались потомками китайцев. Народ этот был очень храбр, горд, стоек. Общее их число простиралось до нескольких сот тысяч человек.

Государство хакасов было союзом нескольких колен и во главе их стоял царь, называвшийся Ажо. В IX веке Ажо, гордый своими победами над уйгурами, принял титул Кахана или Хана. Постоянный стан Ажо находился на Енисее и назывался Мидичжи. Он ограждён был палисадом, а его войлочные палатки превосходили величиной жилища хакасских начальников. Хакасское общество, ещё не выйдя из родового строя, начало уже распадаться на богатых и бедных, или — простой народ. Любопытно, что у хакасов были уже какие-то ясачные, обязанные платить им дань соболями и белками.

Хакасы вели оседлый образ жизни и занимались земледелием и скотоводством. Они были знакомы и с городскою жизнью: по сведениям китайцев, хакасы имели несколько городов — Гян-чжеу, Илан-чжеу и др. Так же, как и динлины, хакасы строили себе бревенчатые жилища и покрывали их берёзовой корой: по-видимому, они пользовались ими преимущественно в зимнее время. Они возделывали рожь, просо, ячмень, пшеницу, — на второй месяц года сеяли, на девятый жали. У них были ручные мельницы. Из хлебных злаков они приготовляли хлеб и какой-то хмельный напиток. Хакасскою письменностью написаны, между прочим, и известные писаницы на Енисее.

На войне хакасы употребляли мечи, луки, стрелы и знамёна. Для предохранения от поранений конница покрывала руки и ноги деревянными щитками; такие же щитки накладывались и на плечи.

Они питались хлебом, молоком, мясом, и носили пестрые одежды. Ажо носил соболью шапку, а летом шляпу с загнутыми полями; прочие носили белые войлочные шляпы. Богатые ходили зимой в собольих и рысьих шубах, простой же народ в овчине, в меховых шапках; летом головного убора не носили.

Из религиозных культов хакасов необходимо отметить до принятия ими Ислама принесение жертв духам рек и трав, а также и погребение в курганах со всем хозяйственным обиходом, при чём наблюдается сожжение скота на могилах[4].

В русских и английских газетах Дальнего Востока летом 1925 года промелькнуло известие о любопытных результатах путешествия члена Харбинского О-ва Ориенталистов И.А. Дьякова в долину верхнего Меконга. Он утверждает, что в этом девственном углу Азии на границе Индо-Китая ему пришлось встретить белокурые и светлоглазые племена, обиход которых чрезвычайно похож на вышеописанный и на славянский. Возможно, что это остатки южных динлинов; г-н Дьяков именует их племенами Лоло и Шоша. Между прочим, имя Лоло имеется в указанном Атласе Клапрота в числе племён неизвестного происхождения.

Но отложим из осторожности все такие соблазнительные сообщения и аналогии чересчур смелые; мы не знаем, были ли эти народности славянами, пусть мы ничего не знаем о наших предках — нам не посчастливилось иметь своего Тацита, которого имели германцы. Но всё равно, мы знаем, что представляла собой Европа во время, предшествовавшее рождению Христа. Это было сплошное передвижение народностей, в виде ли кочевых племён, в виде ли военных орд; Европа кипела, как котёл, и это кипение означало не то начало новой культуры, не то конец старой. Вернее – и то, и другое одновременно, покамест Азия — эта колыбель народов слала одну волну за другой на далёкий и привлекательный Запад.

Племена галльские, германские, осевшие до того на равнинах Европы, накопившись у непреоборимых барьеров морей, в своём водопаде растворили и ослабили культуру Греции и Рима, этих кучек старого оседлого человечества, сбившихся на длинных мысах Эллады и Италии. Быть может, именно в сказаниях о походах Аргонавтов, о Троянской войне видим мы это пробуждение старой страсти к странствованию, при чём степь уже заменена морем, а конь — востроносым кораблём. Окружение водой способствовало культуре страны как именно внутренней пришлифовке населения друг к другу, как это особенно наблюдаем в высокой внутренней культуре Японии и Англии. Водяной барьер прикрепляет людей к земле, переводя их от экстенсивного богатства плодоносных земель к интенсивному и плодотворному ковырянию сохой или мотыгой в недрах, каковое ковыряние этимологически и означит слово «культура», то есть то, что сделано на земле руками человека. Эта же вода даст этим людям и пути сообщения и возможность широкого и просветительного обмена. А последующая история Европы даст дифференциацию наций из универсального наследия Карла Великого, и начнёт современную Европу.

Расселение так называемых славян с их сложными и перепутанными между собой племенами представляет примерно одинаковую картину. Племена эти расталкиваются к воде, при чём более сильные уселись раньше по самой воде, если только сильными не стали как раз те, которые уселись у воды раньше. Вода, мать-река в ту эпоху, при полном опасности передвижения по сухопутью, при возможности всяких неожиданных нападений, при обилии зверья, при отсутствии дорог в лесах, при закрытом горизонте, вода, дающая возможность раньше увидать опасность и убежать от неё, вода — средство сообщения на далекие расстояния — вода просто была возможностью известной более-менее спокойной жизни. Прошлое России — на воде, парафразируем мы известную фразу.

Сидящий при воде был связан с иными странами и мог легче получить чужую культуру. Для нас — это возможность исходила со стороны Варягов и Греков. Вера пришла к нам из Греции по Днепру, Варяги принесли нам по воде же княжеский род, который дал слабые начатки городской государственности.

У Ключевского чрезвычайно подчеркнуто то устрояющее значение военной норманнской силы, которая явилась в затерянные дебри славянских лесов, где жили наши предки, свое разделение полагавшие именно в естественных условиях своего существования — «поляне», «древляне». Не следует, далее думать, что Варяги шли к славянам преднамеренно — основывать там государство: это было просто одно из очередных их блужданий по чужим землям их реками — так они домом Готвилей возвысились они в Италии, под Робертом Гюискаром, так пришли они в Англию с Вильгельмом Завоевателем. Конечно, нечего искать и большой знатности от этих пройдисветов тогда, когда достоинство завоевателя покоилось на острие его меча.

Поэтому нечего и удивляться, что пьяной буйственной веселостью дышит это слово «рус» — rus, которым они окрестили одно племя наших предков. Рус — по-шведски значит пьяный, отчаянный, смелый человек, удалец, который не прочь выпить. Отсюда можно видеть некоего рода одобрительность к такого рода поведению наших предков, и любопытную черточку их собственного быта[5].

Говоря так, мы не утверждаем отнюдь норманнскую теорию происхождения нашего государства. Норманны были просто одним из исторических эпизодических процессов, который имел место в нашей стране, и отнюдь не адекватен сам тем следствиям, которые он вызвал, как причина. С незапамятных времён бродили норманны по лицу Восточной Европы, как и другие народы, Готы, например, при втором своём нашествии съехали речной системой на 500-х малых кораблях и разгромили Византию. При третьем же нашествии они прошли мимо Византии, взяли Афины и Солунь, на обратном пути разрушили храм Дианы Эфесской, после чего в 268 году были разбиты Клавдием в Эгее. Интересно здесь то использование речной системы, которое позже мы увидим у всех завоевателей, вплоть до Ермака при «покорении Сибири».

Славяне, к началу нашей истории, не пробравшись к морю, или будучи отбиты от него, садятся по рекам, зажигая этим тусклый огонёк государственности, имевший очень мало шансов, чтобы уцелеть и разгореться в бурное пламя, хотя бы и при корыстной помощи чужеродного «князя», то есть верха, начальника, который совместно со своей дружиною своим организованным присутствием давал жить и торговать туземцам, сам при этом добывая золото и меха, которые так любили скандинавы.

(Продолжение следует)

Примечания:

[1] Иванов Всеволод Никанорович (1888-1971) — русский писатель, философ, историк, автор повестей и романов. Детские и юношеские годы прошли в Костроме. В 1912 году окончил историко-философский факультет Санкт-Петербургского университета. Во время учёбы и после его окончания стажировался в Гейдельбергском и Фрайбургском университетах. С началом Первой мировой войны был призван в армию (служил в запасном 107-м пехотном полку, где был начальником учебной команды). Имел чин прапорщика армейской пехоты. Высочайшим приказом, состоявшимся 27 августа 1916 года, был награждён орденом Св. Анны 3-й степени за отлично-ревностную службу. Произведён в подпоручики. После Февральской революции был избран членом полкового комитета, служил в Перми. С февраля 1918 года работал ассистентом на кафедре философии права Пермского отделения Петербургского университета. В том же году стал преподавателем кафедры философии права. Публиковался в газетах. В декабре 1918 — январе 1919 года — в действующих частях генерала А.Н. Пепеляева.

В мае 1919 года занимал должность вице-директора в Русском бюро печати, объединявшем все информационные службы правительства Колчака, работал редактором «Нашей газеты», издававшейся Русским бюро печати и выходившей ежедневно с 16 августа по 9 ноября 1919 года, до самого прихода красных.

В 1920 году открыл в Харбине газету «Заря», создал единый центр информации на Дальнем Востоке — Дальневосточное информационное телеграфное агентство (ДИТА) и стал его директором.

В марте 1921 года Иванов приехал во Владивосток на несоциалистический съезд. Редактировал газету «Вестник Несоциалистического съезда», сблизившись с братьями Н.Д. и С.Д. Меркуловыми. С 1921 года был уполномоченным по печати (по информации) Приамурского «Меркуловского» правительства во Владивостоке, издавал «Вестник Приамурского Вр. Правительства», «Русский край» и «Известия Вр. Правительства». С 26 мая 1921 и до 1922 года редактировал и издавал во Владивостоке «Вечернюю газету».

22 октября 1922 года, накануне падения монархического Приамурского Земского Края, Всеволод Иванов эмигрировал из Владивостока на пароходе в Мукден, а затем в Тяньцзинь. С 1922 по 1945 год жил в Китае, Корее, Маньчжурии. С 1927 по 1930 год и в 1932 году работал в Харбине корреспондентом газеты «Гун-бао» (китайский официоз на русском языке). Активно публиковался в периодических изданиях.

В феврале 1945 г. возвратился в СССР. По возвращении в Советский Союз много ездил по стране, писал, вступил в Союз писателей СССР. Жил, умер и похоронен в Хабаровске.

Все выделения в тексте сделаны автором – В.Н. Ивановым.

[2] Мельников-Печерский П.И. Собрание соч., том VII. стр. 486. Очерки Мордвы.

[3] Клапрот Генрих Юлиус (1783 – 1835) – немецкий лингвист, историк, этнограф, писатель, востоковед. Сыграл выдающуюся роль в превращении восточноазиатских исследований в научные дисциплины с критическими методами – ред.

[4] Ср. у проф. Огородникова, в его «Истории Сибири». Аналогичные указания даны у Клапрота в его «Атласе» с комментариями (1828 г.), а также у Грум-Гржимайло — «Описание путешествия в Западный Китай». Тт. I-III. Изд. Р. Геогр. О-ва 1896-1907; его же «Белокурая раса в Средней Азии» — Сборн. в честь Г.Н. Потанина. Зап. Имп. Р. Г. О-ва. Т. XXXIV, 1909.

[5] Ср. Стрингольм. Походы Викингов, пер. Шемякина, 1860 г.