В. Ник. Иванов. Ч. 3.1.

ХАРБИНСКАЯ ТЕТРАДЬ

Предисловие

Харбин – чудный, диковинный плод взаимовлияния двух культур человеческой цивилизации, европейской и азиатской, словно дальневосточный кедр, обвитый виноградом.

Харбин – город, возникший по державной воле святого Царя-страстотерпца Николая II Александровича для строительства важнейшего ответления Великого Сибирского пути, – Китайско-восточной железной дороги.

Харбин – место взаимосотрудничества и соседства двух великих народов, русского и китайского.

Как Париж в Европе, так Харбин в Азии – главный центр жизни русских беженцев 20-40-х гг. ХХ века, времени после падения монархии в России и установления советской власти до окончания Второй мировой войны.

ХАРБИНСКАЯ ТЕТРАДЬ, как и ПАРИЖСКАЯ ТЕТРАДЬ, представляет собой коллективный плод русской мысли, состоящий из отдельных авторских публикаций тогдашних книг и газет, рисующих Россию, в том числе дальневосточную, «которую мы потеряли», и пути возрождения новой России, которая обязательно воскреснет в былом величии и славе.

Благодарю Сергея Юрьевича Ерёмина, руководителя Исторической секции Русского клуба в Харбине, председателя ДИКЦ «Русское Зарубежье» и члена Русского географического общества (ОИАК, Владивосток) за содействие в работе над ХАРБИНСКОЙ ТЕТРАДЬЮ.

АНДРЕЙ ХВАЛИН 

+

Всеволод Никанорович Иванов[I]

МЫ

Культурно-исторические основы русской государственности.

(ФРАГМЕНТЫ)

 

Дорогой памяти моего отца – москвича,

Никанора Лаврентьевича Иванова,

погибшего в наши смутные времена.

Кровавые зори свет поведают.

«Слово о полку Игореве».

… Знать свойство своего народа

И выгоды земли своей.

Крылов.

 

Часть 1. http://archive-khvalin.ru/v-nik-ivanov-ch-1/

Часть 2. http://archive-khvalin.ru/v-nik-ivanov-ch-2/

 

ГРОЗНЫЙ

Часть 3.1.

Иван Грозный — личность, известная всему русскому народу. Правда, речи кн. Андрея Курбского, этого одного из первых русских типичных интеллигентов, повторялись и повторяются до сих пор в наших учебниках и учёных произведениях, создавая отрицательный тип русского самодержца; но немногим русским людям в то же время известно, что столь распространённая отрицательная, позорная характеристика одного из замечательнейших Русских Царей, принадлежит именно ему, Курбскому, этому «рюриковичу», как равно неизвестны и те обстоятельства, при которых она дана.

Курбский характеризует Грозного следующим образом:

— Егда же начал приходити в возраст, аки лет в дванадесять (12)… нача перве безсловесных кровь проливати, со стремнин высоких мечуще их, (по их языку — с крылец, або с теремов) тако ж и иныя многия неподобныя дела творити являюще хотящее быти немилосердое произволение в себе… Егда же уже приходше к пятому на десять (15) лету, ивяще, тогда начал человеков уроняти. И собравши четы юных около себя детей и сродных оных предреченных сигклитов (бояр) по стогнам и торжищам начал на конех с ними ездити, и всенародных человеков, мужей и жен, бити и грабити, скачуще и бегающе всюду неблагочинне; ласкателем же все таковое на свою беду восхваляющим: — О, храбр, глаголюще, будет сей царь и мужественен! Егда же прииде к седьмому на десять лету (17) тогда те прегордые сигклитови (боярство) начаша подущати его и мстити им свои недружбы, един противу другого; и первые убиша мужа пресильного, зело храброго стратига и великородного, иже был с роду княжат Литовских, единоколенен королеви Польскому Ягайлу, именем князь Иван Бельский, иже не токмо был мужественен, но и разуме мног, и в священных писаниях искусен. Помале же времени он же сам повеле убити такожде благородное едино княжа, именем Андрея Шуйскаго, из роду княжат Суздальских[II].

В таких примерно неблагоприятных чертах представляла до сих дней облик Ивана Грозного почти вся грамотная Россия. Но в одном письме Императора Петра Великого есть об Грозном чрезвычайно любопытный отзыв. Пётр говорит там, что все те ужасы, которые рассказывают про царствование Грозного, — не есть, однако, самое главное. Пётр Первый полагал, что этим самым главным делом Грозного было собирание и управление Русской земли, что он, Пётр, в своей деятельности, из предков более всего подражал именно Грозному.

Грозный! Это прозвание англичане и французы переводят словом terrible, немцы — der Schrekliche. Такой перевод глубоко неправилен и показывает, как европейцы вообще мало смыслят в наших делах. В старом русском обязательстве младших князей есть обещание служить Великому Князю Московскому «честно и грозно», то есть устрашая и потрясая своей властью, что далеко от того, чтобы быть «ужасным». Власть в русском понимании всегда грозна, и потому прозвище Грозный — значит властный.

В Иване Грозном, о котором его беременной матери Елене Глинской предсказал юродивый, что «родится Тит, широкий ум», мы встречаемся с носителем крепкой верховной власти, уже ясно осознавшим русскую национальную идею. Великолепно и победоносно кончаются отношения с непрочными остатками выветрившихся Орд — с Царством Казанским, с Астраханским. Новгородские земли уже крепко привязаны к Москве дедом и отцом Грозного. На Западе остаётся только ополяченная и отуреченная Украина, да сами поляки, в своей амальгаме латинства и славянства, не вырешившие пока «старого спора, уже взвешенного судьбою…». Московское царство же прочно сидит на хребте царства Монгольского, найдя в хребте этом замену шаткому и неопределённому содержанию понятия славянства. И во внутреннем устроении Москвы мы видим твёрдую и умную руку. Если население первых веков представляет из себя текучую по всем направлениям воду, если для «всенародных человеков» и для князей в сущности не существовало никаких определённых государственных границ, а народ взапуски шатался семо и овамо в поисках «землиц», в поисках легчайших способов прокормления, то Иваном ІѴ-ым теперь делаются определённые шаги для создания класса земледельцев из этого рода народного зыбуна; народности эти расписываются по обжам (единица площади для поземельного налога, равнялась площади земли, которая вспахивалась с помощью одной лошади в течение одного светового дня – А.Х.) и сохам, как это было начато монгольскими и китайскими администраторами, и упорядочивалось Иваном III, и народ вообще укрепляется на земле, укрепляется государственной властью, кончая этим свой вольный период полукочевого, полубродяжнического существования; ему остается только Юрьев день, который скоро отымет у него Царь-татарин Борис Фёодорович, создавая этим прочную основу для поместного землевладения государевой землёй, во главе какового становятся верные государевы слуги, бояре, служилый люд и монастыри.

Таким образом, государственные формы на Руси возникали по указу свыше, а не фиксировались лишь таковым, вырастая предварительно органически. Даже в том давнишнем государственном творчестве виден этот раскол между властью и формируемой ею действительностью, который разрастается впоследствии в революционные бури и настроения.

Конечно, ни одно историческое явление не может быть исчерпано одним указом. На Руси остаются шайки шляющихся вольных людей, казаков, люда звания разноличного, которые все одинаково бегут от жестокого государственного порядка Москвы, тратя свою жизнь в привольных скитаниях в «Диком поле». На Москве таким людям делать нечего; там порядок государственный — либо сиди на земле, да паши её, либо служи ратным делом, что одинаково не легко, потому что в душах ещё живы впечатления первобытной свободной ловчей жизни. И эти люди бродят в степях, поставленные, по существу вещей, вне закона. Они предмет особенного внимания и забот царских воевод и различных засад-гарнизонов по различным городам и острогам. Им остаётся поэтому одно — либо сложить зря свои буйные головы, либо поискать таких новых мест, где они могли бы сесть и быть полными хозяевами, действующими за свой страх и риск. Вот этот то элемент и принимали под свою мудрую организующую опеку смелые и энергичные русские добытчики на Востоке — купцы Строгановы.

Эти три элемента великокняжения Ивана Грозного, а именно:

а)           осознание Великим Князем Московским национального характера своей власти;

б)           организация земледельческого класса государства.

в)           направление движения энергичного и деятельного элемента к новым местам на Восток в качестве закваски для будущего поселения там —

являются главнейшими и важнейшими линиями в этом периоде русской истории. Та Россия, к которой мы имеем счастье принадлежать, создалась им, Иваном Грозным, окончательно охватившим текучую жизнь народностей на просторах Восточной Европы и Северной Азии плотною сетью русских государственных учреждений, несложных спервоначалу, но сильных своею уместностью и чреватою дальнейшими историческими следствиями, каких уже не могли дать монголы, давшие Великому Князю Московскому и подход, и схему, и метод действия.

Конечно, в Великом Князе Иване ещё много того, что мы следили на предыдущих страницах, — много борьбы за власть, за заветный ключ к государству, за личное достижение в борьбе за престол. Но за то у него отчётливо ясно сознание национальной и государственной идеи. Иван Грозный стоит головой выше таких ранних «западников», как князь Андрей Курбский, зря популяризованный графом Алексеем Толстым; он выше окружавшего его общества, полного типичной русской крамолы, борьбы за собственные интересы, распутства и небрежения государственных интересов, что мы видели в том же селе Боголюбове.

Как известно, князь Курбский бежал от Царя Ивана и его тяжёлой руки в город Вольмар в Ливонии, где перешёл в подданство короля Жигимонта. Из этого «града Волмера» он и пишет Царю обличительные «эпистолии»: «Избиенные тобою у престола Господня стояще, отмщения на тя просят; заточенные же и прогнанные от тебя без правды от земли к Богу вопием день и нощ».

Что же пишет «против его, князь Андрея, письма», молодой 34-х летний монарх? Впервые видим мы в его письме данную совершенно отчётливую систему идеологии русского монархизма.

«Бог наш Троица, иже прежде века сый, ныне есть Отец и Святой Дух, ниже начала имать, ниже конца, о нем же мы живем, движемся, есьмы, им же царие царствуют и сильнии пишут правду. Иже дала быть единородного слова Божия Иисус Христом, Богом нашим, победоносная херугвия и крест честной и николи непобедима есть, первому во благочестии царю Константину и всем православным царем и содержателем православия и понеже смотрения Божии слова всюду исполняшеся, Божественным слугам Божия слова всю вселенную, якоже орли летанием отекше, даже искры благочестия дойде и до Русского царства: самодержавство Божиим изволением почин от Великого князя Владимира, просветившаго всю Русскую землю св. Крещением , и великого царя Владимира Мономаха, иже от Грек высокодостойнейшую честь восприемша, и храброго великого государя Александра Невского, иже над безбожными Немцы победы показавшаго, и хвалам достойного великого государя Дмитрия, иже за Доном над безбожными Агаряны велику победу показавшаго, даже и до мстителя неправдам, деда нашего великого государя Ивана, и в закосненных прародительствиях земли обретателя, блаженныя памяти отца нашего, великого государя Василия, — даже дойде и до нас смиренных, скиптродержание Русского царствия. Мы же хвалим за премногу милость, происшедшую на нас, еже не попусти доселе деснице нашей единоплеменною кровью обагритися: понеже не восхитихом ни под ким же царства, но Божиим изволением и прародителей и родителей своих благословением, якоже родихомся во царствии тако и возрастихомся Божиим велением и родителей благословением свое взяхом, а не чужое восхитихом. Сего православного истинного самодержавства многими владычествы владеющаго, повеление» и т. д.

Это — полная идеология русского самодержавия, в которой отразились те греческие веяния и условности, о которых мы говорили всё время. Если же историк или публицист и разберёт путанные нити хода, которыми русская история фактически подошла именно к этому окончательному резюме своего хода в образовании власти, то всё же эти наличные искажения и условности отнюдь не могут почесться неверными. Напротив того, они верны, потому что они исторически действенны. Раз такая отчётливая идея царской власти появилась у её носителя, человека мужественного, умного, энергичного, — силой своего действия в истории она уподобится тысячам лошадиных сил. С этого момента идея Православного Русского Царя озаряет просторы Русского царства как самоцветная шапка Сибирская, как гранёный наш Кремль.

Для того, чтобы понять такой способ ценения идеи по её общественной и государственной действительности, нужно совершенно изменить тот эталон, который существует у русской интеллигенции издавна, и который прекрасно выражен в словах Курбского, что де «Царь должен искать совета у всенародных человеков, а не только у своих советников». При Иване IV действовала спервоначалу такая «избранная рада» во главе с попом Сильвестром и Адашевым, но главная сила Царя была всё-таки не в этом совете, а в Царе самом. «Замечательно, — говорит Костомаров, — что бояре старались удержать на всю зиму Ивана под Казанью, и находили это необходимым для того, чтобы приучить к повиновению разнородные племена, населявшие царство, — мордву, черемисов, вотяков и башкир». Выходит, следовательно, что для этих племён, составляющих население пространств Восточной Европы, Царь был нужен, именно — нужен[III].

Уже и прежде московские властители считали себя царями преемственно, потому что именно они заступили для Руси место Ханов Золотой Орды, которых в течение веков наши предки именно считали царями; кроме того, Московские Великие князья считали себя по женской линии преемниками Византийских Императоров, которых титул басилевс, издавна переводился словом царь. Именно эту вторую «женскую линию» передачи «победоносной херугвии честнаго Креста» видим мы разработанной в приведённом отрывке из письма Грозного, которым он обосновывает свои самодержавные права по отношению к своим подданным. Но никакая передача на Москву сомнительных регалий Константина исторически не вывела бы нас и Москву на твёрдую дорогу, на которую мы вышли нашим монгольским путём. Традиция эта сохранялась в греческой церкви, а действительность, практичность и историческая справедливость именно требовали поставления Московского Великого Князя «в Хана место». Вот в просьбе бояр под Казанью и выразилась эта необходимость.

(Продолжение следует)

 

Примечания:

[I] Иванов Всеволод Никанорович (1888-1971) — русский писатель, философ, историк, автор повестей и романов. Детские и юношеские годы прошли в Костроме. В 1912 году окончил историко-философский факультет Санкт-Петербургского университета. Во время учёбы и после его окончания стажировался в Гейдельбергском и Фрайбургском университетах. С началом Первой мировой войны был призван в армию (служил в запасном 107-м пехотном полку, где был начальником учебной команды). Имел чин прапорщика армейской пехоты. Высочайшим приказом, состоявшимся 27 августа 1916 года, был награждён орденом Св. Анны 3-й степени за отлично-ревностную службу. Произведён в подпоручики. После Февральской революции был избран членом полкового комитета, служил в Перми. С февраля 1918 года работал ассистентом на кафедре философии права Пермского отделения Петербургского университета. В том же году стал преподавателем кафедры философии права. Публиковался в газетах. В декабре 1918 — январе 1919 года — в действующих частях генерала А.Н. Пепеляева.

В мае 1919 года занимал должность вице-директора в Русском бюро печати, объединявшем все информационные службы правительства Колчака, работал редактором «Нашей газеты», издававшейся Русским бюро печати и выходившей ежедневно с 16 августа по 9 ноября 1919 года, до самого прихода красных.

В 1920 году открыл в Харбине газету «Заря», создал единый центр информации на Дальнем Востоке — Дальневосточное информационное телеграфное агентство (ДИТА) и стал его директором.

В марте 1921 года Иванов приехал во Владивосток на несоциалистический съезд. Редактировал газету «Вестник Несоциалистического съезда», сблизившись с братьями Н.Д. и С.Д. Меркуловыми. С 1921 года был уполномоченным по печати (по информации) Приамурского «Меркуловского» правительства во Владивостоке, издавал «Вестник Приамурского Вр. Правительства», «Русский край» и «Известия Вр. Правительства». С 26 мая 1921 и до 1922 года редактировал и издавал во Владивостоке «Вечернюю газету».

22 октября 1922 года, накануне падения монархического Приамурского Земского Края, Всеволод Иванов эмигрировал из Владивостока на пароходе в Мукден, а затем в Тяньцзинь. С 1922 по 1945 год жил в Китае, Корее, Маньчжурии. С 1927 по 1930 год и в 1932 году работал в Харбине корреспондентом газеты «Гун-бао» (китайский официоз на русском языке). Активно публиковался в периодических изданиях.

В феврале 1945 г. возвратился в СССР. По возвращении в Советский Союз много ездил по стране, писал, вступил в Союз писателей СССР. Жил, умер и похоронен в Хабаровске.

Все выделения в тексте сделаны автором – В.Н. Ивановым.

[II] Князя Курбского История Ивана Грознаго. Прим. авт.

[III] Здесь повторялась любопытнейшим образом история Александра Великого, который, став повелителем завоёванных им стран Востока, в то же время объявил себя владыкой божественного происхождения, что, однако, с трудом укладывалось в сознание свободолюбивых его эллинских и македонских соратников, и создавало известные конфликты между ними, как напр., тот, в котором был убит Клит, друг Александра. Прим. авт.